Раздача пайков тоже не была пустым трепом — вояки держали свое слово. Но и возиться с беженцами они тоже не собирались. Два раза в день в устроенные через каждую милю пункты выдачи подъезжал грузовик, с которого на землю сбрасывалось несколько ящиков с консервами и несколько пластиковых емкостей с водой. Дальше распределение переходило в руки самих беженцев. И выливалось это в безобразные схватки, почище, чем у волков над убитым оленем. Естественно, пища и вода доставались не тем, кому было тяжелее всего, а как раз наоборот — тому, кто сохранил достаточно сил, чтобы отбить свою добычу.
Пока была возможность держаться на собственных запасах, лучше было не соваться в эту драку. В прошлый раз на ближайшем пункте раздачи даже случилась стрельба. Это было в полумиле, поэтому самого происшествия они не видели, но мужчина из машины, что стояла сзади, сказал, что там кого-то застрелили. А потом гвардейцы пришили того, кто стрелял. При этом сделали это скорее из развлечения, чем в качестве наказания, потому что с самого начала наблюдали за процессом, но даже не попытались вмешаться.
Неподалеку виднелись стены бывшего придорожного кафе, разрисованного зелеными человечками. Окна и двери были выбиты. Поначалу женщины из колонны использовали его в качестве туалета. Но потом гвардейцы схватили там двух девушек, изнасиловали их и убили. Крики несчастных были слышны далеко, но никто даже не подумал за них вступиться. С того момента все, даже женщины, справляли нужду прямо рядом с машинами, пересиливая стыд. Линда делала это с самого начала — ее никакие условности совершенно не беспокоили. Над застывшей колонной витал смрадный дух испражнений. Обочина все больше напоминала свалку. Она была завалена отходами, бутылками, бумагами. По ней скакали серые вороны, выискивающие там остатки пищи. Все это уже начинало гнить. Гвардейцев это, похоже, не беспокоило. Во всяком случае, вывозить мусор никто не собирался.
Питер, хранивший невозмутимое выражение лица, уже несколько раз созванивался с человеком по имени Хосе, каждый раз выходя из машины, когда тот отвечал. Мобильная связь работала, на удивление, почти без перебоев. В остальное время он сидел молча, с закрытыми глазами, находясь в полудреме, чем еще больше выводил из себя Марти.
В очередной раз проснувшись, Питер вытащил из прикуривателя шнур телефонного зарядника и нажал кнопку вызова.
— Хосе? — спросил он и вышел из машины.
Марти не выдержал и выругался.
— Бог не любит сквернословия, — лениво заявила Линда. — Те, кто ругается, все попадут в ад, где им на языки будут лить раскаленное масло.
— Тебе ли говорить о боге? — разозлился Марти.
— А почему нет? — усмехнулась девушка. — Бог всех любит. Значит, и меня тоже. Я даже слышала, что грешников он любит больше, чем праведников. Выходит, у меня шансы даже повыше среднего.
Против такой логики Марти ничего не мог сказать и лишь снова выругался.
— Слушай, агент, — с пренебрежением в голосе сказала Линда. — Чего ты все психуешь? Суетишься, дергаешься, ноешь постоянно. Что тебе, например, сейчас не нравится?
— Что за Хосе? — нервно спросил Марти. — Кто это такой? О чем они говорят? Почему Питер каждый раз выходит, когда с ним разговаривает? Он мне не доверяет?
— А с какой стати тебе доверять? — хмыкнула Линда. — Кто ты такой, чтобы тебе доверять?
«Вот оно. Начинается!» — подумал Марти.
— Все равно ты ничего не поймешь и ничем не поможешь. А он — мужчина. Он нас отсюда вытащит, — продолжила девушка. — И как раз об этом он и договаривается.
— Для начала — он нас сюда затащил! — разъярился Марти. — Я говорил, что нужно двигать к Мексиканскому заливу через Техас! Нет, ему нужно было переться сюда! А я ведь предупреждал, что тут горы и что мы здесь застрянем, потому что все будут ломиться в Мексику, и мы попадем в самую толпу!
— Ну, да, — скривилась Линда. — Ты всегда говоришь, всегда предупреждаешь. Но никогда ничего не делаешь и не настаиваешь ни на одном решении. Поэтому решает он. И за тебя, и за меня. Ну, за меня — понятно. Я жена. А ты ему кто? Мужиков он вроде бы не любит.
— Ах ты сучка… — задохнулся Марти.
— Попридержи язык, ковбой, — осадила его Линда. — Мужчина в этой машине один, и он мой муж. Так что за меня есть кому заступиться.
Она отвернулась, вытянула ноги и забросила руки за голову. Некоторое время она сидела неподвижно. Потом одна рука опустилась вниз, расстегнула пуговицу и замок на джинсах и скользнула внутрь. Линда работала пальцами сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Ее дыхание участилось, В темном лобовом стекле Марти видел ее отражение — закрытые глаза, полуоткрытый рот.
Бессильная злость охватила его. Эта сучка мастурбировала в открытую, обращая на него внимания не больше, чем на соседского пса. А самое ужасное, что он сам почувствовал постыдное и неуместное возбуждение, и это бесило его еще больше. Кровь билась у него в висках в ритм с подергиваниями пальцев в трусиках Линды.
В самый разгар процесса в машину ввалился Питер. Он посмотрел на то, чем занималась его жена, но только хмыкнул и ничего не сказал. Линда отвернулась и закончила начатое. Марти выругался, глядя на эту семейную идиллию, и пробкой выскочил из машины. Уши его горели, грудь распирала взрывоопасная смесь злости, стыда и досады.
На свежем воздухе его злость быстро прошла, сменившись потаенным страхом. Черное небо давило. Вялый ветерок шевелил мусор на обочинах. Колонна машин казалась живым существом. Она дышала, бормотала, жила. По ее металлическому телу перекатывались звуки, запахи. Воздух был заряжен безотчетной тревогой, от которой теснило в груди. Что-то должно было случиться.
Марти настороженно осмотрелся. Машины на четырехполосной трассе стояли тесно, в шесть рядов. Их броневик находился с краю. Внутри колонны было безопасней, зато так оставалась хоть какая-то возможность маневра. Так решил Питер. Опять этот чертов Питер. Марти уже был не рад, что связался с ним, хотя в глубине души понимал, что без Симмонса его шансы были еще меньше.
Прожекторы освещали обочину и грунтовки-дублеры, но сразу за полосой света стояла тьма. И в этой тьме он не столько видел, сколько ощущал какое-то движение. Неясные тени сновали во мраке. Или это был плод воспаленного воображения?
От резкого звука Марти вздрогнул и едва не вскрикнул. Впавшая в оцепенение колонна была тиха, даже разговоры велись вполголоса. А тут водитель одной из машин, видимо потерявший терпение, начал жать на клаксон. Резкий одинокий звук ракетой взлетал над железным стадом и бил по нервам, как электрический разряд. Раз, другой, третий…
— Уймите кто-нибудь этого идиота! — раздался женский крик на грани истерики.
И тут же, как по команде, захлопали двери автомобилей. Несколько человек ринулись к надрывающейся клаксоном машине. У некоторых в руках было оружие. Люди в колонне были на пределе, любая искра могла привести к взрыву.
Быстрее всех оказался крупный мужчина в клетчатой ковбойке и красной бейсболке. Он, не церемонясь, распахнул дверь машины, выволок оттуда небольшого человечка в очках и с размаху влепил ему оплеуху.
— Какого черта ты разгуделся? — без особой злости спросил он.
— Какое твое дело? — заверещал мелкий, пытаясь ударить противника. — Мы все тут сдохнем!
— А ну заткнись! — рявкнул парень в ковбойке и влепил мелкому профессиональный удар кулаком в живот.
Тот захрипел и сложился пополам, как перочинный нож.
— Не трогайте его! — завопила женщина, сидевшая в той же машине, по-видимому жена.
Она выскочила и бросилась на обидчика ее спутника, целя ногтями в лицо. Но тот уже вошел в раж и встретил ее прямым в лицо. Женщина рухнула как подкошенная, а мелкий снова бросился в драку. К схватке подоспели еще два или три человека, остальные остановились в стороне, наблюдая за происходящим. Через секунду нервный мужчина лежал на асфальте, а остальные деловито и сосредоточенно били его ногами, выплескивая скопившееся раздражение и злость.
— Не бейте! Не бейте! — со слезами умоляла жена, встав на колени. По ее лицу струилась кровь из
