Сенека

Сенеки, которые создавались в годы правления Клавдия. При всей справедливости этого наблюдения оно все-таки не может служить достаточно веским основанием для окончательного вывода. Если придерживаться традиционно принятой аргументации, то приходится признать, что Сенека написал этот трактат, находясь в изгнании. Однако нам это предположение кажется маловероятным: человек, отбывающий ссылку, вряд ли счел бы уместным делиться советами с Сереном. Если в трактате «О краткости жизни» Сенека, еще не полностью включившийся в активную деятельность, рекомендует Паулину сложить с себя официальные обязанности, то в «Спокойствии...» он убеждает Серена не делать ничего подобного и учит его, как в любых обстоятельствах (необязательно сопряженных с несчастьем) сохранять внутреннее спокойствие. Афинодор, говорит Сенека, слишком поспешил, превознося прелести отставки. Что это – сожаление человека, приговоренного судом влачить существование вдали от Рима? С этим невозможно согласиться, потому что трактат оставляет у читателя бесспорное впечатление возрожденной надежды, которая движет автором. Да, в начале 49 года Сенека еще жил с ощущением катастрофы, которая если не полностью разрушила, то по меньшей мере прервала на долгих семь лет его карьеру, но к моменту работы над «Спокойствием...» весь его пессимизм и все его пораженческие настроения исчезли без следа.

Впрочем, есть и вполне реальный факт, убеждающий нас, что трактат написан после 51 года. Так, в главе XI мы читаем: «Ptolemaeum Africae regent, Armeniae Mithridaten inter Gaianas custodias vidimus; alter in exilium missus est, alter ut meliore fide mitteretur optabat» («Птолемей, царь Африки, и Митридат, царь Армении, как мы видели, были под стражей Гая; один был отправлен в изгнание, другой желал, чтобы к нему проявили больше верности»). Комментаторы и переводчики так и не объяснили, на какие события ссылается эта фраза. Имена обоих упомянутых царей нам известны. Первый это сын царя Юбы II и Клеопатры Селенеи, дочери Клеопатры и Марка Антония; второй – Митридат Армянский, брат царя Фарасмана. Мы знаем, что летом 39 года Калигула вызвал в Рим Птолемея, которого годом позже, когда Калигула находился в Галлии, здесь же и казнили. Митридат, посаженный на армянский трон Тиберием, также получил от Калигулы вызов в Рим. Более удачливый, чем Птолемей, он сумел избежать жестокости тирана и в 47 году был, уже Клавдием, отправлен домой. Ни один из упомянутых царей никогда не жил в изгнании: невозможно считать таковым насильственное пребывание в Риме, да и Сенека употребляет это слово, лишь говоря о Птолемее, но никак не о Митридате. Зато автор намекает на какую-то особенную судьбу последнего, и этот намек остается туманным до тех пор, пока мы не вспомним, какие несчастья обрушились на Митридата после его возвращения на родину. Снова заняв царский трон, он рассчитывал на поддержку римского гарнизона, но римский префект обманул его, выдав брату, от руки которого царь и погиб. Происходили все эти события в 51 году. Вот почему мы убеждены, что фигурирующее в дошедших до нас рукописных текстах трактата «О спокойствии духа» слово «ссылка» (exilium) записано с ошибкой, а на самом деле речь идет о гибели (exitium). Но если это действительно так, значит, первой отправной точкой – terminus past quern – датировки трактата служит 51 год. Сенека, находясь в Риме, не мог написать о предательстве, жертвой которого стал Митридат, прежде чем об этом стало известно. Именно на это предательство, по нашему мнению, намекают и слова: «ut meliore fide mitteretur optabat», которые иначе просто непонятны. Следовательно, трактат не мог появиться раньше 51 года, и разумно предположить, что самая реальная дата его написания – 52 год.

Остается определить terminus ante quern. Для решения этой задачи нам придется прибегнуть к анализу реальных – как материального, так и морального плана – условий, в каких, судя по тексту трактата, он мог быть создан. При этом мы будем постоянно иметь в виду и личность самого Серена.

Прежде всего примем за данность, что Серен как действующее лицо диалога идентичен тому Серену, который реально существовал как историческое лицо, знакомое нам благодаря Тациту и Плинию. Это значит, что беседа двух друзей не является плодом фантазии автора (во всяком случае, не целиком), иными словами, что Сенека пытается помочь Серену найти выход из трудностей, которые стояли перед ним на самом деле. Разумеется, Серен из диалога – не точный слепок с реального Серена, а его литературный образ, созданный с уважением законов жанра. Но это различие не может быть возведено в абсолют. Если бы Сенека снабдил своего героя, к прототипу которого он испытывал искреннее расположение, полностью выдуманным характером и приписал бы ему вымышленное прошлое, разве не выглядело бы это непростительной бесцеремонностью по отношению к живому Серену?

В «Спокойствии...» Серен предстает перед нами в образе еще молодого человека, стоящего на жизненном перепутье. Он волен избрать «простой» удел, к которому, судя по всему, его предназначала судьба, но также волен попытаться приумножить свое состояние, попробовать сделать сенаторскую карьеру или, если пожелает, целиком посвятить себя науке. Подобный портрет ни в чем не уверенного юноши, пока способного похвастать лишь открывающимися перед ним возможностями, решительно не сходится с описанием положения, занимаемого Сереном в 55 году, которое нам оставил Тацит. К этому времени Серен был уже в числе familiares (близких) Сенеки; он имел доступ ко двору; он сколотил достаточное богатство, чтобы Нерон счел возможным, осыпая милостями свою любовницу Акте, прикрыться его именем, не опасаясь, что это будет выглядеть нелепо. Отсюда вывод первый: диалог написан до 55 года, и задолго до 55 года – достаточно, чтобы Серен успел продвинуться по пути карьеры.

С другой стороны, если согласиться с нашим толкованием эпизода, связанного с Митридатом Армянским, получается, что диалог появился после 51 года. Но мы уже показали, что «Спокойствие...» написано позже, чем трактат «О краткости жизни», в свою очередь, датируемый самое позднее 49 годом. Таким образом, «вилка» приобретает следующий вид: не раньше 51-го и не позднее 55 года. Думаем, что и этот интервал поддается «сжатию».

Действительно, в диалоге все надежды и все потенциальные возможности Серена связаны с той дружбой, которой дарит его Сенека. Его собственных сил совершенно недостаточно, чтобы претендовать на карьеру сенатора. Только покровительство друга способно обеспечить ему будущий блеск и богатство. Значит, Сенека в эту пору уже должен был занимать прочное положение при дворе. Но это случилось никак не раньше 50 года, а пожалуй, и несколько позже. К тому же Серен не мог быть официально принят на Палатине, пока не вошел в определенное сословие, – поскольку же к концу жизни Серен стал префектом городской стражи, значит, он вступил в сословие всадников. Следовательно, в то время, когда он выступал в роли наперсника Нерона и устраивал роман принцепса с Акте, он уже должен был подняться хотя бы на первую из трех ступенек военной карьеры. Со времен Клавдия молодые люди обычно начинали ее с 25- летнего возраста. Значит, диалог не мог быть написан позднее 54 года, потому что Серен, как мы уже говорили, выведен в нем человеком, еще не определившимся с выбором карьеры, то есть еще не поступившим на военную службу, причастность с которой автоматически делала его членом сословия всадников. Таким образом, «О спокойствии духа» появилось между 51 (или 52) и 54 годом; вероятнее всего, в 53 году, то есть еще при Клавдии. Думаем, мы не допустим большой ошибки, если предположим, что верной датой следует считать именно 53 год, когда «партия Агриппины», к которой пока принадлежал и Сенека, пользовалась при дворе исключительно сильным влиянием.

Серен в это время только что прибыл в Рим, по-видимому, из далекой Кордубы, либо вызванный родственником, либо направленный сюда собственной семьей, вынашивавшей на его счет честолюбивые планы. Привыкший к «провинциальной бережливости», он испытал настоящее потрясение, обнаружив, в какой роскоши жил Рим, в том числе, вероятно, и сам Сенека, успевший занять прочное положение. Юноше, прочитавшему книги философа, не давали покоя многие вопросы. Контраст между образом жизни человека, купавшегося в богатстве и могуществе, и идеями, которые этот же самый человек недавно внушал Паулину, совершенно сбивал с толку 25-летнего Серена, еще не постигшего глубин философии.

Если наша гипотеза верна, то мы, пожалуй, можем подойти и к решению смежной задачи, касающейся