Последняя планета

– Да, – проговорила Сэмми, печально тряхнув кудрями, и Симусу показалось, что у нее прибавилось седины. – Оба убиты в сражении.

– Я думал, что здесь нет никаких захватчиков. С кем же вы сражаетесь?

Сэмми тревожно огляделась, словно боялась, что их услышат.

– Благоразумнее не обсуждать эту тему.

Ого. Кажется, ты способен не только мысленно снимать одежду с лейтенанта Мариетты, но и, вести расследование.

А почему бы тебе не сочетать эти два занятия? В конце концов, ты молод. И пусть твоя молодая кровь играет, как ей и положено.

Вечеринка шла своим чередом. Симус Финбар О’Нейл был явно озадачен странным поведением гостей.

С одной стороны, предполагалось, что они целуются только со своими супругами, и то в «уединенных апартаментах»; с другой стороны, все выглядело так, словно они готовились к оргии в его честь.

Если их общество пришло в упадок – Симус собрался с мыслями о терпимом отношении к этому – то почему бы им не предаваться подобным развлечениям?

Наконец, произошло событие, которого все с нетерпением ждали – приезд Руководителя и Четвертого Секретаря. Первый предстал в виде трясущегося старика, приветливо улыбающегося и одобрительно кивающего головой, когда отвечали на его традиционные вопросы, порхавшего по комнате и пожимающего руки всем подряд. Он извинился перед поэтом О’Нейлом за неучтивость. Не успел Симус ответить, как старик продолжил певучим голосом:

– Мы приветствуем вас. Странникам всегда рады. Мы благодарны. Будем рады, если вы останетесь. Расскажите о нас всем. Спасибо, спасибо!

Четвертый Секретарь представлял собой нечто совершенно другое. Более отвратительного урода Симус никогда не встречал – короткий, толстый, елейный, хитро косившийся на женщин (никто не позволял себе этого на Зилонге). Он с притворной сердечностью покровительствовал мужчинам, явно наслаждаясь сознанием своей власти над ними.

Особенно О’Нейла задевали его откровенно похотливые заигрывания с Мариеттой. Надо отдать ей должное, она наградила этого типа тем же презрением, что и Симуса.

Но ведь я совсем не похож на это чудовище, – протестовало в нем все.

– Прекрасно! Вижу, что рыжебородый Бог наконец посетил нас, – Четвертый Секретарь улыбнулся Симусу. – Особенно приветствую вас.

– Если, конечно, космического бродягу без топлива и денег можно принять за Бога, – спокойно ответил Симус.

– Вы слишком скромничаете. Наши пробы показали, что вы одарены множеством талантов.

– Которые просто меркнут на фоне вашей потрясающей цивилизации.

– Вы прекрасно сказали, – Четвертый явно не испытывал от этого удовольствия.

– Что свойственно поэтам.

– Итак, наша планета вам понравилась? А наши женщины? Вы видели что-нибудь подобное во Вселенной?

– Вселенной знакома красота, но Зилонг особенно богат ею.

Неужели мне не показалось? Мариетта слегка улыбнулась на мое замечание.

– Долго ли вы пробудете у нас?

– Только до тех пор, пока мое судно не будет готово, или пока вы не устанете от меня.

– О, мы никогда не устаем от гигантов и рыжебородых богов.

– Что вы говорите?

Если вы слушаете меня там, наверху, Ваша Милость, это – Враг.

Четвертый Секретарь удалился, грубо хохоча. Все почувствовали облегчение – худшее было позади.

Трое молодых людей хотели уйти вслед за политиканом, но Сэмми потребовала, чтобы они остались и послушали пение Симуса.

– Космические барды – великолепные певцы, – чопорно заявила она.

Лица детей выражали покорную скуку. Симус предпочел не обращать на них внимания и сосредоточить все усилия на прелестном лейтенанте.

– Как я завидую маленьким птахам, которые могут высоко подниматься в небо и щебетать рядом на одной ветке. Как жаль, что я и ты, моя возлюбленная, должны просыпаться так далеко друг от друга.

Моя любовь белее лилии, ее голос нежнее звуков скрипки, ее красота ярче Солнца. Умом и изяществом она превосходит всех на этом свете… О Боже, в твоей власти утолить мою боль!..

– Прощайте, Благородный Гость, – Мариетта говорила с насмешкой. – Я надеюсь, мы больше никогда не встретимся.

И ни одного слова о моей песне? Ведь я пел только для тебя!

– Это будет трагедией для меня. Неужели я не заслужил хотя бы небольшое одобрение лишь потому, что Сам невзлюбил меня?