физиотерапевтических процедур. Но сначала — лечебный коктейль.
Потом был ионный фейерверк, электромассаж, кремы для коррекции фигуры, гидромассаж, электрофорез, ультразвуковой массаж суставов… Много чего, но все в меру— не утомляя и не возбуждая, в сопровождении неторопливых разъяснений полезного эффекта. Затем ужин. Вереница тарелочек, горшочков, кастрюлек, сковородочек с жареным, пареным, вареным, охлажденным. Благородные напитки в высоких хрустальных бокалах. Всего ровно столько, чтобы по-настоящему насытиться, но не переесть. Дэс великолепно играл роль остроумного собеседника, тонкого знатока истории кулинарии.
Перед сном Эс Мерлин дважды просмотрел Элефанскую бсинкту. Он воспринял в ней новый образ — благоухающую Розу на смердящей куче нечистот — и пропустил момент засыпания.
Утром — Эс Мерлин так и не понял, сам ли он проснулся или его ненавязчиво разбудили, — священнодействие повторилось. В отличие от вечернего хоровода было больше физических упражнений и очистительных процедур, да и предлагаемое питье явно содержало лекарства.
Завтрак испортил Метмон. Материализовав свой фантом в нескольких сантиметрах от Эса Мерлина, он давал долгие и путаные разъяснения своих вечерних высказываний. Под конец заметил вскользь, что пересмотрел свое прежнее решение и дал рекомендации средствам массовой информации без надобности не трепать светлое имя Гуго Ван Теренса. Затем спросил:
— С какими материалами следствия я могу ознакомиться?
— Со всеми, естественно, которые найдете сами.
— Но я не знаю структуры ваших информационных полей. Искать в таких условиях — значит нерационально использовать время. Окажите мне помощь, хорошо? Так что вы мне покажете?
— Ничего. В ходе следствия, как правило, поднимается много информации конфиденциального, а то и интимного плана. Никогда никакой следователь, если он бережет честь мундира, не передаст ее кому бы то ни было из посторонних.
— Гуго Ван Теренс — мой политический сподвижник. У нас с ним не было тайн друг от друга.
— Я допускаю это. А как насчет личной жизни подозреваемых?
— Я умею хранить тайны.
— Настоящие тайны не хранят — их используют.
— Может, в свою очередь, и я смогу быть вам в чем-нибудь полезным?
— Простите, но за кого вы меня принимаете? С какой стати я буду уведомлять вас о подробностях личной жизни ни в чем не повинных людей? Ищите сами, если испытываете такую потребность.
— За кого я вас принимаю? За недалекого молодого человека, не умеющего грамотно распорядиться счастливым случаем. Всего хорошего.
После разговора остался неприятный осадок. Чтобы рассеять его, Эс Мерлин затребовал утреннюю подборку новостей и вконец испортил себе настроение, получив условный сигнал, означающий требование Комитета войти в контакт.
С непривычки Эсу Мерлину было тяжко игнорировать мольбы служителя остаться в номере — в кабинете ведь условия работы никак не хуже, а постоянный присмотр еще никому не мешал, — но долг есть долг. Он покинул гостиницу. По дороге к дому Гуго Ван Теренса он вспомнил, что забыл нечто важное, и поспешил к станции межзвездной нуль-транспортировки. Причина экстренного вызова оказалась стандартной: Комитет заготовил список вопросов, на которые Эс Мерлин должен был постараться найти ответы, проводя расследование. Вся отлучка с Граниса заняла у него не больше получаса.
Как обычно, Умник, словно вышколенный пес, показал огромную радость от возможности личного общения со своим «боссом». Сбитый с ног водопадом обрушившейся на него информации, Эс Мерлин удобно пристроился в кресле в углу своей палатки, обложенный услужливо приготовленными специально для него диаграммами. Расследование шло полным ходом, его присутствие не требовалось. Более того, лишь отвлекало Умника. Прав был служитель, лучше здесь вообще не появляться, чтоб не терять человеческий авторитет. Сидел бы он в гостинице, просматривал бы свою любимую бсинкту — и кто его погнал сюда?
Намеренно ли, случайно, Умник подсунул ему часть листа персоналий. Просматривая его, Эс Мерлин принял к сведению, что подавляющее большинство политических соратников Гуго Ван Теренса и наиболее активных противников имели гарантированно подтвержденное алиби. Среди них был и Метмон. Сопоставив его вчерашние и утренние высказывания и вспомнив, что в вопроснике Комитета было много имен, но не было имени правой руки Гуго Ван Теренса, Эс Мерлин понял, что одно маленькое расследование им уже завершено: Метмон определенно являлся агентом Комитета. Естественно, тайным, ибо официально объявлялись имена только высших руководителей, облеченных правом представлять Комитет в различных службах и ведомствах Галсода. Комитет Защиты Человечества являлся единственной официальной организацией, имеющей право на проведение тайных операций. Собственно, только ими он и занимался, и его сотрудники были глубоко законспирированы. Публичная «засветка» кого-либо из них влекла одно из двух: либо отстранение агента от активной работы, либо назначение на одну из высших руководящих должностей. Надо особо подумать еще над одним вопросом, охладил себя Эс Мерлин: чем объясняется такая легкость вскрытия Метмона? Лестно, конечно, считать себя очень проницательным человеком, суперпрофессионалом. С другой стороны, это может быть намеренной небрежностью Комитета, начинающего с ним свою игру.
Ладно, одно дело сделано, но как он может ускорить расследование?
Эс Мерлин погрузился в размышления.
Он много читал о методах работы великих сыщиков прошлого — о слежках и погонях, о виртуозно спланированных допросах, очных ставках и прочее и прочее. Это давно кануло в Лету, сейчас иная реальность.
Далекий пращур, вытачивающий топор не просто острый, но и удобный и красивый, не предполагал, что тем самым порождает удивительный процесс нескончаемого совершенствования орудий труда и предметов быта. Сейчас человека окружают тысячи умных рукотворных изделий. От обыкновенной вешалки, не допускающей промаха при принятии шляпы, от простейшего графина, не проливающего наполняющую его жидкость, если хозяин начнет вдруг лить ее мимо стакана, до таких сложнейших механизмов, как человекоподобный Умник. Всюду были сенсоры, логические цепочки, запоминающие ячейки, и каждый шаг, каждый вздох любого человека запечатлевался множеством бытовых устройств. По мере заполнения их памятных буферов эта информация переливалась в районные накопители, обрабатывалась, частично обезличивалась, затем поступала в областные, далее — в памятные архивы, обобщалась и сжималась. Наиболее важная часть ее оседала на архивных кристаллах, уже которое столетие выращиваемых в подземных бункерах наиболее населенных планет.
До воцарения электроники человека сопровождал ворох бумаг. Зачат — медицинские отчеты о ходе беременности, родился — свидетельство об этом выдающемся событии, покупка игрушки — чек, поход к врачу — справка, детский сад — туча документов, школа — еще больше… Человек представлялся неким динозавром с длиннющим шелестящим хвостом из различных бумажек, желтеющих в пухлых делах, западающих во всевозможные углы и щели, оседающих в несгораемых сейфах и развеваемых ветрами на мусорных свалках… Сейчас человек больше походил на червячка, случайно попавшего в кастрюлю с киселем. Любое его движение фиксировалось окружающей средой и навсегда застывало в виде отдельных информационных сгустков. Естественная потребность эффективного использования всей окружающей человека техники из года в год питала эту совершенно особую Сущность — информационный океан. У нее появилось собственное имя — Окин, свои исследователи, почитатели и враги. Некоторые поклонялись ей как новому Богу, перед величием которого человек — ничтожная песчинка.
Разрастаясь и набирая силу, Окин не только служил, но и изменял человека, его производственную деятельность. Типичный пример — работа следователя. Профессиональные навыки Эса Мерлина сводились к умению обращаться со специальными логическими программами, способными строить различные гипотезы и для их проверки выудить из Окина нужные данные, восстановить по ним события и вычислить участников. Считалось, что человек может ускорить расследование правильным назначением приоритетов различных направлений поиска. Всем предполагаемым версиям — «политическое убийство», «маньяк-одиночка», «очередной Герострат» и прочее — Эс Мерлин задал вчера одинаковый приоритет и наблюдал сейчас, как на них, словно на гигантские вертела, нанизываются факты, касающиеся тысяч и тысяч людей, устанавливаются их имена, проверяются алиби, уточняются возможные мотивы. Менее чем за сутки аппаратура, подгоняемая ретивым Умником, успела рассмотреть более 30 тысяч гипотез — объем работ,
