обстояло с его разбитым лицом. Лицо не выбросишь. В найденной на платформе пластиковой бутылке оставалось немного воды. Хмель этой водой умылся – это все, что ему было сейчас доступно.
Часы на платформе показывали третий час ночи. Хмель вышел в город. Москва спала. Редкие машины притормаживали рядом с Хмелем, но ему некуда и не на что было ехать. Машины уезжали, презрительно обдав его дымком.
Хмель шел, старательно изображая припозднившегося горожанина. Метро уже закрылось, денег на такси нет, но есть цель впереди, есть дом, куда он спешит, и ему якобы осталось пройти совсем немного.
Он отмахал приличное расстояние. По пустынным улицам. Мимо подмигивающих желтым глазом светофоров. Вдоль ярко освещенных витрин.
Очередную витрину Хмель проскочил, как и десятки прочих, но потом запоздало осознал, что зацепился за что-то взглядом. Вернулся к витрине. Охота и рыбалка. Все для активного отдыха. В витрине стоял манекен в камуфляже и сжимал в руках бутафорское ружье. Хмель впился в него взглядом.
«Ты, возможно, Грибника знаешь…»
Это ему сказал покойный нынче Шурик.
«Может, не очень близко…»
«Из твоего окружения человек…»
Ай да Шурик! Ай да сукин сын! Ведь хорошая подсказка!
Этот Грибник молод. У него короткая стрижка. У него водятся деньжата. Его забава: поохотиться с ружьишком. И у него есть джип.
Суворкин.
Бывший шеф Хмеля Суворкин приехал к офису на своем «Лендровере» стоимостью в сто тысяч баксов в половине девятого утра. Заглушил двигатель, но выйти из машины не успел. Вдруг распахнулась дверь, и на соседнее сиденье плюхнулся Хмель.
– Вперед поехал! – скомандовал Хмель. – Быстро!
И стрельнул настороженным взглядом окрест.
Суворкин даже не шелохнулся.
– Тебя уже допрашивали? – спросил Хмель.
Вот тут Суворкин дернулся.
– Это только начало, – посулил безжалостно Хмель. – Ты же всего не знаешь. А я знаю.
Зацепило Суворкина, Хмель это видел.
– Поехали, поговорим, – сказал Хмель.
– Где?
– Где угодно, только не здесь.
– Почему?
– Потому что здесь я работал.
– Ну и что? – все еще не понимал Суворкин.
– Там, где я раньше был, мне теперь появляться нельзя. Убьют.
Суворкин запустил двигатель.
– Уезжай! – торопил его Хмель. – Мы и так торчим тут слишком долго!
«Лендровер» отчалил от офиса.
– Куда-нибудь, где не так много машин! – сказал Хмель. – Где нет пробок! Пробка – это ловушка!
– Может, к реке? – предложил Суворкин.
Точно! Нескучный сад. Набережная. Там в этот ранний час нет машин и нет людей.
Приехали к реке. В свинцового цвета воде отражалось свинцовое же небо. Первые крупные капли летнего дождя ударили по крыше машины.
– Ксюху убили, – сказал Хмель.
– Я знаю.
– Она была у меня.
– Знаю.
– Ночью мы пошли за пивом. На ней была моя куртка. Ксюху убили вместо меня. По ошибке.
Суворкин молчал. Этих подробностей он не знал.
– Менты при мне сказали, что это мог быть ты, – продолжал Хмель. – Не напрямую сказали, а так – намекали.
Суворкин изменился в лице.
– Я не верю в то, что это ты, – сказал Хмель. – Кишка тонка. Ты не потянешь.
Суворкин даже не обиделся. Ему сейчас любое алиби годилось. Наверное, здорово его напугали на допросе.
– Этот мужик, который убил, – сказал Хмель, – он настоящий зверь. Менты устроили засаду, хотели его взять, я был приманкой. Так он пришел, убил мента, который меня охранял, и исчез. Ты такое не потянешь, – снова повторил Хмель.
Дождь пошел сильный. И редких прохожих с набережной тотчас будто ветром сдуло.
– Ты не любишь меня, я не люблю тебя – это все понятно, – сказал Хмель. – Но сейчас не до обид. Меня хотят убить, тебя – посадить, такая получается ботва. Нам надо как-то выкарабкиваться. Ты будешь смеяться, но я рассчитываю, что ты мне поможешь.
– Чем?
– Ты можешь его знать.
– Кого?
– Того, кто убивал.
Суворкин посмотрел подозрительно.
– Чушь! – сказал он. – Что за бред! Ты зачем ко мне пришел? Это шантаж?
Так его можно сильно напугать. И все испортить. Ему надо объяснить, понял Хмель. В подробностях.
– Я бы к тебе не пошел, если бы мог справиться сам, – сказал Хмель. – Но в вашем мире я, как иностранец: не знаю языка, не знаю ваших правил, я вообще чужой.
– Какой такой наш мир?
– Мы с тобой случайно рядом оказались. Мы разные. Мы из разных миров. Я езжу в метро, ем чебуреки по восемнадцать рублей и запиваю их пивом «Бочкарев». У тебя тачка за сто тыщ баксов, есть свой бизнес, а на выходные ты летаешь в Африку, чтобы львов пострелять. Я из тех, кто в обслуге. Это в меня должны были шариками стрелять.
– Что за шарики? – нахмурился Суворкин.
– Пейнтбол, игра такая. Знаешь? Так вот эти, которые из ваших, – они платят деньги и получают право меня по лесу погонять. А у меня с деньгами туго, поэтому мне достается роль жертвы. В общем, мне мент этот, которого убили, незадолго до своей смерти сказал, что это должна быть такая игра. Для богатых буратин. Это ваши играют. Те, у кого денег много. Кому уже Канары осточертели, и Африка со львами – тоже. Охота на живого человека. Слышал про такое?
– Нет.
– Надо узнать, – сказал Хмель. – Навести справки. Этот, который сейчас за мной гоняется, который Ксюху убил, он из таких вот буратин – кто-то из вашего мира. Ты можешь не знать его лично. Но ты можешь найти тех, кто в такие игры играет.
– Зачем мне это? – не понимал своего счастья Суворкин.
– Нельзя, чтобы он убил меня. Тебе же будет хуже, – втолковывал Хмель. – Тебя к этому делу менты могут пристегнуть… Через Ксюху. Типа, ревность. Оно тебе надо?
Суворкин думал недолго.
– Ладно, я попробую узнать, – сказал он. – Что еще?
– Еще – деньги, – с готовностью добавил Хмель. – Я на нулях.
По выражению лица Суворкина можно было догадаться, что это уже слишком.
– Мне негде жить, – сказал Хмель. – Я эту ночь провел на улице.
– Ты же снимал квартиру.
