— Эти люди пытаются превратить в Перкунию всю Европу, — сказал Квазинд, — Однажды ты обнаружишь, что остался только один перкунский язык. Знамена других наций будут сожжены, их история предана забвению. Тогда каждый ребенок в Европе будет считать себя перкунцем, а не иберцем, ранза, блодландцем, аикхивиром.
— А что мы можем с этим поделать? Может быть, так даже лучше. Не будет больше никаких национальных разногласий, никаких войн.
— Вы говорите как один из них.
— Я не один из них, — возразил Ту Хокс. — Но их цели разумны и логичны. Может быть, мне не нравятся их средства. Но какова же альтернатива? Может быть, у Блодландии цели лучше? Разве кинуккинук не уничтожают своих извечных врагов, итскапинтик и готинозонцев, как только для этого представляется возможность? Разве Блодландия не стремится достичь господства над другими странами? Разве Аикхивия не ждет удобного случая возродить свою распавшуюся давным-давно империю жестокости?
— Вы сказали мне, что выступаете за полное равноправие всех рас и народов. Вы сказали, что с людьми с черной и коричневой кожей в этой… этой вашей Америке все еще обращаются как с презренными рабами, хотя рабство в вашем мире давным-давно отменено и все добропорядочные люди на нашей Земле борются за то, чтобы дать им всем равные права со всеми остальными людьми. Вы сказали…
— Но ведь ты хочешь сказать мне все — что еще, кроме этого экскурса в область этики, — прервал его Ту Хокс. — Ты расспрашиваешь меня, потому что не уверен, можно ли мне сказать это или нет. Верно?
— Вы видите меня насквозь и читаете все, что там есть.
— Далеко не все. Но я ставлю десять против одного, что ты именно тот, кто хочет предложить мне бежать. Ты действуешь в качестве агента Блодландии.
Квазинд кивнул.
— Я вынужден полностью довериться вам. Если я этого не сделаю, возможности для бегства не будет совсем. А ведь именно этого хотите вы, а не я.
Ту Хокс долгим задумчивым взглядом посмотрел на него.
— Если я скажу тебе, что хочу остаться здесь и работать на Перкунию, ты меня убьешь, не так ли? Блодландцам я нужен живой, но если они не смогут заполучить меня, они, по крайней мере, сделают все, чтобы я не достался также и их врагам. Все это так?
— Я не хочу играть с вами в кошки-мышки, — ответил Квазинд, чувствуя себя довольно неуютно. — Вы мой друг, вы спасли мне жизнь. Но ради своей страны я убью вас вот этими руками. А потом я изо всех сил постараюсь уничтожить как можно больше перкунцев, прежде чем они убьют меня самого.
— Я вас великолепно понимаю. Итак, каков же ваш план?
— Вас оповестят об этом, когда придет время. А тем временем вам придется работать с врагами.
Квазинд вернулся в свою комнату. Ту Хокс полежал еще некоторое время не закрывая глаз, в своей роскошной постели, думая о Хорсте Раске. Немцы верили, что они приберут к своим рукам весь мир. Но если блодландцы намеревались убить Ту Хокса, если он будет сотрудничать с перкунцами, тогда у них должен быть план уничтожения Раске. Только этим можно было воспрепятствовать тому, чтобы Перкуния не получила превосходящую всю известную здесь технологию и оружие, которое Раске может предоставить в ее распоряжение.
Глава 12
Следующая неделя началась с напряженной работы. Каждое утро Ту Хокс проводил три часа за изучением языка. Потом он до полуночи или дольше работал в своем кабинете. Кабинет находился на одной из больших фабрик на окраине Комаи. На работу его доставляли в бронемашине, которая постоянно была наготове. Иногда он выходил наружу, эскортируемый двумя охранниками из команды бронеавтомобиля. Он знал, что их заданием было не только воспрепятствовать любой его попытке к бегству, но также защищать его от всякого покушения на его жизнь.
Раске дал ему задание сконструировать устройство для синхронизации скорострельности пулемета с вращением пропеллера самолета. Ту Хокс знал основной принцип такого устройства, однако ему потребовалось четыре дня, чтобы изготовить расчет и чертежи прототипа. Сразу же после этого он должен был консультировать группу, которая изготовляла ракеты «Воздух — Земля». Это заняло у него еще одну неделю. Затем он был прикомандирован к проектной группе, которая занималась разработкой машин, инструментов и обучением обслуживающего персонала для массового выпуска самолетов.
Ту Хокс вместе с инженерами и техниками изготавливал первые рабочие чертежи, когда Раске забрал его с этого поста.
— У меня имеется много интересной работы для вас. Мы двое будем обучать пилотов, ядро новых Военно-Воздушных Сил Перкунии. Вы не чувствуете себя одним из отцов — основателей боевой воздушной армии?
Раске пылал энтузиазмом, был счастлив и оптимистичен. Ту Хокс знал, что Раске застрелит его, если у него будут основания предположить, что Ту Хокс предатель, но он все же не мог не признать, что Раске симпатичен ему. Это чувство симпатии облегчало ему работу на него и для него.
Прошли три недели. Пришла осень и появились первые признаки приближающейся зимы. Ту Хокс едва находил время, чтобы поговорить с Квазиндом, но он не говорил ему, что сам он пока что не готов к бегству. Вопреки всему, он воодушевился своим новым заданием — обучением пилотов. Тем временем вручную было изготовлено два двухместных моноплана. Каждый из них имел двенадцатицилиндровый мотор с водяным охлаждением, двойное управление и радиус полета триста километров со скоростью сто шестьдесят километров в час.
Это было далеко не то, что построил бы Раске, будь у него больше времени и более лучшие материалы. Но алюминия не было и лучшая имеющаяся в их распоряжении сталь была далеко не такого качества, как сталь на Земле-1 в 1918 году. Авиабензин здесь имел низкое октановое число. Поэтому машина должна была быть простой, ограниченной в скорости и радиусе полета. Но, несмотря на это, в качестве разведчика, штурмовика и легкого бомбардировщика для налетов на объекты недалеко от фронта — современных задач перкунской армии — она вполне подходила. Впрочем, она значительно превосходила в скорости и маневренности здешние военные воздушные корабли.
В тот день, когда Раске представил первую готовую машину, сам правитель во главе полного состава высшего командования появился на аэродроме.
Король Перкунии был широкоплечим крупным мужчиной лет пятидесяти, с густой бородой и медлительной манерой разговора. В последнюю войну он потерял свою правую руку, когда командовал пехотой во время нападения на последний опорный пункт Блодландии на Европейском континенте. В рукопашной схватке блодландский офицер саблей отрубил руку молодому королю. За это разозленные перкунские солдаты четвертовали офицера и убили всех защитников опорного пункта.
Когда трибуны заполнились, Раске вышел из ангара. Он забрался в машину и запустил мотор. По рядам офицеров высшего командования пробежал тихий говор, потому что электрический стартер еще не был изобретен и все двигатели внутреннего сгорания приходилось заводить вручную. Моторы управляемых воздушных кораблей перед стартом приходилось даже заводить при помощи вспомогательных машин. Покрашенный серебристой краской моноплан оторвался от земли, поднялся на тысячу метров, устремился вниз, пронесшись над толпой, так что собравшиеся гости испуганно втянули головы в Плечи, а потом на высоте нескольких сотен метров исполнил целый каскад петель и иммельманов, а затем опустился на все три точки и замер на поле аэродрома. Ту Хокс непроизвольно вздрогнул, когда кое-как оправленные в гуттаперчу колеса ударились о травянистую поверхность аэродрома, но шасси выдержало и машина в полной тишине подкатила к трибунам. В то время, как высокопоставленное начальство разразилось криками «ура», окружив Раске плотным кольцом, Ту Хокс осмотрел шасси. Спицы обоих колес были слегка погнуты. Через несколько посадок колеса придется менять, так как для того, чтобы изготовить в этой стране синтетическую резину, нужно по меньшей мере два или три года. Химики экспериментировали на базе
