аэродромом. Его первенство было признано всеми летчиками, даже самим Пегу, которого он опередил на несколько дней. В Киеве штабс-капитан Нестеров стал известен своими безумно смелыми, но всегда удачными перелетами.
В текущем году, 11 мая, штабс-капитан Нестеров, уже начальник одного из отрядов 3-й авиационной роты, неожиданно для всех совершил блестящий перелет из Киева в Гатчину, вместе с пассажиром, унтер- офицером Нелидовым. Весь перелет он совершил в 18 часов, если не считать времени остановок в пять с половиною часов. Перед самой войной, в первой половине июля, штабс-капитан Нестеров совершил еще более блестящий перелет из Москвы, где он на заводе «Дук» наблюдал за постройкой аэропланов, в Петроград – всего в четыре с половиной часа. Перелет сделан на только что выстроенном, еще не испытанном аппарате. Своими перелетами штабс-капитан Нестеров установил несколько новых мировых авиационных рекордов. После объявления войны штабс-капитан Нестеров сейчас же отправился в действующую армию. После геройски погибшего летчика остались жена и трое детей.
Гибель Нестерова ужасный удар, постигший нашу авиацию и русскую армию. Этот скромный человек, первый в мире решившийся сделать «мертвую петлю» в воздухе на стареньком аппарате, поставивший на том же аппарате рекордный перелет Киев – Петроград, погиб смертью героя, уничтожив австрийский аппарат, подкравшийся к русским.
Нет слов перед этой свежей могилой и нет слез.
Главное, что одухотворяло этого удивительного человека, – это безграничная храбрость.
Прочтите сообщение, которому мы с грустью должны верить.
Уже раз избегнув опасности под Львовом, он не только вернулся опять в воздушный строй, но и захватил с собой трофей – австрийского часового.
Его душа, все время рвавшаяся к подвигу, к свершению того, что еще никто не делал, требовала жертв своей жизнью, и он погиб.
Тихий, ласковый, милый – он был прообразом русского беззаветного геройства.
Все, кто его знал, кто помнит его подвиги, помянут его светлую душу.
31 августа киевляне хоронили с великою скорбью национального героя, штабс-капитана Петра Николаевича Нестерова.
Прах его, в присутствии Великой княгини Милицы Николаевны и ее августейшего сына князя Романа Петровича, генералитета, авиационного отряда и представителей различных правительственных и общественных учреждений, при орудийных салютах, опустили на Аскольдовой могиле. В аккорде похоронных звуков и пения «вечной памяти» все еще грезится последняя «мертвая петля» и смелый полет славного героя.
Он, Нестеров, кость от костей наших, принадлежал к счастливой ныне России; его осиротелая семья отныне принадлежит всем нам, ее горе – наше национальное горе. Нельзя, конечно, вернуть семье то, что они потеряла в герое Нестерове, на то Божья воля! Но наш святой долг перед погибшим – это укрепление его в памяти потомства. Пусть отлетевшая душа героя успокоится, что русский народ не забывает его вдовы и сирот.
Мы, нижепоименованные, обращаемся к уважаемой редакции с просьбою принять на себя труд собирать те пожертвования, которые будут направлять пожелавшие примкнуть к нашему предложению, а именно: образовать капитал, дабы приобрести участок земли с усадьбой в той местности, какую укажет нам вдова героя; усадьбу назвать желательно именем героя – Нестеровской, соорудить там часовню с образом святого Петраапостола и с неугасаемой лампадой за упокой «отлетевшей горе» праведной души героя. Быть может, и прах героя возможно будет впоследствии перенести в будущую Нестеровку… Пусть этот уголок, оживляемый природой и людьми, будет навеки дорог потомству, как стал дорог холмик на могиле Льва Толстого в Ясной Поляне, как свят в памяти народной кульневский храм на мызе Ильзенберг (пора же переименовать по-русски и эту мызу!), что близ станции Кульнево, Северо-Западных железных дорог (станция эта с 18 апреля 1912 года переименована в честь героя – Кульнево и называлась ранее Межвиды).
Прилагая скромную общую нашу лепту, сто рублей, просим ее считать малым камешком на закладку этого будущего уголка Нестеровки.
М.Д. Бонч-Бруевич
В штабах фронтов
Вблизи штаба, за городом, на открытом сухом месте, была устроена площадка для подъема и посадки самолетов; на ней стояли самолеты армейской авиации и было разбито несколько палаток. В одной из них жил начальник летного отряда штабс-капитан Нестеров, широко известный в нашей стране пилот военно-воздушного флота.
В этот роковой для него день Нестеров уже не однажды взлетал на своем самолете и отгонял воздушного «гостя». Незадолго до полудня над замком вновь послышался гул неприятельского самолета _ это был все тот же с утра беспокоивший нас австриец.
Налеты вражеской авиации в те времена никого особенно не пугали. Авиация больше занималась разведкой, бомбы бросались редко, поражающая сила их была невелика, запас ничтожен. Обычно, сбросив две-три бомбы, вражеский летчик делался совершенно безопасным для глазевших на него любопытных.
О зенитной артиллерии в начале Первой мировой войны никто и не слыхивал. По неприятельскому аэроплану стреляли из винтовок, а кое-кто из горячих молодых офицеров – из наганов. Любителей поупражняться в стрельбе по воздушной цели всегда находилось множество, и, как водилось в штабе, почти все «военное» население Жолкиевского замка высыпало на внутренний двор.
Австрийский аэроплан держался на порядочной высоте и все время делал круги над Жолкиевом, что-то высматривая.
Едва я отыскал в безоблачном небе австрийца, как послышался шум поднимавшегося из-за замка самолета. Оказалось, что это снова взлетел неустрашимый Нестеров.
Потом рассказывали, что штабс-капитан, услышав гул австрийского самолета, выскочил из своей палатки и, как был, в одних чулках, забрался в самолет и полетел на врага, даже не привязав себя ремнями к сиденью.
Поднявшись, Нестеров стремительно полетел навстречу австрийцу. Солнце мешало смотреть вверх, и я не приметил всех маневров отважного штабс-капитана, хотя, как и все окружающие, с замирающим сердцем следил за развертывавшимся в воздухе единоборством.
Наконец самолет Нестерова, круто планируя, устремился на австрийца и пересек его путь; штабс- капитан как бы протаранил вражеский аэроплан – мне показалось, что я отчетливо видел, как столкнулись самолеты.
Австриец внезапно остановился, застыл в воздухе и тотчас же как-то странно закачался; крылья его двигались то вверх, то вниз. И вдруг, кувыркаясь и переворачиваясь, неприятельский самолет стремительно полетел вниз, и я готов был поклясться, что заметил, как он распался в воздухе[21].
Какое-то мгновение все мы считали, что бой закончился полной победой нашего летчика, и ждали, что он вот-вот благополучно приземлится. Впервые примененный в авиации таран как-то ни до кого не дошел. Даже я, в те времена пристально следивший за авиацией, не подумал о том, что самолет, таранивший противника, не может выдержать такого страшного удара. В те времена самолет был весьма хрупкой, легко ломающейся машиной.
Неожиданно я увидел, как из русского самолета выпала и, обгоняя падающую машину, стремглав полетела вниз крохотная фигура летчика. Парашюта наша авиация еще не знала; читатель вряд ли в состоянии представить себе ужас, который охватил всех нас, следивших за воздушным боем, когда мы увидели славного нашего летчика, камнем падавшего вниз…
Вслед за штабс-капитаном Нестеровым на землю упал и его осиротевший самолет. Тотчас же я приказал послать к месту падения летчика врача. Штаб располагал всего двумя легковыми машинами – командующего и начальника штаба. Но было не до чинов, и показавшаяся бы теперь смешной длинная открытая машина с рычагами передачи скоростей, вынесенными за борт, лишенная даже смотрового
