Она заметила, как сузились глаза водителя: он прикидывал, что можно, не опасаясь, рассказать этой удобно устроившейся на заднем сиденье женщине, которая наполняла его машину клубами дыма с экзотическим ароматом.
Фрина рассмеялась.
– Я никому не скажу, – пообещала она, и водитель, кажется, ей поверил.
Он сделал глубокий вдох и выпалил:
– Мерзкие, как вонючие крысы.
– Понятно, – задумчиво ответила Фрина. – Это интересно.
– Да, но если они узнают, я больше никогда не буду водить такси в Мельбурне. Поэтому я полагаюсь на ваше слово, мисс.
– Не волнуйтесь, – уверила его Фрина, затушив сигариллу. – Это здесь?
– Да, – мрачно кивнул водитель.
Фрина оглядела фасад огромного дома, похожий на кекс с глазурью, красную ковровую дорожку, цветы и армию прислуги, стоящую в ожидании прибытия гостей, и мысленно содрогнулась. В то время как рабочий класс крайне стеснен в средствах, эта показуха, отдающая нарочитым богатством, кажется неразумной и безвкусной. Европа, из которой совсем недавно приехала Фрина, обеднела, даже знать не поднимала головы, потрясенная событиями русской революции. Демонстрировать богатство стало не модно, гораздо изящнее скрывать его размеры.
Фрина заплатила за такси, выбралась из машины без ущерба для себя и платья и в сопровождении двух слуг проследовала к парадному входу особняка Крайеров. Она глубоко вдохнула, вплыла в дом и передала свою бархатную накидку прислуге в дамской гостиной. Комната была обита шелком с раздражающим узором, от которого тут же начинали болеть глаза, но Фрина ничем не выдала своего неудовольствия. Она дала чаевые прислуге, расправила складки платья, встряхнула головой у большого, в полный рост зеркала и приготовилась к встрече с хозяйкой.
К несчастью, стены прихожей были выкрашены в приглушенный зеленый цвет, отчего лица гостей приобретали мертвенно-серый оттенок. Фрина представилась и собралась с силами, чтобы выстоять в крепких объятиях госпожи Крайер, которых, она была уверена, ей не миновать.
И вот послышалась дробь каблуков, и скелетообразная женщина в черном платье и бриллиантах бросилась на Фрину. Мисс Фишер пришлось смириться с испорченной прической и болезненными отпечатками многочисленных украшений на щеке. От госпожи Крайер густо пахнуло духами «Шанель». Она была невероятно тощей, и Фрина не на шутку испугалась, что ее бедра и ключицы, судя по всему самые острые в Мельбурне, способны распороть швы на ее одежде. Рядом с ней Фрина почувствовала себя непомерно крепкой и здоровой – странное ощущение.
Ей пришлось покориться, когда костлявые руки, сверкавшие грудой драгоценных камней, потянули ее в залитый ослепительным светом бальный зал. Он был снабжен куполом и полон людей; вдоль одной из стен тянулся столик с закусками, джаз-бэнд привычно совершал насилие над нотным станом, расположившись на специальном возвышении для музыкантов. Чудовищно дорогие и вызывающе огромные туберозы и орхидеи, стоявшие по всей комнате, наполняли душный воздух своими тяжелыми экзотическими ароматами. В общем, было жарко, пышно и вульгарно. Госпожа Крайер сообщила, что, зная об их знакомстве с господином Сандерсоном, депутатом парламента, посадит ее за стол рядом с ним, и Фрина с облегчением подумала, что даже на этом сборище, несмотря ни на что, можно встретить человеческое существо. Затем хозяйка произнесла еще одно имя, от которого накрашенные губы Фрины сложились в едва заметную улыбку.
– Вы, должно быть, знакомы с досточтимым Робертом Мэтьюсом, – восторженно проговорила госпожа Крайер. – Мы все так любим Бобби. Он играет в крикет в команде джентльменов. Уверена, вы станете лучшими друзьями.
Фрина, ставшая причиной изгнания Бобби на чужие берега, была вполне уверена, что им никогда не стать лучшими друзьями; кроме того, когда они были знакомы, молодой человек не был досточтимым. Как раз в тот момент, когда хозяйка так расхваливала его, Фрина заметила, что упомянутый джентльмен стоит в противоположном углу комнаты. Бобби послал ей взгляд, в котором было столько мольбы и гнева, что Фрина удивилась: как только у нее волосы не вспыхнули огнем. Она дружески улыбнулась в ответ, и Бобби отвернулся. Госпожа Крайер не перехватила их взглядов, а просто потащила Фрину дальше по залу, пол которого был натерт так, что скользил как лед; хозяйка собиралась представить ее своим гостям- артистам.
– Нам удалось заполучить княгиню де Грасс, – нарочито громко произнесла госпожа Крайер. – Она покровительствует двум балетным примам труппы «Компания Балет-Маскарад» – самой модной в этом сезоне. Возможно, вы их уже видели.
Фрина поравнялась с хозяйкой и наконец-то высвободила свою руку.
– Да, я видела их в Париже год назад, – сказала она, вспомнив странное, зловещее очарование этих танцоров, представлявших балет-маскарад среди обветшалой роскоши старой Оперы.
Танец был примитивен, но пробирал до глубины души – они представляли мистическую пьесу «Смерть и Дева». Париж был заинтригован, но «Компания Балет-Маскарад» исчезла, едва успев войти в моду. Так, значит, они поехали в Австралию! «Интересно, зачем?» – подумала Фрина. Она замедлила шаг, улыбнулась господину Сандерсону, депутату парламента, и получила ответную заговорщицкую улыбку. Артисты прочно обосновались у буфета, как и положено артистам, и отвлеклись от еды, только когда госпожа Крайер подошла к ним вплотную.
– Княгиня, позвольте представить вам досточтимую Фрину Фишер. Мисс Фишер, это княгиня де Грасс и мадемуазель…э…
– …де Лисс, а это мой брат Саша, – сказала молодая дама.
Она и ее брат, вероятно близнецы, были высокого роста, длинноногие и изящные, с похожими чертами лица, бледной кожей, высокими скулами и глубокими выразительными карими глазами. У обоих были кудрявые каштановые волосы, одинаково подстриженные, и одеты они тоже были одинаково – в абсолютно черные трико.
Саша изящно припал к руке Фрины и заявил:
– Мадемуазель, вы
В глубине души Фрина была с ним согласна. Среди собравшихся не было никого, кто мог бы превзойти ее в стиле и грации, не считая двух танцоров в простых костюмах, подчеркивавших естественную красоту их тел. Княгиня де Грасс, по поводу титула которой Фрина серьезно сомневалась, была невысокой сухопарой русской дамой в огненно-красном платье и ужасно длинной собольей пелерине. Она положила свою холодную лапку на запястье Фрины и сардонически улыбнулась. Это была весьма выразительная улыбка: она вобрала в себя отношение и к хозяйке, и к залу, и к угощению, и к собственному сомнительному титулу, а также восхищение Фриной – и все без единого слова. Фрина искренне улыбнулась в ответ и пожала крохотную ручку княгини.
– Не могу снять накидку, – шепнула княгиня Фрине на ухо. – У меня платье с открытой спиной. Непременно навестите меня. Вы первый человек с интересным лицом, которого я встречаю в этом Богом забытом месте.
– Навещу, – пообещала Фрина.
Больше она не успела сказать ни слова, потому что хозяйке явно не терпелось представить ее какой-то очередной выскочке. Фрина двигалась безмятежно, с высоко поднятой головой, забавляясь наблюдением за госпожой Крайер. Эта дама стала вдруг излагать социальную теорию – предмет, в котором она не понимала решительно ничего.
– Все эти ужасные коммунисты, – ныла госпожа Крайер. – Я, правда, ничего не боюсь. Слуги меня обожают, – заявила она.
Фрина ничего не ответила.
Лица и руки – весь вечер они мелькали перед глазами. Фрина кивала, улыбалась и пожимала руки стольким людям, что их лица слились в расплывшееся пятно. Она почувствовала усталость и уже мечтала присесть где-нибудь, выпить крепкого коктейля и закурить, как вдруг снова насторожилась.
– Это Лидия Эндрюс и ее муж Джон, – произнесла госпожа Крайер.
Фрина оживилась и внимательно посмотрела на предмет своего расследования.
Лидия Эндрюс была хорошо одета и накрашена мастером своего дела, но казалась такой вялой и
