это «скромное великолепие» хоть в какое-то сравнение с блистательной Майрой Бреккенридж?
— О Господи! — воскликнула Кристина, осознав, что она ревнует к тени, пытается состязаться с призраком.
Чтобы как-то успокоиться, она стала расхаживать по комнате.
Почему она убежала сюда? Из страха? От того, что узнала, кто он? Что же должен почувствовать Джастин, когда узнает всю правду о ней? Но почему он не может довериться ей чисто по-человечески, не пытаясь узнать все подробности ее биографии?
— Кристина!
Двери спальни распахнулись, перед ней, стиснув руки, стоял Джастин. По его напряженной шее и опущенной голове видно было, как он расстроен.
— Кристина! — повторил он, на этот раз тише и мягче.
Она какое-то время молча глядела на него и внезапно, забыв обо всем на свете, кинулась к нему и замерла в его крепких, надежных мужских объятиях.
«Я люблю тебя…»
Эти слова чуть не слетели у нее с языка, когда она, счастливая, с облегчением прижалась к Джастину. Но разумно ли признаваться в любви человеку, которого, можно сказать, совсем не знаешь?
Джастин еще сильнее обнял ее, оторвал от пола, покачал на руках и медленно, необычайно бережно опустил на ковер.
— Если ты меня боишься — хотя бы чуть-чуть, я немедленно уйду и больше никогда тебя не потревожу.
— Я тебя не боюсь.
— Тогда почему ты убежала?!
— Я тебе как на духу поведала всю свою жизнь, — сказала Кристина. — А ты все воспринял так, будто это сущие пустяки…
— Я вовсе не говорил, будто твоя жизнь хотя бы на каплю представляется менее ценной, чем моя. Но признаться в неудачном браке и признаться в совершении убийства — не одно и то же.
— Не совершал ты никакого убийства, — сказала она.
— Ты полагаешь, что я его не совершал? Кристина улыбнулась.
— Не полагаю, а знаю.
— Откуда ты можешь знать?
— Я чувствую тебя, этого достаточно.
— Действительно, я не убивал. Тебе интересна эта история?
— Если тебе действительно важно рассказать о ней.
— Пожалуй, важно, — сказал он раздумчиво. — Кристина, извини меня, но когда я впервые увидел тебя, то не в силах был владеть собой. Я действительно ненавижу репортеров — всех без исключения. И пока ты не упомянула имени Роджера… Видишь ли, я не способен, по-видимому, доверяться кому-либо безраздельно, только лишь потому, что человек наделен обаянием. Я все это время продолжал считать тебя той настырной корреспонденткой, которая бестактно домогалась по телефону встречи со мной. Понимаешь, Кристина, когда против меня выдвинули такое страшное обвинение, пресса осаждала меня без всякого сожаления. Я бросил свою квартиру на крыше небоскреба в Манхэттене и прочно обосновался здесь. Но армада репортеров всех мастей ринулась за мной в эту глушь. И один расторопный репортеришка — из весьма уважаемой газеты — так спешил опередить других, что впопыхах задавил моего пса. После этого вся эта алчная стая газетчиков бесславно исчезла, но для бедняжки Джага все уже было кончено. — Глаза Джастина сделались стальными, но в глубине их Кристина видела затаенную боль. — Так что после всего этого мне трудно вести себя, как подобает здравомыслящему человеку, умеющему владеть собой, и ты это, к моему глубокому сожалению, испытала на себе.
Кристина была очень смущена. Ей надо было признаться ему всего лишь в одном — кто она по профессии, но теперь она боялась, что не осмелится назвать свою специальность.
— Давай спустимся вниз, вернемся туда, где сидели, — попросил Джастин.
А Кристина продолжала безмолвный диалог сама с собой: «Скажи ему все!» — «Ты что, совсем лишилась ума?! Уж, по крайней мере, не сейчас!» — «Но он должен, должен верить тебе!..»
Джастин взял ее руку, пальцы их сплелись, и она послушно, как маленькая девочка, сошла вместе с ним в гостиную, где огонь в камине пылал особенно ярко и жарко. Кристина села на диван, а Джастин ходил взад-вперед по комнате, собираясь с мыслями.
— Ты был в нее влюблен? И, наверное, беззаветно? — эхом прозвучал ее вопрос.
— Когда-то… я так думаю. Меня потрясла ее редкая красота при самой первой нашей встрече. Я был на несколько лет моложе ее, и это, как я теперь понимаю, льстило Майре. Ей тогда исполнилось тридцать, и, право, я не встречал в жизни человека, которого до такой степени преследовал бы страх подкрадывающегося увядания. Наверное, она слишком много ждала от своей внешности: странно, но Майра не умела радоваться тому богатству, которым наградила ее природа, зная, что однажды красота ее померкнет. И ей никогда здесь не нравилось. Когда дом еще только строился, она раза два приезжала и заявила, что не позволит заточить себя в сельской глуши, в этой дыре, как она изволила выразиться. Но я и не собирался посягать на ее свободу. Она могла жить, где хотела. Я же был влюблен в здешние леса, тишину и бесконечные просторы этой земли. И потом здесь так легко писалось!
Роджер говорил почти то же самое — слово в слово, когда вместе с Сью перебрался в эти благословенные места, да и Кристина прониклась красотой здешней природы за время тех немногих поездок, которые она совершала, нанося визиты двоюродному брату. Эти просторы, удаленные от города, были прекрасны в любое время года. Осенью — буйством красок, зимой — сверканием и белизной снега, летом — сочной зеленью лесов. Вечно меняющийся и вечно прекрасный край, который Кристина полюбила после первого же приезда к Роджеру.
Зато его не выносила Майра Бреккенридж, и по зловещей иронии судьбы обрела здесь свой конец.
— И все же вы были женаты.
— Но счастливы в браке не были. Не знаю, собиралась ли она всерьез создавать со мной семью, да и за себя, пожалуй, не поручусь. Мы встретились на премьере «Обещаний верности», и она через общего знакомого попросила себя представить. Майра только что вернулась из Голливуда, где последний фильм с ее участием с громким треском провалился.
У нас собралась большая компания, и мы все вместе отправились в ресторан Сарди и там основательно выпили. Она казалась такой живой, нарядной, яркой бабочкой. Я же тогда много и напряженно работал, чувствовал себя уставшим. Она была как глоток свежего воздуха. На следующей неделе мы отправились в Лас-Вегас — поиграть в рулетку, посмотреть местные шоу, в общем — хорошенько отдохнуть. И мы в самом деле прекрасно развлекались. Майра умела произвести впечатление, когда хотела.
Оставшись с глазу на глаз, мы начали рассуждать о соединивших нас обстоятельствах, в которых увидели веление судьбы, так возникла мысль о женитьбе. Эта мысль полностью овладела нами. В тот момент мы находились в Лас-Вегасе, где вступить в брак легче, чем выпить стакан воды. Не то чтобы я совсем не понимал, что совершаю поспешный шаг. Понимал. Но я имел несчастье на мгновение влюбиться в одну из красивейших женщин Америки, да и она, как мне кажется, тоже была по-своему в меня влюблена — насколько Майра вообще способна на какие-либо сильные, искренние чувства.
— И что потом? — тихо спросила Кристина.
— Время отдыха и развлечений заканчивалось. Я — писатель, и это для меня больше, чем просто работа — это часть меня самого. Мне ненавистен свет софитов — Майра его обожает. Он ей жизненно необходим, она без него существовать не может. И мы, едва сойдясь, расходимся, как корабли в море. Для Майры жизнь состоит прежде всего из вереницы модных вечеринок, развлечений: она вечно в разъездах, будто бы по делам, а до меня доходят слухи, от которых руки в ярости сжимаются, а глаза наливаются кровью.
Я вылетел в Голливуд, чтобы повидать ее — она якобы работала там на съемках. Мне вовсе и не нужно было заставать ее врасплох, чтобы знать, до чего она опустилась. У меня есть несколько хороших приятелей в Голливуде, знавших все о похождениях моей жены, но они не хотели расстраивать меня. Я же
