«Кино». Ты про Виктора Цоя хотя бы слышал? И группа «Технология» – это был его проект. И Влада Сташевского он раскрутил. Так вот, мне Шмильевич сказал: «Маша! Сейчас для того, чтобы раскрутить никому не известного исполнителя, надо подключать всех: музыкальные радиостанции, прессу, телевидение. И на все про все нужно от ста пятидесяти до трехсот тысяч долларов. Это в среднем. Но, возможно, и больше». Триста тысяч долларов! И вот наш продюсер Марецкий, – интонация Маши стала желчной, – готовясь вложить триста тысяч долларов в этот беспроигрышный, по его заверениям, проект, тут же «стреляет» тысячу долларов у человека, которого он собрался облагодетельствовать. Тебе это вообще ничего не напоминает? Ты книжки читал? Хотя бы давно, в детстве? Может, помнишь, как Остап Бендер обещал превратить захудалые Васюки в Нью-Москву, мировой центр шахмат, а сам при этом не погнушался выцыганить у наивных васюкинских шахматистов двадцать один рубль шестнадцать копеек «на первичные телеграммы»? И я опять спрашиваю: тебе эта история с раскруткой ресторанного певца по имени Дима не кажется скверным анекдотом? Я ведь ничего пока не утверждаю. Я хотела просто во всем разобраться. Меня тогда удивило, как Марецкий себя повел. Вроде бы денег у него не было. Да? Но он помчался в тот ресторан, зашел туда, вышел – и вот тебе тысяча долларов. Вроде бы крутой такой мужчина, явно не из бедных, а в карманах пусто. Я решила узнать, у кого он эту тысячу «стрельнул до получки». И случайно наткнулась на этого Диму с совершенно фантастической историей про продюсера Марецкого.
– Почему же «фантастической»? – пожал плечами Китайгородцев.
– Откуда у Марецкого деньги на продюсирование? Их нет. Понимаешь? Все это блеф чистой воды.
– Как это нет? Он композитор. Очень известный.
– О чем ты говоришь… – с горькой усмешкой сказала Маша. – Кому он известен? Где ты слышал его песни? Кто их исполняет? Покажи мне хотя бы один компакт-диск, где на вкладыше было бы указано: «Музыка Игоря Марецкого». Нет таких компактов! Никто его песен не исполняет. Ты говоришь – он известный. Это фамилия у него такая, в ней каждому слышится что-то знакомое. «Ах, композитор Марецкий? Ну как же, слышал, слышал». Да нету такого композитора – Марецкий! Есть Матецкий. Это правда. И Марецкий – фамилия известная. Только не Марецкий, а Марецкая. Вера Петровна. Народная артистка Советского Союза. Но наш Марецкий к той Марецкой не имеет никакого отношения. Он сам по себе. Он – никто! В эстрадной тусовке вращается? Так там кто только не вращается. Он просто тусовщик. И даже если бы он был композитором… Ты хоть знаешь, сколько композиторам платят за песню? Ну, если очень повезет, то пять тысяч долларов. Это если повезет. А так вообще-то меньше. Сколько своих песен можно продать за год? Десять? Десять песен умножаем на пять тысяч, получается – пятьдесят тысяч. Так на какие шиши собирается раскручивать певца Диму композитор Марецкий? А ведь песни у него никто не покупает, так что и эти пятьдесят тысяч – мифические. И вообще композиторы живут бедно. Я однажды слышала, как Игорь Матвиенко сказал… Ты знаешь, кто такой Матвиенко?
– Нет.
– Это продюсер, который сделал популярными две группы: «Любэ» и «Иванушки International». Так вот, он кому-то сказал: «Я понял, что на доходы российского композитора не проживешь, поэтому и стал продюсером». Не проживешь! Это сказал человек, который знает в этом деле толк.
– Вот и Марецкий так же, – подсказал Китайгородцев. – На песнях денег не заработаешь, так он продюсерством…
– А кого он продюсирует? Кого он раскрутил до такой бешеной популярности, что теперь ему остается только сливки снимать? С кем он работает? С кем ведет деловые переговоры? Кто его партнеры? Он при тебе хотя бы раз ездил на деловую встречу? Нет! Нет такого продюсера – Марецкий! И композитора Марецкого тоже нет! Есть известный тусовщик Марецкий, вот этот действительно всем в эстрадной тусовке известен…
– Но если он не композитор, как ты утверждаешь, – пробормотал Китайгородцев, – и не продюсер, то откуда у него это все? Откуда эта шикарная жизнь?
И снова Маша засмеялась. Теперь уже над растерянностью своего собеседника. Она обнаружила, что поставила его в тупик. Теперь его, кажется, можно не бояться.
– В том-то и дело! – сказала Маша. – Я не враг Марецкому. Я просто хочу понять, как человек, который называет себя композитором, но за все время смог продать, да и не продать даже, а обманом всучить какому-то мальчишке одну-единственную песню, за которую удалось выручить всего тысячу долларов, как этот человек умудряется вести такой роскошный образ жизни, вызывающий зависть у окружающих? Деньги ведь никогда не появляются из ниоткуда. Чтобы получить деньги, надо хоть что-то сделать. Что делает Марецкий? Чем он зарабатывает на жизнь? Загадка!
Китайгородцев все-таки изучил то, что обнаружил в памяти компьютера Костюков. Среди множества материалов, когда-то написанных журналисткой Марией Мостовой, и теперь бережно ею сохраняемых, были архивированы два больших массива данных, посвященных Марецкому. В том, что поменьше, хранились подготовительные материалы заказанной Марецким статьи о себе, любимом, и непосредственно сама статья, которую Китайгородцев читал, еще когда Маша привозила ее на утверждение заказчику, то есть Марецкому. Второй массив данных оказался объемнее и интереснее первого. В этих материалах все, что касалось Марецкого, имело характер разоблачения.
Если Маша касалась родословной «потомственного графа» Марецкого, то откапывала факты если и не опровергающие подлинность родословной, то хотя бы заставляющие засомневаться. Она писала про свежеизготовленные памятники далеким предкам Марецкого и тут же давала выдержки из бесед с местными жителями, из которых ни один не подтвердил, что именно в этих местах захоронены бывшие баре.
Кроме того, Маша заинтересовалась портретами экспозиции краеведческого музея. Ей показалось странным, что из всех изображенных представителей рода Тишковых явное сходство с Игорем Александровичем Марецким имел только один. Маша затеяла собственное расследование и в результате выяснила, что все портреты, представленные в экспозиции музея, издавна хранились в музейных фондах и только один, тот самый, который и вызвал у Маши подозрения, поступил в музей совсем недавно. Этот портрет музею подарили. Дарителем оказался сам Марецкий.
Маша обратилась к художникам-портретистам, и те в общих чертах поведали ей об особенностях художественного творчества в новорусский период. Поскольку в последнее время поиск своих дворянских корней превратился едва ли в национальный вид спорта, рынок мгновенно отреагировал на это предложением соответствующих услуг. Наряду с генеалогическими изысканиями, штампованием грамот, подтверждающих наличие дворянского титула, и изготовлением орденов, якобы унаследованных от сановного прапрадедушки, любому желающему предлагалось обзавестись портретом далекого предка, которому художник придавал черты лица заказчика. Одежда и интерьер на портрете соответствовали ушедшей эпохе, сам портрет писался в манере а-ля Рокотов, так что неспециалист не мог заподозрить подделку. А в довершение всего холст искусственно старили. В результате заказчик получал неопровержимое и очень зримое подтверждение своей принадлежности к древнему и уважаемому роду, что обходилось ему приблизительно в тысячу долларов. Эту цифру Маша приводила в своих заметках.
Она не смогла найти художника, который выполнял заказ Марецкого, но с большой долей уверенности утверждала, что портрет был написан не сто лет назад, а совсем недавно и остается лишь провести экспертизу, чтобы это подтвердить.
Выглядело все довольно убедительно. Особенно для Китайгородцева. Ему тоже многое удалось раскопать, и то, что обнаружила Маша, безупречно стыковалось с его собственными находками.
Сама Маша, пока Китайгородцев знакомился с текстами, сидела на стуле, безвольно опустив плечи. Она сегодня уже успела и испугаться, и понять, что самое страшное ей, похоже, не грозит. Мешанина этих не самых слабых чувств в конце концов утомила ее. Как человек, измученный болезнью, она терпеливо ожидала, когда это все закончится.
– Кто заказал тебе это расследование? – спросил Китайгородцев.
Маша пожала плечами.
– Никто.
– Но для чего-то ты это делала…
– Мне просто показалось интересным.
– То есть ты самостоятельно к этому пришла?
– Да.
