За запертой на кодовый замок дверью протопали милицейские ботинки. Хмель жестом показал: вот, мол, мои преследователи, я вас не обманул. Девушка по-прежнему смотрела со страхом. И все-таки Хмель поинтересовался у нее:
– Можно, я у вас переночую?
– Я закричу, – пролепетала бедняжка непослушными губами.
– Я понимаю, – сказал Хмель. – Это я от безысходности. Простите.
Он нажал на кнопку. Входная дверь разблокировалась. Хмель вышел из подъезда и быстрым шагом двинулся через дворы. Он не останавливался, потому что опасался, что любая заминка снова привлечет к нему внимание. На ходу он пытался сообразить, где может провести эту ночь. Ничего путного на ум не приходило.
Уже за полночь Хмель очутился на мосту, под которым в свете фонарей блестели железнодорожные рельсы. Вдалеке угадывались неподвижные пассажирские вагоны. Огней в окнах не видно, но кое-где угадывался поднимающийся из труб дымок. Хмель спустился с моста, перемахнул через забор и пошел по шпалам.
Это был отстойник пассажирских составов. Хмель подумал, что здесь можно попроситься на ночлег. Забарабанил в дверь ближайшего к нему вагона. Долго никто не откликался, потом за замызганным стеклом проявился чей-то силуэт.
– Чего? – коротко осведомился неприветливый женский голос.
– Мне на минуточку! – попытался установить контакт Хмель.
Контакт не установился.
– Пшел вон! – сказала женщина, и силуэт исчез.
В следующих двух вагонах Хмеля встретили столь же неприветливо. Он не отчаялся и был готов пройти вдоль всего состава, но в следующем по ходу вагоне дверь тамбура была открыта, и на ступеньках сидела с сигаретой в зубах тетка-проводница неопределенных лет.
– Здрассте! – подобострастно, но без самоуничижения сказал ей Хмель. – Меня зовут Александр. Я тут живу, – махнул неопределенно куда-то себе за спину. – Из дома выгнали.
Проводница смотрела на него с прищуром, понимая, что дальше последует просьба, и пытаясь заранее оценить аппетиты этого пацана.
– Сигаретку можно попросить? – не стал разочаровывать ее Хмель.
Тетка не шелохнулась.
– Жена выгнала, – гнул свое Хмель. – Можно сказать, в чем мать родила. Даже сигареты не успел взять.
Проводница явно заподозрила, что сигаретой дело тут не ограничится, и продолжала молчать.
– А вы до утра тут будете? – спросил Хмель. – Вам в рейс когда?
– Тут не ночлежка, – мгновенно среагировала тетка.
– Я бы и деньги заплатил, – сказал ей Хмель и даже стал похлопывать себя по карманам.
Мол, я бы с радостью, да вот карманы у меня пустые, я же говорил вам…
Но он поплакаться не успел, потому что вдруг нащупал деньги. Еще не веря, вытянул банкноту. Пятьсот рублей. Он вспомнил: в магазине утром, когда алкаш просил у него десятку и из-за этого случилась свалка, Хмель так и не расплатился, хотя продукты специально для него продавец уже успела сложить в пакет. Когда милиционер выпроводил Хмеля из магазина, продавец была под таким впечатлением от увиденного, что о деньгах забыла напрочь.
Проводница быстрым движением взяла у Хмеля пятисотрублевку и прошла в вагон. Хмель поднялся по ступеням.
– Нас к платформе подают в шесть. Я в пять тебя разбужу. Белья не дам. Можешь взять матрац и одеяло.
Она была уже в своем купе. Там горел свет. Не слишком яркий, но тут тетка смогла рассмотреть Хмеля гораздо лучше, чем видела в полутьме у вагона. Она работала на этой собачьей работе много лет. Она многое видела. И многих. Она своим проводницким чутьем теперь людей распознавала с первых же секунд. Только бросит взгляд – и готова полная характеристика субъекта. В этом изможденном седом парне с глазами затравленного зверька она вдруг угадала столько страха и пережитых бед, сколько редко кому достается. Она старалась держаться подальше от всего такого. Несчастья липнут. Бедой можно заразиться, будто гриппом.
Тетка сунула пятисотрублевку в руки Хмелю и коротко сказала:
– Уходи!
– Почему? – опешил он.
В вагоне было тихо, тепло и безопасно. Хмель уже расслабился немного и не ожидал, что отпущенная ему мера счастья окажется такой малой.
– Уходи! – повторила женщина.
Хмель встретился с ней взглядом и понял, что упрашивать бесполезно.
Он пошел из вагона прочь, по-стариковски шаркая ногами. Когда спустился по ступеням, проводница с грохотом захлопнула за ним дверь, отгораживаясь от чужой беды.
Хмель слышал, как за его спиной щелкнул механизм замка.
Вернувшись к мосту, Хмель решил никуда не идти. Из найденных здесь картонных коробок, сплющенных в листы, Хмель соорудил подобие кровати. По мосту прямо над головой Хмеля проезжали машины, но это вряд ли могло помешать ему заснуть. По рельсам прокатился, беспечно свистнув, маневровый тепловоз.
Безнадега, подумал Хмель. Одна сплошная безнадега. Непонятно, что ему делать дальше. Полный мрак. Я не хочу думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра. Где он эту фразу прочитал? В «Унесенных ветром»? Хорошая фраза. Правильная. И тетка эта молодец, которая в книжке. Она никогда не сдавалась. Что бы там с нею ни случалось. Вообще-то она не сдавалась не только потому, что такая уж смелая была. Иногда ей было просто некуда деваться. Сдался – погиб. А умирать не хочется. Совсем как у Хмеля, один к одному сложились обстоятельства.
Хмель уже успел задремать, когда под мостом вдруг кто-то появился. Услышав шаги, Хмель встрепенулся. Трое мужичков уже успели подойти вплотную. Разглядывали Хмеля недобро и оценивающе. Судя по виду и по запаху – бомжи.
– Выпить есть чего? – спросил один.
– Нет, – ответил Хмель.
– Все выпил, что ли?
– Я не пил.
– Тут наше место, – сказал другой бомж. – И коробки тоже наши.
Хмель промолчал, но он готов был уйти отсюда.
– Недавно приехал? – спросил один из бомжей.
Они никак не могли взять в толк, что за птица перед ними.
– Ага, – соврал на всякий случай Хмель.
– Откуда?
– Из Екатеринбурга, – Хмель для достоверности добавил правды.
– Обокрали тебя, что ли? – продолжали прощупывать его мужички.
– Да.
– В поезде?
– Да.
– А деньги какие-нибудь остались? Дай рублей десять, ты же наше место занимал.
– Нет денег, – поспешил отбояриться Хмель, и этой поспешностью он себя выдал.
Они одновременно бросились на него, прижали к земле, били и успевали обшаривать карманы. Один из них, найдя пятисотрублевку, отшатнулся от Хмеля, тогда и двое остальных отступились. Хмель вскочил и побежал. За ним не гнались.
Через четверть часа он вышел к платформе, где днем останавливались электрички. Здесь при свете фонарей он обнаружил, что его рубашка сильно пострадала: перепачкана в грязи, карман оторван, отсутствуют несколько пуговиц. Рубашку он снял и выбросил в урну, оставшись в одной футболке. Хуже дело
