Эбби Грин
Быстро и просто
Пролог
— Келли, ты обязана признаться ему в своих чувствах. И лучше тебе сделать это сегодня же… Или он никогда не узнает. Через два дня ты возвращаешься домой, на следующий год тебя ждет колледж или работа — понятия не имею, что уж ты выберешь, — но если Александрос не узнает о твоей любви, ты его потеряешь…
Келли стояла напротив своей кузины Элейни, которая на правах старшей вразумляла ее, крепко сжимая оба запястья младшей родственницы и сурово заглядывая ей в глаза. В глаза, которые пылали волнением и нетерпением, но гасли всякий раз, когда Элейни призывала ее к действию.
— Но, Элейни, он же бывает в Афинах каждый год в это самое время, — в нерешительности отговаривалась Келли.
— А время, оно уходит… — глубокомысленно заметила романтически настроенная Элейни, которая призывала кузину к отчаянному поступку скорее из страсти к курьезам, нежели из симпатии. — Тебе известно, что Александрос питает слабость к тебе. А ведь это взаимность, не так ли? Чем ты рискуешь, Келли? — Элейни пристально следила за каждым изменением в лице сомневающейся кузины. — Келли, не трусь!
Келли не просто трусила. Что-то неладное творилось с ней. Глубоко внутри все ныло и болело. Чем отчаяннее признание рвалось наружу, тем коварнее поступало с ней ее тело. Ноги подкашивались, наступал ступор, она не могла вымолвить ни слова. И зная это, невозможно было представить, как бы она могла открыто объявить о своих чувствах.
Келли кивнула кузине в знак согласия, несмотря на то, что совершенно ясно представляла невозможность наяву, наедине, в здравом рассудке объясниться с Александросом Коросом, взрослым мужчиной двадцати пяти лет и таким красивым, что дух захватывало…
Келли не нужно было закрывать глаза и призывать на помощь память, чтобы образ этого человека живо нарисовался перед ее мысленным взором. Черноволосый, статный, с сильным торсом и оливковой кожей, с благородными чертами лица и неотразимым взглядом колдовских глаз.
Высокий, атлетически сложенный, он в любом окружении выглядел царственно, без особых усилий к тому. Любовь Келли к нему, начавшаяся с трепета, быстро превратилась в восторг, а затем в слепое благоговение, проявления которого совершенно не поддавались никакому контролю…
Виллы их семей соседствовали на афинских холмах. В них они и проводили несколько каникулярных недель каждое лето. А в конце лета все местное сообщество отдыхающих стекалось к чертогам семейства Корос на традиционную вечеринку в ознаменование завершения сезона отдыха. И неудивительно, ибо всемирно известные судовладельцы этой династии славились своею щедростью и гостеприимством.
Когда два года назад скоропостижно ушел из жизни старший Корос — отец Александроса, — его сын взял в свои руки бразды правления солидным бизнесом. И лишь спустя два года, когда его уверенность возобладала над тревогами, Александрос позволил себе короткий летний отдых на фамильной вилле близ Афин…
— Келли, пойми, не от него, а от тебя зависит будущее ваших отношений. Он никогда не посмеет предложить тебе больше, чем соседская дружба, если ты не сделаешь первый шаг, — заклинала ее Элейни.
— Я знаю, — словно во сне проговорила младшая кузина.
Но чего ждала от нее старшая, если максимальная вольность, которую могла себе позволить сама Келли, — это книга и гамак в тени бабушкиного сада? И еще мечты, мечты, мечты… Уж в них-то Келли была и отважна, и непредсказуема, и неотразима. И ей ли было не понимать, как далека ее реальная сущность от воображаемой и недосягаемой!
Но Элейни продолжала наседать на маленькую и робкую Келли.
— Вот что, дорогая! — тоном дружеской угрозы проговорила неотступная кузина. — Сейчас или никогда! Повтори!
— Сейчас или никогда… — покорно повторила до дрожи напуганная Келли.
— Сама пожалеешь, если отступишься. Потому что, когда ты увидишь его в следующий раз, он будет уже и женат, и с детьми… Вот!
Задумывалась ли когда-нибудь сама Келли над таким исходом? Скорее всего, нет. В ее мечтах не было места для других мужчин, женщин и уж тем более детей. Там были морские волны, горячие пески, шелест листвы над головой и только двое — она и он. Именно поэтому последние слова Элейни поразили ее в самое сердце.
Элейни действовала решительно. В ее руках вдруг оказалась бутылка с вином, и уже через секунду она протягивала младшей кузине наполненный бокал. Келли отчаянно мотала головой, отпиралась и отмахивалась, но, в конечном итоге, залпом поглотила все, поморщилась, отдышалась и услышала:
— Келли, вперед! — Элейни подтолкнула девушку к выходу.
Это был первый раз, когда Келли отведала что-то крепче самого крепкого кофе. И почувствовала себя отвратительно буквально тотчас же. Неверным шагом она поплелась из закутка, где шепталась с кузиной, через огромный переполненный зал, натыкаясь то на одного, то на другого гостя виллы Корос, к патио, где еще недавно маячил объект ее мечтаний.
Она рывком раздвинула окна, и горячий воздух греческого лета обдал ее сгустком ароматов цветущего сада. Голова зашлась от эйфории. И вот только теперь Келли почувствовала, что готова абсолютно на все. Однако Александроса на террасе уже не было.
Она облокотилась о перила и, бессмысленно глядя вниз, как заклинание стала нашептывать три волшебных слова:
— Сейчас или никогда… Сейчас или никогда… Сейчас или никогда… Никогда…
— Кто здесь?!
Она обмерла, услышав звуки любимого голоса.
— А, Келли, это ты… — слегка разочарованно протянул Александрос, появившись из-за угла.
— Я… это… — захлебнувшись словами, выдавила она.
— А что ты тут делаешь? Почему не со всеми? — хмуро поинтересовался он.
Сложнее всего отвечать на простые вопросы, это Келли поняла уже давно. «Сейчас-или-никогда» продолжало вертеться в ее захмелевшей голове.
Она просто уставилась на него непонимающим взглядом и в сотый раз дивилась его знойной красоте. Келли очнулась, когда увидела, как вопросительно он изогнул брови в ожидании ответа.
— Ах! Я воздухом вышла подышать. — Она попыталась придать своим интонациям побольше игривой непринужденности, но тотчас осеклась и потупилась.
— Может быть, тебе принести вина? — поинтересовался он тоном гостеприимного хозяина.
Келли невольно поежилась при упоминании о вине. Александрос, неверно поняв этот жест, снял с себя пиджак и набросил его на девичьи плечи, полагая, что она озябла.
— Уже темно и поздно, Келли. Твои не будут беспокоиться? — поинтересовался он.
— Нет… не думаю. А могу я немного посидеть здесь с тобой? — робко спросила девушка, не поднимая глаз.
— Прости, сегодня я не расположен болтать, — сухо ответил мужчина.
— Я побуду тут молча! — Келли с надеждой посмотрела на Александроса.
И она увидела, что объект ее любви превозмогает в эту минуту какую-то душевную муку, как и полагается всем сложным натурам, чей блистательный облик так часто сочетается с неистовством подспудных терзаний, как знала она из книг. И только искренне любящему сердцу доступно осознание этих бездн, а чуткость и терпение способны излечить страдающую душу… Так думала девушка.
— Ты так забавно краснеешь! — усмехнулся Александрос. — Тебе известно это?
