Эмма выкрикнула его имя, плотно сжимая внутренними мышцами, побуждая двигаться быстрее, резче.
— Люби меня, — повторяла она тихо, покрывая поцелуями его шею и плечи.
Когда первый спазм освобождения сотряс ее тело, он больше не мог сдерживаться. Обезумевший от страсти, стремясь поднять ее на небывалые высоты, он подвел их обоих к краю… и полетел вниз.
Когда все кончилось и Гаррет лежал, спрятав лицо в ее волосах, ничто на свете, даже пожар, не мог бы поднять его.
Ничто не могло заставить его покинуть Эмму.
Гаррет понятия не имел, сколько проспал, но когда его глаза наконец открылись, солнце выглядывало из-за горизонта. Мягкий свет просачивался сквозь жалюзи террасы. Малиновки порхали на мокрой от росы траве, выбирая червяков. Чей-то кот крался по белой кромке забора. А они с Эммой так и лежали в объятиях друг друга.
Циновка под ними была жесткой и неудобной, но он все равно не шевелился. Эмма подняла голову и улыбнулась.
— Я один спал? — пробормотал Гаррет.
— Нет. Я заснула мгновенно. Давно не спала так хорошо.
— Честно говоря, я бы с удовольствием еще подремал. — Один из них ночью, должно быть, прикрыл их ее греческим платьем. — Во сколько ты открываешь галерею?
— Не раньше десяти. Но Джош придет, самое позднее, в полдесятого.
— Значит, к тому времени нам нужно уничтожить все следы преступления?
— Единственное преступление заключается в том, — пробормотала она, — что я ни разу не попыталась соблазнить тебя тогда, в юности.
— Тогда ты была ужасно правильная.
— Я и сейчас такая, — призналась она.
— Не со мной.
— Не с тобой, — подтвердила она и поцеловала его.
Они проспали не больше пары часов, но Гаррет внезапно почувствовал, что снова возбужден.
Больше, чем возбужден. Он весь горел.
Эмма закрыла глаза и прильнула к нему. Она откликалась слепо, неистово на каждое прикосновение, каждую ласку, словно ни один мужчина никогда не преодолевал ее защитные барьеры, как преодолел он, словно никогда прежде она никого так сильно не хотела.
Или, быть может, это он сам испытывал эти чувства по отношению к ней. Он не мог припомнить, чтобы даже в юности чувствовал такое безумие. Ему хотелось быть с ней больше, чем жить или дышать. Ему было наплевать на то, что будет завтра, наплевать на все, кроме обладания ею.
Нет, он не забыл о проблемах своей сестры, о неминуемых пересудах из-за расторгнутой помолвки Эммы. Всего через несколько часов им обоим придется посмотреть в лицо реальности.
Возможно, именно это сделало из него еще лучшего любовника. Лучшего, чем он когда-либо был. Но когда ноги Эммы обвились вокруг него и тело ее выгнулось навстречу освобождению, он почувствовал безумный экстаз, гораздо больший, чем оргазм.
Он так и не женился, потому что никогда никому по-настоящему не доверял. В этом мире он привык рассчитывать лишь на себя… Однако он уже поделился с Эммой своими страхами о будущем сестры. А сейчас безвозвратно доверяет ей свое сердце.
С ней все его тайны выходят наружу.
Он влюблен в нее.
Осознание этого факта испугало Гаррета и одновременно вселило надежду в его сердце. Кто знает, может, со второй попытки они все же сумеют обрести счастье?
Эмма оставила его спящим, зная, как мало он отдыхал в последнее время. Она навела порядок в галерее и включила телефоны, прежде чем пойти в душ.
Как и следовало ожидать, телефон зазвонил в ту же секунду, как она ступила под водные струи. Когда она намыливала голову шампунем, послышался второй раунд звонков, а когда вытиралась в своей спальне, телефон зазвонил снова.
Проклятье. Скоро ей придется вернуться к повседневной жизни. Она понимала, что, какой бы измотанной ни была, ей предстоит полный рабочий день, как обычно. Закрутив влажные волосы в узел, надев майку и легкую юбку, она отправилась на поиски своего возлюбленного.
Она нашла Гаррета с заспанными глазами, всклокоченными волосами, в одних трусах… И не сдержала улыбки, потому что его телефон словно приклеился к уху. Он, как и она, не смог убежать от дел.
Какое-то мгновение она просто наслаждалась его видом, широкими скульптурными плечами, мускулистой грудью. А когда он повернулся к ней, Эмма увидела, какими уязвимыми могут быть эти озорные карие глаза. Невысказанные эмоции повисли между ними. Что-то совершенно волшебное витало в воздухе. Гаррет жестом подозвал ее поближе и тут же закончил разговор по телефону.
— Привет, красавица, — пробормотал он.
— И тебе привет, — отозвалась она. — Мне показалось, я слышала, как твой телефон звонил несколько раз, потому что твой звонок сильно отличается от моего. На меня тоже уже обрушились возмущенные родственники, причем с утра пораньше. А что у тебя? Деловые переговоры в такую рань?
— Ничего не поделаешь, Эм, работа у меня напряженная. И потом, я же трудоголик, помнишь?
Эмма кивнула.
Все, чего ей хотелось, это снова лечь на невозможно жесткую циновку и целый день заниматься любовью с Гарретом. Прошлой ночью он заставил ее почувствовать себя женщиной. Страстной, желанной, какой она себя еще никогда не ощущала, и ей хотелось отблагодарить его.
Но впереди их ждал длинный день. И Эмма не была до конца уверена, что прошлая ночь значила для него так же много, как для нее. Кроме того, темные круги у него под глазами свидетельствовали о том, как тяжело ему приходится в последнее время.
Эмма вздохнула.
— Ты всегда был такой. Неугомонный. Ответственный. Никогда не сдающийся без боя.
— Не продолжай, я знаю о своих недостатках.
— Это замечательные качества, глупый. Но на следующие полтора часа ты отключаешь свой телефон и едешь со мной.
— Куда? А там будет кофе?
— Будешь учиться рисовать. Пойдем, я покормлю тебя завтраком.
По правде говоря, Гаррет думал, что она шутит. Эмма пообещала, что, если он выключит телефон на час, она все расскажет. К тому времени, когда она успешно конфисковала его мобильник, они уже сидели в ее белом автомобиле.
Это был один из ее секретов. Гаррет с удивлением узнал, что Эмма на добровольных началах работала в детском реабилитационном центре.
Здание, к которому они подъехали, было новым и стояло в глубине тенистого парка с фонтаном и беседками. Когда они вошли внутрь, четверо ребятишек уже ждали их.
— Вы ранние пташки, — сказала Эмма непоседам, которые тут же их окружили. Марте было три годика, Джорджу пять, а Элизабет и Попс по четыре.
— Он будет рисовать с нами, мисс Деборн? — спросила Марта, не сводя восторженных глаз с Гаррета.
— Да. Его зовут Гаррет Китинг и, хотите верьте, хотите нет, он ни разу в жизни не рисовал пальцем.
— Да ну! — Попс, белобрысая кнопка, взяла его за руку. — Ты такой старый.
— Спасибо, — усмехнулся Гаррет.
