Горюнов почти всегда оказывался где-то с краю. Хургин всматривался в выражение лица мальчика, запечатленного на фотографиях, – взрослея год от года, он сохранял на лице неизменно сосредоточенное выражение.
– Алеша был бойким мальчиком? – спросил Хургин.
– Нет.
– А каким? Расскажите.
– Тихий. Весь в себе. Сторонился сверстников.
– Почему? Его не брали в компанию?
– Мне кажется, что он сам туда не рвался. Ему было лучше одному.
– Много читал? Любил книги?
– Ни да, ни нет.
– Как проводил время?
– Я, наверное, сейчас не вспомню. Он был очень незаметным. Не доставлял хлопот. Понимаете?
– И поэтому о нем нечего вспомнить?
– Да. У воспитателя нелегкая жизнь. Тридцать детей, причем это не обычные дети, не из семьи, а дети брошенные, с нарушенной психикой. С ними очень непросто, всегда много проблем. А Алеша был спокойный. И чем он занимался, я не всегда даже знала.
– С ним не было проблем?
– Ну, не то чтобы совсем не было.
– Значит, что-то случалось?
– Да. Были пару раз неприятные истории. Однажды он украл у своего товарища часы.
Хургин быстро взглянул на Большакова.
– Кто украл – это обнаружилось очень быстро, – продолжала женщина. – Было разбирательство.
– Чем закончилось дело?
– Пожурили его.
– Алешу?
– Да, Алешу. А что еще сделаешь? И часы-то были поломанные, как потом оказалось. Не в тюрьму же его за это сажать. Тем более с такой судьбой ребенок.
– А вы знали о его судьбе?
– Конечно. Его мать погибла в автокатастрофе, отца он не знал вовсе. У нас большинство детей было брошенных. Мать просто оставляет ребенка в роддоме – и все. А у Алеши не было совсем никого. И поэтому его было особенно жалко.
– Родственников, значит, не было? – уточнил Хургин.
– Кто-то был, наверное. Один раз даже приезжала женщина, назвалась его теткой.
– Что вы о ней знаете? – быстро спросил Большаков.
– Ничего.
– Может, и не родственница вовсе?
– Я все-таки думаю, что родственница. Она показывала документы, и там фамилия стояла – Горюнова, как у Алеши. Это я точно помню.
– Откуда она приезжала?
– Ой, этого я не скажу, – пожала плечами Татьяна Тимофеевна. – Какой-то город… – Она задумалась. – Вот эта республика, на Севере, возле Финляндии… Она оттуда была.
– Карелия?
– А какая там столица?
– В Карелии?
– Да, в Карелии. Как их столица называется?
– Петрозаводск.
– Нет, – покачала с сомнением головой Татьяна Тимофеевна, – не то. Что еще там есть, на Севере?
– Республика Коми. Город Сыктывкар.
– Вот! – женщина хлопнула ладонью по крышке стола. – Точно! Из Сыктывкара она приезжала.
– Вы с ней разговаривали?
– Да. Если честно, я надеялась, что она заберет Алешу к себе. В семье ребенку лучше.
– Но она не сделала этого?
– Она и не собиралась, как выяснилось. Провела с ним полдня и уехала. Больше не приезжала никогда.
– А письма писала?
– Нет.
– Ни одного?
– Ни одного.
– Вы в этом уверены?
– Конечно. Все письма приходят на адрес детского дома, и только потом воспитатель отдает письмо ребенку. Я ожидала, что эта женщина напишет Алеше, но писем не было. Это я хорошо помню.
Хургин взглянул на Большакова. Тот пожал плечами, негромко сказал:
– Найдем ее. Горюнова из Сыктывкара. Это проще простого.
– А вы, извиняюсь, кто будете? – спросила Татьяна Тимофеевна.
– А дальше-то что было? – поинтересовался Большаков, демонстративно игнорируя заданный женщиной вопрос.
– Когда – дальше?
– Закончилась детдомовская жизнь Алексея. А дальше что?
– Он пошел в армию.
– Где служил?
– Не знаю.
– Не знаете? – удивился Большаков.
– Нет.
– Он разве не писал писем?
– Нет.
– И после армии – тоже?
– Да.
– Вы что-нибудь о нем слышали? – осторожно осведомился Хургин.
– Нет.
– Совсем ничего?
– Совсем.
– Это обычное дело? Всегда так бывает – уходят из детдома и больше сюда ни ногой?
– Я бы не сказала. И письма пишут, и приезжают. Хотя бы первое время. А от Алеши – ничего.
– Пропал, – сказал понимающе Хургин.
– Да, вроде того.
Татьяна Тимофеевна даже вздохнула.
– А почему, как вы думаете?
– Не знаю.
– Может, с ним что-то случилось? – подсказал Хургин.
Женщина на мгновение задумалась.
– Не знаю, – повторила после паузы. – Хотя для меня, если честно, в этом нет ничего странного.
– В чем вы не видите странности?
– В том, что Алеша так никогда больше не объявлялся. Он все время был сам по себе. Понимаете? Он жил здесь, но это не был его дом.
– А где был его дом? Что было ему дорого?
Татьяна Тимофеевна покачала головой:
– Он всегда был один. Ни к кому не привязывался. Никогда.
