объясняется. Не подкопаешься. Но людей ведь не обдуришь, правильно?
– Да, – закивал я. – Когда такое было, чтоб людей можно было обмануть!
– Как приятно иметь с вами дело! – признала моя собеседница. – Такой молодой, а уже такой умный! У вас на телевидении все такие умные?
– Примерно половина, – сказал я. – А вторая половина еще умнее.
– Ах ты господи! – восхитилась женщина. – Все правильно я говорила! Я ведь когда узнала, что телевидение этим заинтересовалось, так сразу же и сказала: теперь у этих жуликов вольготная жизнь закончилась! И я как в воду глядела! Так и получилось в конце концов! Понимаете?
– Не очень, – рискнул я поставить под сомнение не без труда заработанную репутацию умного человека.
Просто я понял, что этот разговор ни о чем может длиться бесконечно. Поток сознания, который захлестнет и утопит. Мне всегда казалось, что длительное общение с имеющими психические отклонения людьми неизменно накладывает отпечаток на сознание общающихся. Это не вирус, конечно, и вроде бы не заразно, а все-таки что-то передается, что-то там в психике меняется необратимо. Художника- карикатуриста Андрея Бильжо я зауважал и стал понимать его картинки только после того, как узнал случайно, что он по образованию врач и одно время по психиатрии специализировался. Раньше я его карикатуры просто не понимал. Бред какой-то и все. А как только узнал, что он с психически больными общался – вот тут меня и озарило. Какой круг общения, такие и картинки. Все разом разъяснилось и перестало раздражать.
– Вы мне информацию дайте, – попросил я. – Конкретные факты. Без фактов мы их не прищучим.
– Да-да, конечно, – часто закивала женщина. – А факты тут, молодой человек, очень даже известные. Происходит беззаконие, и ваш долг – во всем этом разобраться.
– В чем?
– Во всем происходящем!
В подобных случаях наш Демин говорит: «С этим человеком можно разговаривать, только хорошо накушавшись гороху». Истинного смысла этой фразы я до сих пор не понимаю, но почему-то именно сейчас она мне вспомнилась.
– Итак, вы решили встретиться с нашим товарищем, – зашел я с другого боку. – Вы поджидали его на лавочке…
– Поджидала, – подтвердила женщина. – Я его давным-давно хотела увидеть.
– «Давно» – это с каких пор? – уточнил я.
– С тех пор, как Дима погиб.
– Дима – это ваш родственник?
– Брат! – ответила женщина и скорбно поджала губы.
Минута молчания. Я не смел нарушить эту тишину.
– Это он мне все и рассказал, – после паузы произнесла женщина. – Про то, что телевидение уже заинтересовалось. Что журналисты расследование ведут. И что скоро справедливость восторжествует.
– Так говорил ваш брат?
– Да. И он очень, очень надеялся на этого товарища…
– На какого товарища?
– На вашего, – несколько удивилась моему вопросу женщина. – Который расследование ведет.
– И которого вы ждали возле подъезда, – осенило меня.
– Ну конечно! Дима говорил, что этот человек сможет ему помочь. Он ему все факты готов был предоставить – и про квартиру, и про все остальное.
– А с квартирой-то что там такое? – попытался я извлечь хоть какие-то крупицы полезного из нашей не совсем внятной беседы.
– Так ведь отняли! – округлила глаза женщина. – Оставили без крыши над головой и превратили в бомжа!
– Кто?
– Я не знаю.
– А кто знает?
– Дима знает.
Не «знает», а «знал». Две большие разницы. У Димы теперь не спросишь.
– Вы же говорите – он вам рассказывал.
– В общих чертах, – ответила женщина. – А всю подробную информацию он хотел этому журналисту передать.
Я оторопел. Только сейчас до меня дошло, что же там происходило на самом деле.
– Какому журналисту? С которым вы хотели встретиться?
– Именно.
– К которому вы несколько дней назад подошли, а он от вас сбежал?
– Да.
– Почему вы решили, что он расследование проводит?
– Это не я решила. Это Дима так сказал.
– Он-то откуда знал про расследование?
– Мне он не говорил в подробностях, но сведения точные. Вы ведь подтверждаете?
– Подтверждаю, – потрясенно пробормотал я.
Цепочка разрозненных событий вдруг сомкнулась. То, что казалось мешаниной не связанных друг с другом фактов, обрело пугающе стройные очертания.
– Вы хотите сказать, что ваш брат не случайно оказался в том подъезде?
– Естественно, – сказала женщина.
– Он шел к этому, как вы его называете, журналисту?
– Да. Чтобы всю эту шайку разоблачить. Чтобы расследование фактами обеспечить.
– И этот журналист, о котором вы говорите, – это тот самый человек, с кем вы пытались переговорить?
– Тот самый.
– А вы не ошиблись? Не перепутали его с кем-то другим?
– Ну как же я могла перепутать? Мне Дима незадолго до смерти о нем рассказывал. Этот человек работает на телевидении, а живет в этом вот доме в двадцать пятой квартире. Правильно?
– Правильно, – сказал я.
Демин работает на телевидении и живет в двадцать пятой квартире. Все совпадает.
Неведомый мне бомж по имени Дима шел на встречу с Деминым, чтобы предоставить тому разоблачающие какую-то шайку факты, и был убит в подъезде профессиональным, если верить следствию, киллером.
Я хотел звонить Демину, а он объявился сам. Позвонил мне и сказал озабоченным голосом:
– Женька, я хотел с тобой поговорить!
– Я с тобой тоже!
– Прекрасно! – обрадовался он. – По телефону поговорим? Или ты подъедешь?
– Подъеду.
В стране, где распечатки телефонных разговоров чуть ли не ежедневно появляются в газетах, по телефону можно обсуждать только погоду.
Я поехал к Демину. Он встретил меня в роскошном домашнем халате и тапочках с загнутыми носами. Ему бы еще чубук с сигареткой в руки – и вот вам готовый персонаж для написания картины «Утро помещика». Холст, масло. Первая половина двадцать первого века.
– Илья! Очень важный разговор! – прямо с порога сказал ему я.
Но Демин остановил меня жестом.
– После расскажешь, Женька! Сначала я!
Он приобнял меня и увлек за собой. Со стороны мы смотрелись как отец с сыном. Отцом сейчас был Демин. Он хотел сказать своему отпрыску что-то очень важное, хотел вразумить и уберечь от каких-то