– О Паше, санитаре нашем. Что вы с ним не поделили?
– Когда?
– В тот вечер, когда он погиб.
– Ничего мы с ним не делили.
– Но он злой тогда пришел в дежурку.
– Да, он зол был в тот вечер, – согласился Баклагов. – Он, наверное, всегда такой.
– У вас был какой-то разговор с ним?
– Он рассказал мне нечто неприятное, – сказал Баклагов после некоторой паузы. – Он был жесток, очень жесток.
– Вот как?
– Да. Он дал мне понять, что я – никто.
– Это и есть его жестокость?
– Это очень жестоко, – спокойно сказал Баклагов. – Даже то, что он меня потом бил, потрясло меня меньше, чем его слова.
– Он бил тебя? – вскинул брови Матвеев.
– Да, в живот.
– За что?
– Ни за что, а для чего, – поправил Баклагов. – Он хотел показать мне, кто здесь хозяин. Он хотел унизить меня.
– А тот милиционер, который тебя привез сюда? – спросил Матвеев. – Он ведь тоже тебя бил, не так ли?
Баклагов повернулся к санитару и внимательно посмотрел на него.
– И он бил. Они оба творили зло.
– Это ты так решил?
– Я ничего не решил, – сказал Баклагов.
– Как же ты ничего не решил? – удивился Матвеев. – Они ведь оба погибли.
– А при чем тут я?
– И в случае с Витой ты ни при чем?
– Конечно.
– А твои слова сегодня утром? Ты ведь умолял не выпускать ее.
– Вот видишь, – спокойно сказал Баклагов. – А ты пытаешься доказать, что я виновен в ее гибели.
– Я ничего не пытаюсь доказать, – поморщился Матвеев.
– А чего же ты хочешь?
– Я хочу…
Матвеев осекся, увидев, как пошло багровыми пятнами лицо Баклагова.
– Они опять идут, – пробормотал в ужасе Баклагов и показал рукой на дверь. – Они идут!
Он приподнялся на кровати, ловя воздух ртом.
– Кто идет? – спросил Матвеев.
– Не знаю! – выдохнул Баклагов. – На меня оттуда повеяло злом!
– Не дури, – сказал Матвеев. – Успокойся.
Баклагов с лихорадочной поспешностью залез под одеяло. Его трясло. Матвеев подошел к двери и распахнул ее. Коридор был пуст, и только доктор Родионов стоял у стола дежурной медсестры, разглядывая разложенные там бумаги.
– Перестань, – сказал Матвеев. – Там никого нет.
– Закрой дверь, – попросил Баклагов. – Оттуда холодом тянет.
Коля появился в палате через два часа. Он был хмур и неразговорчив.
– Как свидание? – поинтересовался Баклагов.
– Нормально, – буркнул Коля. – Просто великолепно.
– He переживай, – посоветовал Баклагов. – Перейдешь на другую работу – и все.
Коля замер, осмысливая услышанное.
– Что ты сказал? – спросил он.
– Я говорю, что ты можешь поменять место работы.
Коля резко повернулся:
– Откуда ты знаешь обо всем?
Баклагов пожал плечами:
– Знаю – и все.
– Они растрезвонили, что я лежу на Камышовой даче. – Коля замотал головой. – Они объявили, что меня лечат в психушке! Жена говорит, что…
– Брось, не надо, – спокойно сказал Баклагов, – тебе ведь достаточно сменить место работы.
– Но почему они это сделали?
– О ком ты говоришь?
– О тех, кто распустил все эти слухи.
– Забудь о них, – сказал Баклагов. – Забывая о своих врагах, мы не даем разгореться чувству мести.
С вечера этого дня Родионов втрое увеличил дозу вводимых Баклагову лекарств. Медсестра посмотрела на доктора недоверчиво, когда он сказал ей об этом, но Родионов повторил упрямо:
– Все делать так, как я сказал, – и вышел из манипуляционной.
В своем кабинете Родионов взял карточку больного. Фамилия: Баклагов. Имя: прочерк. Отчество: прочерк. Год рождения: прочерк. Место рождения: прочерк. «Он никто, этот Баклагов, – подумал доктор. – Фантом, привидение. Он пришел ниоткуда и уйдет в никуда».
Коля повесился ночью. Задремавшая за своим столом дежурная медсестра не слышала, как он крадучись прошел мимо нее. В пустой дежурке Коля привязал к трубе веревку с петлей и спрыгнул со стола. Утром его нашли. Медсестра зашла в комнату, Коля висел под потолком, показывая ей синий язык. Медсестра, прежде чем потерять сознание, вскрикнула. Сбежались люди.
Баклагов не пошел смотреть на покойника. Сидел в палате, мрачно глядя в пол, иногда шептал что-то, но слов было не разобрать.
Доктор Родионов метался по коридору, отдавая бессмысленные распоряжения, пока Матвеев не увел его в кабинет – чтобы не мешал. Все подавленно молчали. Больные разошлись по палатам, каждый угрюмо думал о своем.
– Ужас, что творится, – сказал Родионов. – Уму непостижимо.
Матвеев ничего не ответил, пошел в палату к Баклагову. Одеяло на Колиной кровати было скомкано. Матвеев сдвинул одеяло в сторону, чтобы присесть, но, перехватив обращенные к нему взгляды, остался стоять.
– Почему он повесился? – спросил Матвеев. – Ты знаешь?
– Знаю, – кивнул Баклагов. – Кто-то рассказал на его работе, что он лежит здесь. Ему об этом сказала вчера жена.
– И из-за этого он полез в петлю?
– А разве этого мало?
– Но ведь он мог просто уйти с той работы.
– Я ему вчера об этом говорил, хотя и сам не верил в сказанное.
– Почему?
– Потому что уйти с работы – значит признать, что слухи правдивы.
– Да наплевать на то, что о тебе говорят! – воскликнул Матвеев.
– На себя-то не наплюешь, – пожал плечами Баклагов. – Коля ведь не людей испугался, а себя. Он переступил порог, за которым осознание того, что ты не такой, как все.
– Но ведь это правда.
– Не знаю, – покачал головой Баклагов. – Есть два пути: поверить в это или не поверить. Коля поверил.
– Значит, он сам виноват?
