— Нет-нет, я про вон те. — Конрад показал на звездную резьбу на куполе. — Этот зал — своего рода небесные часы. Смотрите.
Он положил руку на обелиск и, не обращая внимания на испуганный вскрик Серены, покрутил каменный столбик вокруг оси на манер компьютерного джойстика. Раздался гул, и синхронно движению скипетра стал перемешаться и купол.
— Если мы хотим установить небеса в определенный момент времени, то надо начать с космической «часовой стрелки» или соответствующей зодиакальной эры, — сказал он. — Сейчас у нас рассвет эры Водолея, так что именно это созвездие, как мы видим, находится на востоке.
Пока он говорил, купол вернулся в исходное положение.
— «Минутная» же стрелка устанавливается по конкретному полушарию, Северному или Южному.
Конрад подвинул «джойстик», и совершенно новая группа звезд словно выехала из-под пола. Впрочем, он продолжил вращать обелиск, пока над головой не зафиксировалась первоначальная картинка.
— Третий, более точный этап настройки выполняется по точке равноденствия конкретного года.
Конрад показал последний вид коррекции и закончил демонстрацию, вернув все в исходное состояние. Гул затих.
— Итак, Серена, ты видишь, что обелиск и алтарь, вокруг которого мы стоим, представляют собой Землю в конкретной фиксированной точке. Созвездия на куполе — это небеса. Все вместе они определяют положение нашей планеты в конкретный момент времени.
Серена, до сих пор не пришедшая в себя от той легкомысленности и беспечности, с какой Конрад взялся крутить органами управления этой машины, еле-еле выдавила из себя:
— И в каком положении звезды на куполе стоят сейчас?
— Относительно обелиска они в точности копируют современное звездное небо над Антарктикой, — безапелляционно заявил он, всем своим видом отметая любые возражения.
— Отсюда я делаю вывод, что мы переживаем наиболее значительный момент в нашей истории, — сказала Серена, — ибо Великий Конрад жив и наконец-то совершил свое открытие.
Он улыбнулся:
— Ах, хоть в чем-то у нас сходится мнение.
Серена бросила на него презрительный взгляд:
— А тебе не приходило в голову, что ты крупнейший олух всех времен и народов и что человечество проклянет ту секунду, когда ты протянешь руку за обелиском?
Отчего же не приходило? Конечно, приходило, и не раз, так что сейчас Конрада уже начинал раздражать ее скептицизм.
— Сама подумай, — возразил он. — Если твои слова верны, то получается, строители П4 знали, что только высокоразвитая цивилизация с изощренной технологией способна обнаружить эту пирамиду, не говоря уже о том, чтобы в нее проникнуть. Именно наша развитость и продвинутость делает нас «благородными». Так что автоматически получается, что текущий момент является наиболее достойным, чтобы взять в руки этот обелиск — ключ к происхождению, к подлинным истокам человеческой цивилизации.
— А может, это троянский конь, — сказала она. — Может, этот обелиск — чека в гранате. Вынь ее — и прощай, белый свет. А, Конрад?
— А может, ты просто боишься, что Церковь потеряет свои позиции и право на единоличное толкование «Бытия», — ответил он резко и зло, потому как уже был сыт по горло ее истерикой. — Может, хватит упиваться собственным невежеством? Пора бы расчистить путь к новому веку просвещения.
Он взглянул на Йитса, тот пожал плечами и жестом пригласил Конрада пройти к обелиску.
— Бери, сынок, свой чертов жезл, да поскорее. Потому как иначе его заберут себе русские, да еще неизвестно, сколько юнакомеров бродит над головой.
Конрад искоса посмотрел на Серену и шагнул к скипетру Осириса. Он затылком чувствовал ее страх, когда положил ладонь на обелиск. Гладкий-гладкий, словно все надписи были вырезаны под поверхностью.
— Ты всерьез считаешь, что твой отец даст тебе уйти отсюда с этим жезлом? — спросила она. — Только во сне. А потом, не забывай про ООН. Все шансы за то, что мир узнает про твою находку и что ты с ней сотворил.
Конрад заколебался. Пальцами сжав обелиск, он почувствовал, как руке передается едва заметная вибрация. И тут, сам того не желая, отдернул ладонь.
— Черт возьми, Конрад! Чего ты тянешь?! — вскипел генерал.
Конрад и сам не мог понять. Вот перед ним шанс, который выпадает раз в тысячелетие. Шанс оставить после себя отметину, которую не занесут пески времени, которая перевернет историю с ног на голову. Шанс войти в бессмертие.
— Конрад, говорю тебе, не лезь в воду, не зная броду, — между тем заклинала его Серена. — Ведь ты сам не представляешь, к чему это может привести.
— Сестричка, вы сами не понимаете, что лепечете, — сказал Йитс. — Обелиск утащат, как пить дать, так что пусть уж лучше это сделает Конрад. Тем более что он один на это способен. Уж кто-кто, а он точно достоин этого жезла.
— Раз так, генерал, позвольте и мне внести свой скромный вклад в психологический портрет сего замечательного человека, — заявила Серена. — Говоря вкратце, вы не правы на все сто процентов. Пусть даже он ваш сын, это не дает вам права утвер…
— Он мне не сын.
Конрад замер. В неподвижную статую превратилась и Серена. Даже русский — и тот прекратил стенать. Залом завладела тяжелая тишина.
— Ладно, пусть приемный сын, — негромко поправилась Серена, внутренне извиняясь перед Конрадом.
— И даже не приемный.
Йитс сбросил с плеча рюкзак и принялся в нем копаться.
Конрад недоуменно разглядывал отца, задаваясь вопросом, к какого рода откровению стоит готовиться. А потом, почему сейчас? И здесь? Что, другого момента нельзя было выбрать?
— А, вот, — удовлетворенно кивнул Йитс, вытащив цифровую камеру.
— У тебя есть его фото? — Конрад вытянул шею. Странно, на экранчике видна лишь печать Осириса, которую они нашли на полу геотермального зала.
— Вот он, твой родной папаша, — сообщил Йитс.
Конрад бросил взгляд на изображение бородатого мужчины, сидящего на механизированном троне, и вдруг почувствовал, как глубоко внутри в нем шевельнулось нечто незнакомое, пришедшее из места, о котором он ничего не знал.
— Как-как?
— Тридцать пять лет назад я нашел тебя в капсуле, погребенной глубоко во льдах, — произнес Йитс таким мрачным голосом, что Конрада пробрала дрожь до самого мозга костей. — По виду тебе было не больше четырех лет.
Конрад молчал. Вдруг раздался слегка визгливый смех. Серена.
— Боже мой, Йитс! — воскликнула она. — За каких идиотов вы нас принимаете?!
Но генерал не смеялся, и Конрад как-то особенно отчетливо понял, что еще ни разу не видел у него таких глаз.
— Признайся, сынок, ведь тебе и не требуется никаких доказательств, — добавил Йитс. — Ты и сам это знаешь.
У Конрада кружилась голова. Нет-нет, это ложь, должна быть ложь! В конце концов, в поисках родителей Конрад даже сдавал ДНК на анализ, и в результатах не оказалось ничего, что бы противоречило его собственному мироощущению. Типичный американец и даже не с голубой, а красной кровью. С другой стороны, если закрыть глаза на совершенно очевидную невозможность этой теории, она полностью объясняла все противоречия и загадки, связанные с его утраченным ранним детством.
