Ему тогда было столько же, сколько сейчас Оливеру: лет двенадцать — тринадцать. Он и Эдди стояли в замусоренном дворе многоквартирного дома в Бруклине. Перед ними возвышалась ракета, которую соорудил будущий Учитель.
Эдди была оказана высокая честь вести отсчет стартового времени.
Ракета была высотой четыре фута, фюзеляж желтый, нос синий. В качестве топлива Учитель использовал канистру с жидким водородом и еще одну с жидким кислородом (кислород украл двоюродный брат Эдди, работающий в химической компании).
Если бы при зажигании произошла хоть малейшая накладка, ракета так шарахнула бы, что от квартала вряд ли что-нибудь осталось бы.
Правда, об этом он своему другу не рассказывал.
— Пятьдесят шесть секунд до старта, — объявил Эдди.
— Старт задерживается.
— Почему задерживается?
— Потому что твой старик появился.
Отец, как всегда, был пьян. Он остановился перед ракетой и, покачиваясь, сказал:
— Красотища. Просто произведение искусства.
— Папа, шел бы ты домой.
— Нет, когда я вижу такую красоту, мне хочется петь.
— Папа, ну пожалуйста.
Но отец уже запел арию из оперы. Учитель хорошо помнит — это была ария из оперы «Германия». Серенада в честь желто-синей ракеты разнеслась по всему двору.
Из окна кто-то высунулся и громко зааплодировал.
— Это мой сын! — закричал отец. — А это его ракета! Настоящая поэзия!
— Папа, тише ты. Такие ракеты строить не разрешается…
Отец снова запел.
— Папа, немедленно перестань!
— Что-что? Тебе не нравится музыка Франчетти? Разве ты от нее не балдеешь? Конечно, это не рок- н-ролл, где тебе…
— Папа!
— Чтоб ты сдох!
Отец развернулся и исчез в подъезде. Когда до старта оставалось пятнадцать секунд, во двор выскочила мать.
— Как ты смеешь говорить такое отцу?
— Ма, мне сейчас не до тебя!
— Ты не смеешь так разговаривать с отцом! Он поет в твою честь, он тебя любит…
Тут распахнулось окно, и высунулся отец.
— Мэри! Оставь ребенка в покое! Видишь, он играет со своим другом!
— А ты, ублюдок, вообще молчи! — заорала мать. — Жирный, поганый педераст!
— Оставь моего сына в покое, подлая сука!
Мать повернулась к сыну и сказала:
— Ты знаешь, что твой отец педераст? И это еще не все…
Дальше он слушать не стал — включил зажигание, и смесь водорода с кислородом воспламенилась. Двор заполнился белым дымом, пламенем и грохотом. Мать с визгом побежала к подъезду, на лице Эдди появилась восхищенная улыбка, а ракета медленно взмыла в розовеющие небеса. Она была желто-синяя, под ней клубился белый дым, а еще ниже пунцовело пламя. Ракета полетела вверх, в небо, а у мальчика зазвенело в ушах, и вдруг душу омыло волной необычайной чистоты. Один миг, и он от всего очистился.
Оливер безуспешно пытается выманить мать из дома, ему хочется расспросить ее о том, что было, но Энни проявляет удивительную бестолковость и намеков не понимает. Она вываливает на сковородку цыпленка с рисом, мешает ложкой, на сына не смотрит.
— Мам, пойдем лучше пиццы поедим. Или еще чего-нибудь.
Она молчит.
— Я хотел тебе рассказать про школу…
Энни перемешивает рис.
— Ну расскажи. — Голос у нее опять звучит как-то резко, словно ничего не изменилось. — Расскажи, как провел день.
— Ну… — Он пожимает плечами. — А ты как провела день?
Молчание.
— Мам.
— Что?
— Я спросил, как ты провела день.
— Не помню.
В глаза не смотрит.
— Может, сходим куда-нибудь после ужина? Мороженого поедим?
— Нет.
Оливер меняет тактику.
— Ты с Джулиет сегодня разговаривала?
Энни резко разворачивается, прикладывает палец к губам и шипит. Вслух говорит:
— С Джулиет? Нет.
Тогда Оливер выходит в гостиную, берет тетрадку и на обратной стороне пишет: «Этот тип знает, что Джулиет — твоя подруга. Почему ты боишься о ней говорить?»
Энни пишет: «Никогда больше не произноси это имя у нас в доме. Никогда».
Оливер: «Что сегодня произошло?»
Энни: «Ничего не получится».
Оливер: «Почему? Что произошло?»
Энни: «Я тебе потом расскажу».
Оливер: «Мама, мы должны бороться».
Энни: «Если мы будем бороться, он тебя убьет».
Оливер: «Ничего, я рискну».
Энни бросает на него свирепый взгляд и яростно скрипит пером по бумаге: «Если мы будем бороться, он убьет меня».
Слово «меня» подчеркивает жирной чертой.
Дискуссия закончена.
Энни выходит на кухню, опускается на колени и плачет, но делает это беззвучно. Она прижимает к себе сына и шепчет ему на ухо:
— Нет, Оливер, нет.
Проходит минута, и она поднимается на ноги. Вырывает из тетради страницу, комкает, сжигает.
Учитель думает: здесь что-то не так. Не могу понять, в чем дело, но есть в этом какая-то странность. До этого момента он сидел в позе лотоса, теперь встает и подходит к пульту. Прокручивает пленку, слушает, потом еще раз, еще раз. Оливер говорит:
— Может, сходим куда-нибудь после ужина? Мороженого поедим?
Чего это парню так хочется уйти из дома? Энни отвечает:
— Нет.
Потом пауза, и мальчик спрашивает:
— Ты с Джулиет сегодня разговаривала?
Какой-то странный звук, вроде легчайшего шипения. Что бы это могло быть? Звуковая помеха? Пар из чайника? Учитель включает пленку еще раз. Опять легчайшее шипение. Кажется, он догадался в чем дело
