Объяснение звучало убедительно.
– Это, как ощущение Бога в нас, – заключил Кармоди, стараясь подстроиться к теориям Дейдры.
– Нет, нет, это совсем другое, – протестовал Симус. – Бог – это дух.
– Это учителя в школе вбивают вам в головы всякую чепуху. Разве дух не может испытывать страсть? Бог даст нам в этом сто очков вперед. Именно об этом говорит Сама, проповедуя, что супружество – это таинство. Так мы и познаем Бога. Уверяю тебя, Бог даже больше помешан на любви к нам, чем мы друг к другу.
– Хватит говорить глупости, – сказал Симус решительно. – Если Бог такой, тогда…
– Стал бы я вводить тебя в заблуждение? – сердился Кармоди.
Таранцы не пытались регулировать сексуальные отношения в своем обществе.
– Когда-то давным-давно такие попытки предпринимались, – витиевато объяснила Настоятельница, – но это не работает.
На подобные эксперименты косо смотрели. И когда возникали попытки введения ограничений – раздавались высказывания типа: «А парни не хотят оставлять девушек в одиночестве» или наоборот.
Как сказала Настоятельница: «В те времена кровь была горяча».
А сплетники за спиной обязательно бы добавили: «Уж Самой-то это хорошо известно».
К внебрачному сексу относились серьезнее, потому что между семьями в тесном монастырском пространстве были очень крепкие дружеские связи.
Мужчины и женщины старались избегать сложных и запутанных отношений.
Не то, чтобы адюльтер исключался совсем, просто участники старались не попадаться.
Когда же такое случалось – «Не захотели бы сами – не попались», – объясняла Настоятельница – то ударение делалось не на наказании или возмездии, а на том, что «пора бы и одуматься».
Таранцы никогда не пытались оценивать свои сексуальные способности. «У нее это не принято, – сокрушался Кармоди, – По крайней мере, проволочек в этом деле не бывает, и некоторые из нас, – при этом он самодовольно улыбнулся, – очень долго наслаждаются этой игрой».
Симус решил, что он непременно окажется одним из таких. Если только ему повезет, и он встретит стоящую женщину. А это оказалось не таким уж простым делом.
Пока трогательные плечи Мариетты не ворвались в его жизнь.
Сэмми и Эрни вернулись рука в руке, сияющие и самодовольные. Они хорошо насладились своей игрой.
Симус притворился спящим, чтобы не смущать их. Или самому не смущаться.
Наконец, он прекрасно изобразил пробуждение, словно не замечая их присутствия. И уверенный в том, что данное ему обещание – не возвращаться домой пешком – правда, решил истощить себя последним заплывом.
Солнце медленно склонялось к горизонту, заливая башни Города золотыми и розовыми тонами.
Прозрачный легкий туман стелился над Островом и Рекой.
Они искупались в последний раз, выпили остатки ликера и, распластавшись, валялись на песке около своего маленького судна.
Наконец, Сэмми заговорила:
– Дорогой друг О’Нейл, мы должны задать вам один личный вопрос.
– Пожалуйста… я догадываюсь, – неохотно согласился он.
– Спроси ты, Милый Супруг. Я уже много чего говорила, – она зарывалась изящными пятками все глубже в песок.
– Нам нравятся «ласкательные имена», которые вы выбрали для нас. А как называли вас хорошие друзья на Таре? – смутившись, спросил Музыкальный Директор.
Он вспомнил Тэсси и Хеннеси.
– Так знайте, мои лучшие друзья, с которыми я рядом вырос, звали меня «Джимми».
Сэмми захлопала в ладоши.
– Гими – замечательное имя. Оно вам так подходит!