стене. Задыхаясь от волнения, он выкрикнул:
– Всадник! У ворот всадник! Баба на коне!
То, что воины Владимира пропустили нежданного гостя, было уже странным, а что у ворот осажденного городища ждала баба, казалось совсем уж невероятным.
– Это твоя… – обернулся к Блуду Рамин и, не зная, как назвать пришелицу, замолчал.
Воевода стиснул кулаки. Какого ляда бабе Выродка понадобилось в Родне?
– Чего она хочет? – упорно силясь не обращать внимания на устремленные на него взгляды собравшихся, прохрипел воевода. Он готов был убить мерянку. Оголодавшие и ставшие подозрительными осажденные только и ждали, когда кто-нибудь допустит ошибку и, сорвавшись, предаст своего князя. Вон даже всеобщего любимца нарочитого не пожалели – затолкали в поруб, а эта дура открыто является к воротам! Неужели задумки Выродка изменились и воевода стал ему не нужен?
– Она привезла грамоту от Владимира, – сказал Рамин.
«Спокойно, только спокойно», – уговаривая самого себя, Блуд поднялся. Лица и одежда окруживших его людей слились в пятно. Силясь удержаться на подкашивающихся ногах, воевода лихорадочно соображал. Отречься от мерянки? Сказать, что еще в Новом Городе, заподозрив неладное, прогнал ее? А если нет?
Его отрезвили наполненные ненавистью глаза Горыни. Забыв о князе, Сторожевой схватил Блуда за плечи, тряхнул:
– Так это ее ты посылал к Владимиру? Отпираться? Что делать?! Чуть не вопя от страха, Блуд отчаянно замотал головой. Конец! Это конец…
– Он и впрямь посылал девку, – раздался за его спиной ровный голос Рамина. – Она так сказала. И еще сказала, что он посылал ее за миром…
За миром? Блуд перевел дыхание. Нет, Выродок не собирался продавать его Ярополку. Тут было что-то иное. Какая-то хитрая и очень коварная игра.
Позволяя Рамину выговориться, он снял с плеч руки опешившего Сторожевого и, отряхивая срачицу, отступил в сторону.
– За миром? – переспросил Ярополк.
– Да. – Рамин потупился. – Она сказала, что, опасаясь за твою жизнь и рассудок, князь, Блуд велел ей испросить у Владимира мира. И теперь она привезла его.
– Как – мира?! – Еще не понимая, Ярополк безумно вращал глазами. Приготовившись к мучительной голодной смерти, он даже не помышлял о договоре с братом. Разве он сам простил бы Новгородца? Нет, ни за что… А вот Блуд решился. Пусть за его спиной, пусть втайне от всех, но он сделал все, чтобы спасти жизнь своему князю!
– Блуд! – чувствуя, как грудь ломит болью и радостью, воскликнул Ярополк. Мгновенно возникнув перед ним, Рыжий быстро заморгал кажущимися огромными на осунувшемся лице глазами:
– Прости, князь… О тебе думал…
– Так это правда, Блуд?
Воевода содрал шапку, кивнул лохматой головой:
– Все правда, мой князь…
– Где баба?! – Толкнув его в сторону, Ярополк рванулся к выходу. Забыв о судилище, все кинулись следом.
Ярополк первым взлетел на стену, перегнулся вниз. Там, у самых ворот, фыркая и нервно перебирая тонкими ногами, стояла пегая лошаденка, а на краю рва, задрав вверх бледное, красивое лицо, пристроилась опрятно одетая баба. Углядев Блуда, она поднялась, выпростала из-под охабеня руку и, потрясая зажатой в ней грамотой, крикнула:
– Владимир предлагает мир!
Все еще боясь поверить незнакомке, Ярополк вгляделся в ее счастливое лицо. Нет, баба несомненно не лгала – брат хотел простить его! И она была счастлива, что порученное ей дело так удачно завершилось. Сердце Ярополка задергалось, и, сдавливая пальцами ноющую грудь, он устало махнул рукой стоящим у ворот воям:
– Отпирайте!
Скрипя и подрагивая, тяжелые створы разомкнулись. Где-то вдалеке, увидя раскрывающиеся ворота Родни и уже ведая о мире, восторженно закричали Владимировы воины. Им в ответ со стены загалдели защитники Родни.
Полева осторожно ввела кобылку в ворота. Первое, что бросилось ей в глаза, – это дикий, оголодавший вид Ярополковых дружинников. На мгновение ей даже стало страшно, но затем, вспомнив о радостной вести, она протянула грамоту к обступившим ее высоким мужикам и, отыскивая глазами князя, твердо сказала:
– Владимир желает мира!
Один из стоящих рядом с Блудом вырвал грамоту из ее рук и подал ее князю. Полева ведала, что Новгородец предлагал брату, и считала это предложение очень выгодным для осажденных, но все же со страхом вглядывалась в лицо читающего князя. Он был совсем иным, чем она представляла. Всклокоченные волосы, безумные глаза и тяжелая, будто вырезанная, складка у рта выдавали в нем безумца. Однако, прочтя грамоту, он смял ее и, развернувшись к Блуду, вполне разумно простонал:
– Век живи, воевода! Жизнью я тебе обязан, и не только своей! И как же ты не убоялся невесту во вражий стан послать да мира у моего братца выпросить? Хотя этакой красотке мало кто откажет… Отныне я твой должник до самой смерти…
Выкатившись из безумно горящих глаз, бледные, будто ненастоящие, слезинки скользнули в бороду Ярополка. Прижав едва дышащего воеводу к груди, князь быстро отошел и вновь принялся за чтение.
Потупясь и тиская в руках шапку, к Блуду подошел Горыня:
– Прости… Напрасно я тебя подозревал. Это нарочитый меня запутал. Он и сам запутался – слышал звон, да не ведал, где он, вот и наклепал ненароком. Теперь-то мне понятно, что за разговор он на Нестре слышал. Когда ты бабу уговаривал к Владимиру бежать… Прости меня, коли сможешь, а я век себе не прощу, что ему поверил!
Еще не отошедший от потрясения Блуд крепко стиснул его протянутую ладонь:
– Кто старое помянет, тот стариком и станет…
За Сторожевым к воеводе толпой хлынули остальные – кто, подражая князю, с объятиями, кто с поцелуями, а кто – просто с добрыми словами. Одурев от пожатий и благодарностей, Блуд пробился к мерянке, склонился к ее уху:
– Поговорить надо…
– Не о чем нам больше говорить, – так же украдкой ответила Полева. Она и впрямь не хотела болтать с Блудом и не гнала его лишь потому, что затопившая ее радость была сильнее отвращения к рыжему воеводе. А ведь это Выродок посоветовал Владимиру послать ее в Родню, это ему она обязана столь яркими и счастливыми мгновениями!
Платок на голове мерянки сбился, обрезанный в рукавах зипун приоткрыл высокую, обтянутую нарядным летником грудь. Чувствуя дикое желание прикоснуться к ней и спеша рассказать о брате Выродка, Блуд сглотнул тягучую слюну:
– Там… В порубе…
Подошедший Ярополк расслышал, отодвинул его от бабы:
– Погоди, Блуд! И предатели пускай подождут. Вот примирюсь с братом – вместе и порешим, что с ними сделать. А нынче собирайся. – Он благодарно покосился на зардевшуюся мерянку, улыбнулся: – И невесту не забудь. Хочу немедля выйти, чтоб к вечерней заре брата увидеть. Хочу, чтоб еще сегодня старые обиды быльем поросли.
– Верно, князюшка. – Метнув на Блуда хитрый взгляд, Полева в пояс поклонилась Ярополку и, доверчиво вложив в его широкую ладонь тонкие пальцы, пошла меж расступающимися пред ней людьми.
Она больше не желала видеть Блуда, но назвался груздем – полезай в кузов, и весь путь до Киева ей пришлось ехать рядом с воеводой. Из уважения и признательности Ярополк велел вернуть мерянке ту лошадку, на которой она приехала, а завистливо поглядывающих на налитые жирком лошадиные бока оголодавших воев удерживал словами:
