Матвеев запер дверь палаты и пошел в кабинет Родионова. Доктор широкими шагами мерил комнату. Увидев Матвеева, он резко остановился и сунул руки в карманы брюк.
– Вы что-то хотели мне сказать? – спросил Матвеев.
Взгляд доктора метался по комнате, ни на чем не останавливаясь. «А ведь он добьется в конце концов своего, – подумал Матвеев с неприязнью, которая для него самого была неожиданной. – Он угробит Баклагова. У него чертовски богатый опыт, и он сделает это так, что никто и не поймет, что же произошло на самом деле. Никто, кроме меня. Эти инъекции, постоянное наращивание доз – все выглядит как отчаянная борьба за здоровье Баклагова. Но он уже покойник».
– Дело вот в чем, – сказал Родионов и, вынув из карманов руки, потер, словно они у него озябли. – Я хочу попросить о небольшом одолжении. Не могли бы вы сказать, если вас об этом кто-то будет спрашивать, что три года назад, осенью, вы получали для меня кое-какие лекарства?
– Кто будет спрашивать? – поинтересовался Матвеев.
– Ну мало ли, – замялся Родионов.
– Я должен знать.
– У меня неприятности, – пробормотал Родионов, пряча глаза. – Кто-то написал анонимку, будто я похитил в больнице медикаменты. Сейчас здесь работает комиссия, копают это дело.
– Возместите сумму пропавших лекарств, и дело с концом.
– Они этого не допустят. – Родионов судорожно вздохнул. – У них цель – растоптать меня.
Матвеев поймал себя на мысли, что ему совсем не жаль Родионова.
– А при чем тут я? – спросил он.
– Одна из наших медсестер написала в объяснительной, что я передавал ей какие-то лекарства неучтенные. Но в складских документах никак не отражено их получение. Значит, они украдены оттуда.
– И вы хотите, чтобы вором назвался я?
– Нет-нет, – замотал головой Родионов. – Все можно представить иначе. Предположим, вы по моей просьбе ходили на склад и получали эти лекарства. Если вы заявите об этом, то получится, что никто их не воровал – просто кладовщица забыла сделать соответствующую запись в своих бумагах. А это уже не кража, это небрежность.
– Так вот вы и скажите, что вы действительно получали эти лекарства, но кладовщица забыла это отметить.
– Не получится, – вздохнул Родионов. – Если об этом заявлю я, мне никто не поверит. А вы, лицо незаинтересованное…
Матвеев снова вспомнил землистое лицо Баклагова. «А ведь я и сам хочу его смерти, – неожиданно подумал он. – И в этом я мог бы помочь Родионову. Но то, что он предлагает мне сейчас…»
– Нет, – сказал он, поморщившись. – Я не хочу быть замешанным в это дело.
– Послушайте, – пробормотал Родионов. Он выглядел совсем растерянным. – Помогите мне выпутаться из этой истории, прошу вас.
– Вам из нее уже не выпутаться.
– Почему? – Родионов взглянул на него испуганно.
– Мне так кажется, – пожал плечами Матвеев.
– Я могу…
Родионов хотел что-то сказать, но лишь кивнул в ответ. «Ему конец, – подумал, выходя из кабинета, Матвеев. – И, как ни странно, я не испытываю ни малейшего сожаления по этому поводу».
Баклагов все так же лежал на кровати, только руки он теперь сложил на груди.
– У Родионова дела совсем плохи, – сказал Матвеев, присаживаясь на стул. – Я хотел тебя еще кое о чем спросить.
Баклагов молча смотрел на него.
– Как ты думаешь, могут ли случайности выстраиваться в некоторые закономерности?
– Естественно, – пожал плечами Баклагов.
– Ты догадываешься, почему я тебя об этом спрашивал?
– Да.
– Мне не дают покоя эти странные случаи. Эти люди – неужели они так провинились перед тобой?
– Дело ведь не в их вине.
– А в чем?
– В том зле, которое они творили.
– Ты им мстил?
– Нет.
– Но они погибли – все.
– Разве я был рядом с ними в эти моменты?
– Нет, но…
– Просто к ним вернулось посеянное ими зло.
– Не понял.
– Они не задумывались, что, делая нечто нехорошее, они навлекают на себя беду. Так взрослый, обижая младенца, не ведает, чем взойдет творимая им несправедливость.
– Зло порождает зло?
– Нас миллиарды, – сказал Баклагов. – Нас целый океан. И каждый человек в этом океане рождает свои маленькие волны зла. Эти волны перекрываются, превращаясь в одно целое, и люди захлебываются в этом кошмаре, и уже не разобрать – где зло, сотворенное когда-то лично им, а где – незнакомым ему человеком. Зло вернулось. Но уже гораздо более страшное.
– Все это выглядит неубедительно.
– А разве я собирался тебя в чем-то убеждать? – удивился Баклагов. – Хотя, если хочешь, я могу привести один пример. Ты ведь, кажется, только что отказал в помощи Родионову? Не так ли?
Матвеев вздрогнул и вскинул брови.
– И я могу сказать, почему ты это сделал, – спокойно продолжал Баклагов. – Ты не захотел помочь ему после того, как понял, что он сейчас вытворяет. Его поступки уронили его в твоих глазах. И ты решил, что этому человеку помогать не стоит.
– И что же он сейчас вытворяет? – хрипло спросил Матвеев.
– Он меня лечит, – сказал Баклагов, сделав ударение на последнем слове. – И ты знаешь об этом.
– Ну и что, что он тебя лечит? – Матвеев прятал глаза.
– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Вот так Родионову все и аукнулось.
– А Вите – ей тоже аукнулось? А Пашке? А лейтенанту?
– Ишь как ты испугался, – усмехнулся Баклагов. Его лицо стало совсем темным.
– Так вот если бы зло возвращалось к людям сразу, они бы убоялись того, что творят! – неожиданно закричал он и вскочил на кровати. – Может быть, я и послан для того, чтобы вы поняли это!
Матвеев поднялся со стула.
– А-а, страшно?! – бесновался Баклагов. – Я возвращаю вам ваше зло! Ты уже понял это?! Сделай мне плохо – и тебе не придется ждать десять лет, пока сотворенное тобой возвратится к тебе! Ты получишь сразу и сполна!
Он упал на подушку. Похоже было, что силы его оставили. Матвеев осторожно присел на краешек стула.
– Мне жалко их всех, – глухо сказал Баклагов. – Я плачу по ним, но это плач палача.
Он приподнялся на локте. Матвеев сидел, боясь пошевелиться.
– Это плач палача! – выкрикнул Баклагов. – К палачу приводят жертву, а он даже не знает, чем провинился этот человек! И, может быть, ему жаль, он противится отнять жизнь! Но не от него это зависит, и не он вынес приговор!
– А кто? – спросил Матвеев. – Кто вынес приговор? Вите. Пашке.
– Они сами вынесли себе приговор, – сказал Баклагов. – И никто не в силах его отменить.
– И ты их убил.
– Не я. Они себя убили.
