Лицо девушки исказили ужас и ярость, и только Сейганко смог ясно разглядеть татуировку: таких он не видел на женщинах Кваньи.
— Ты не из племени Кваньи? — спросил он.
Девушка, казалось, ничего не поняла, кроме последнего слова, но, услышав его, она сделала жест, понятный любому: если у всех Кваньи леопарды выедят сердца, а их члены у всех воинов отгрызут шакалы, она будет лишь радоваться.
Сейганко решил, что девушку все-таки можно взять с собой. Он не позволит себе мучиться оттого, что оставил девушку на растерзание Кваньи.
Кроме того, она была симпатичнее, чем многие, хотя и не может сравниться с Эмвайей. Эмвайе не понравится, если он оставит девушку при себе, но дочь Говорящего с духами упоминала, что ей нужна новая служанка. Девушка вполне подойдет для этого, а со временем ее можно будет снабдить приданым и выдать замуж за воина, который не может уплатить за невесту.
Он указал рукой на каноэ. Девушка посмотрела на воду, без сомнения страшась того, что там может скрываться. Затем оглянулась и посмотрела на землю, и лицо ее выразило еще больший страх от того, что может ее ждать там. Она вошла в воду и залезла в каноэ с таким рвением, что чуть не опрокинула судно.
Каноэ, однако, не перевернулось. Оно даже осталось на плаву и после того, как на борт забрался Сейганко с осторожностью, с какой женщины сшивают кору для головного украшения. За тишиной следить теперь не было необходимости, так что весла тут же заработали, и груженая лодка скоро была далеко от берега.
Теперь воины начали болтать от облегчения и радости. Все, кроме Аондо. Он сидел посредине, орудуя веслом не хуже остальных, но разговаривая не больше пленников, лежащих без сознания в воде на дне лодки.
Это встревожило Сейганко, и, чтобы скрыть беспокойство, он давал своим товарищам лишь краткие ответы. Только когда они прошли больше половины пути назад к острову, он смог заставить себя принять участие в обмене шутками. И даже тогда он делал это больше из благоразумия: промолчи он слишком долго, и его воины подумают, что он недоволен их работой этой ночью. Они могут начать чувствовать стыд и обиду, и у них будет меньше желания следовать за ним. Оставь верных воинов без награды слишком долго, и их больше не будет. Тогда такие, как Аондо, подберут подходящий момент и ударят в спину — чести у них не хватит, чтобы бросить вызов открыто.
— Эй, — сказал Сейганко. — Я никогда не видел чтобы женщины так разбегались. Как вы думаете, может они разбежались, увидев Аондо?
— Если это так, то в следующий раз я пойду без набедренной повязки. Тогда они побегут ко мне, а не от меня, — ответил Вобеку Быстрый. Он похлопал девушку по плечу и не заметил, кажется, как она напряглась от его прикосновения.
Сейганко надеялся, что время, проведенное девушкой среди Кваньи, не сделало ее сумасшедшей. Эмвайе хватает забот, когда она ухаживает за своим отцом, после того как он произведет свою магическую операцию над пленниками. Она не поблагодарит обрученного с ней за то, что тот подбросит к дверям ее хижины девушку, как ненужного щенка, — а когда Эмвайя была недовольна, Сейганко и половина племени чувствовали это!
Валерия пробудилась от приятного сна, ей снилось, что она снова в море на борту судна. Ей мешало прикосновение могучей руки киммерийца. Она хотела стряхнуть его руку со своего плеча, заснуть и снова отыскать тот сон.
Вместо этого она оттолкнула от себя воспоминания о солнечных бликах на воде и соленом бризе и села. Увидев, что Конан старается не смотреть на нее, Валерия поняла — она все еще не одета.
Проведя рукой по волосам, она убедилась, что гребень был бы бесполезен, даже если бы он у нее имелся. Крепкий нож или даже небольшой топор — вот что нужно, чтобы привести волосы в порядок.
— Все нормально, Валерия?
— Проснулась и готова к вахте, Конан. Разве этого недостаточно?
— Если ты сомневаешься...
— Я не сомневаюсь в своей способности нести караул. У меня есть сомнения относительно причин, по которым ты хочешь, чтобы я была сонная и беззащитная.
Даже в темноте ей было видно, как трясутся массивные плечи Конана, который еле сдерживает смех. Она поняла, что дала волю своему язвительному языку без всякого основания... и это в ответ на вопрос, заданный из добрых побуждений.
Но были ли побуждения добрыми? Валерия заняла столь высокое положение в рядах Красного братства не без знания, что представляют собой интриги между мужчинами и женщинами, даже когда наградой является просто удовольствие в постели. Когда наградой могло стать столько золота, что на него можно было купить корабль или пятьдесят женщин, такие интриги скоро становились кровавыми, и те, кто учился этому недостаточно быстро, находили смерть — и очень часто какую угодно, только не быструю.
Одно она знала точно, что мужчина, предложивший женщине выполнить за нее работу, может пожелать плату за свою услугу. Такую плату киммерийцу она давать не собиралась.
Если только он не такой, как остальные мужчины. Она действительно не встречала никого, похожего на него, — так далеко от родины, и все же готовый встретить любую опасность, будто он всюду как дома. Что, вероятно, недалеко от истины, если хотя бы половина того, что он рассказывает, правда.
Нет. В таком деле киммериец будет как и остальные мужчины. Если только он не евнух, а Валерия была уверена, что нет. Ведьма Таскела дала это понять достаточно ясно: она бы никогда не преследовала евнуха так, как преследовала Конана.
Валерия встала, что еще больше повредило ее штанам. Она оглядела себя с отвращением, затем сморщила нос от запаха обезьяньей шкуры.
— Как скоро ее можно будет носить?
— Здесь жарко и сыро, так что подсыхает она медленно. Возможно, нам придется взять ее с собой и сушить в дороге. Если только мы не найдем соли.
Валерия плюнула, не попав, однако, в растянутую колышками шкуру. Затем сняла штаны и рубашку и мгновение стояла обнаженной, пока превращала рубище в набедренную повязку.
— Вот, — сказала она. — Если почти все время будем в лесу, то деревья защитят мою кожу.
Она не могла не заметить восхищения во взгляде и в голосе Конана.
— Кроме солнца, есть еще и насекомые, Валерия.
— А как же куст каликантуса? Мне казалось, ты говорил, что его ягоды отгоняют и мошек, и червей
— Если ими натереть кожу, то да. Но некоторые покрываются волдырями.
— Лучше волдыри, чем всей быть искусанной насекомыми, — ответила она.
Конан пожал плечами:
— Тебе выбирать, женщина. По мне, так можешь обмазать себя любой вонью. Только лучше сделай это поскорее. Я бы хотел еще немного поспать.
Валерии было жалко, что Конан абсолютно не собирается ее обнять. Она вспомнила мгновения их окончательной победы в Ксухотле, когда объятие его могучих рук было не только вполне уместным, но и приятным.
Если и придет снова такое время, то определенно не сегодня ночью. Она начала рвать ягоды, раздавливая и втирая сок в кожу, не исключая и тех участков тела, которые будут защищены, как она надеялась, рубашкой, превращенной в набедренную повязку.
Соприкоснувшись с воздухом, сок ягод каликантуса вонял, как навозная куча. Однако он наверняка не подпустит ни насекомых, ни червей. Сок обжег, будто укус пчел, волдыри на ногах, но затем, напротив, успокоил боль.
Когда она оделась, как только смогла, и села, Конан уже лежал под кустом. Киммериец едва там помещался, ноги его торчали наружу.
Крик, похожий на то, будто несчастного приносят в жертву, заставил Валерию вскочить на ноги. Она чуть не рассталась с набедренной повязкой. Женщина не обратила на это внимания и вынула меч.
Крик раздался снова, на этот раз его сопровождало тихое бормотание и писк. Какая-нибудь ночная тварь нашла себе добычу либо пару? Ни то ни другое не представляет для Валерии опасности... она уже раньше видела, как киммериец мгновенно просыпается и в следующий момент уже готов к бою. Даже сейчас рука его лежала на рукояти меча, хотя он вложил меч в ножны, чтобы защитить его от сырого воздуха джунглей.
Она поглядела некоторое время на массивную руку, пока мечты о солнце и корабле в море не уступили образу покрытой шелком постели в благоухающей спальне: уже приготовлено вино... только руки ее и Конана заняты более приятным делом.
Желудок ее свело, и она испугалась, что обезьянье мясо все-таки собирается отомстить. Затем головокружение прошло, и вернулась ее прежняя гордость.
Ведь она Валерия из Красного братства, она ела еду и похуже, чем мясо обезьяны, и не блевала. Она не позволит, чтобы эти жалкие джунгли одолели ее, тем более когда рядом этот проклятый киммериец, который может над ней смеяться!
Добанпу Говорящий с духами имел в своем распоряжении помещение, которого хватило бы для полудюжины семей Ичирибу. Мало кто из членов племени завидовал этому, несмотря на то что свободной земли на острове становилось все меньше.
Никто не трудился, чтобы построить дом Добанпу: это была пещера, глубоко уходящая в гору на южной стороне острова. Никто не сомневался, что ему для работы с духами — и другими существами, если и упоминаемыми, то лишь шепотом, — нужно было больше места, чем корзинщику или изготовителю трезубцев. Никто также не хотел ни посмотреть на то, что делает Добанпу, ни послушать это.
Не хотел и Сейганко, несмотря на долгий путь, который уже уставшие люди должны были проделать к южному концу острова, чтобы доставить пленников. И хорошо, что мало кто знал, сколь многому он уже научился у Добанпу.
Среди народа уже поговаривали, что такой женщине как Эмвайя, не следует обучаться Разговору с духами, что это, говорили люди, мужское занятие. А если обучается, то ей не следует еще и выходить замуж за военного вождя, так как она может передать ему свое знание как и любая женщина, которая спит с мужчиной.
Что скажут эти болтуны, если узнают, что Сейганко обучается у самого Добанпу? Воин понимал, что тогда еще труднее будет избегать дуэлей насмерть или яда, подсыпанного в кашу.
Сейганко сидел в пещере с Добанпу и Эмвайей. На всех троих были головные украшения из перьев и крокодильих зубов и амулеты из огненных камней. Огненные камни пульсировали, как бьющиеся сердца, накапливая силу, в то время как Добанпу и Эмвайя пением загоняли в них духов.
Все трое не были ничем покрыты, кроме слоя ароматного масла. По мнению Сейганко, такая «одежда» больше всего шла Эмвайе. В ее возрасте она могла бы родить, по крайней мере двух детей и, без сомнения, родит много прекрасных сыновей, когда она и воин Сейганко наконец поженятся. Сейчас, однако, талия ее оставалась гибкой, грудь высокой, а длинные ноги с хорошо развитыми мышцами имели силу, чтобы обвиться вокруг мужчины...
Сейганко подумал: «Время ли сейчас для этого?»
В этой мысли было скорее лукавство, чем гнев. Даже если бы Сейганко и не видел улыбки на лице Эмвайи, он бы догадался, от кого пришла эта мысль.
Он ответил так, как уже умел, — не шевеля губами, лишь улыбнувшись: «Уже прошло много Времени».
«Сохраняйте достоинство перед духами!»
Никто не мог сомневаться в источнике этой мысли, хотя лицо Добанпу имело выражение резной маски. Двое влюбленных тут же выпрямили спины, сделали серьезные лица и стали слушать пение Добанпу, которое становище громче.
