В разговоре возникла пауза. Где-то в коридоре послышались детские голоса.
– Алеша никогда не говорил вам о своем брате?
– Брате? – удивилась Татьяна Тимофеевна.
– Да, у него был брат.
– Не слышала ни разу. – У женщины на лице по-прежнему сохранялось выражение удивления. – Это был родной брат?
– Не знаю, – сказал Хургин. – Двоюродный, а может быть – еще более дальнее родство. Значит, не слышали?
– Нет, – сказала Татьяна Тимофеевна. – Для меня это новость.
– Вам приходилось видеть, чтобы Алеша дрался?
Этот вопрос оказался для женщины неожиданным.
– Не помню, – призналась она после паузы. – Хотя… – Покачала головой. – Да, было. Теперь я вспомнила. Как-то он подрался с одним из мальчишек, разбил ему лицо в кровь.
– Алеша разбил? – уточнил Хургин.
– Да.
– Как по-вашему, он был жестоким?
– Я бы не стала давать такое определение.
– Но ведь лицо в кровь разбил, – напомнил Хургин.
– Это совсем не то. Для меня жестокость – это что-то ужасное, что делают бессмысленно и беспощадно.
– А если со смыслом – то это уже не жестокость?
– Ну, не знаю. Как-то иначе называется, наверное.
Она больше ничего не могла им сказать. Пришлось распрощаться.
По пути на вокзал Большаков был молчалив и задумчив.
– Как ваш сын? – вспомнил Хургин.
– Ничего, – ответил Большаков односложно.
– Там за ним присматривают?
– Не понял?
– К врачу его водили? Он обязательно должен находиться под наблюдением.
– Да, – кивнул Большаков. – Это жена уже сделала. – И неожиданно, без какого-либо перехода спросил: – А все-таки кто он, этот Алексей? Как по-вашему? – Видно было, что этот вопрос его очень занимает. – Вы действительно верите, что он брат Олега Козлова?
– Да, – сказал Хургин и посмотрел на собеседника. – Он не просто брат. Он родной брат.
Это было уже слишком. Большаков даже остановился.
– Нет, – сказал он, замотав протестующе головой. – Это невозможно!
– Они – родные братья. Близнецы, – упрямо повторил Хургин. – Хотя мне и самому в это верится с трудом.
Глава 47
Спустя неделю Большаков примчался к Хургину. Возбужденный, едва войдя в кабинет доктора, сказал с порога:
– Они действительно близнецы! Вы были правы!
– Вы разыскали эту сыктывкарскую Горюнову? – догадался Хургин.
– Да! – Большаков был похож на возбужденного пса – волновался и не мог найти себе места. – У них общая мать – Марина Козлова. Такие вот дела.
– Но как они оказались порознь?
– Дело случая. Марина, оказывается, хотела отказаться от детей.
– Оставить в роддоме?
– Да.
– Почему?
– Запаниковала. Она ведь была совсем девчонкой, и никого рядом с ней. Папаша – который Полянский, помните? – исчез еще до рождения детей, родителей у Марины не было. Она бы не подняла на ноги двоих, так она думала. И оставила бы детей в роддоме, в этом нет сомнений, если бы не Алла. Та самая, из Смоленска. Алла перенесла операцию, что-то такое по женской части. У нее никогда не было бы детей. И Алла сказала, что заберет к себе одного из мальчиков, а второй останется у Марины. Поделились по- родственному. Понимаете?
– И дети воспитывались порознь?
– Да. Никогда не видели друг друга. Марина несколько раз ездила в Смоленск, проведывала сына, но у них с Аллой был такой уговор: никогда не открывать детям того, что произошло.
– Почему?
– Не знаю.
– Хотя можно догадаться, – сказал Хургин. – Щадили Марину. Трудно было бы объяснить выросшим братьям, почему их разлучили в колыбели. Олег ничего не знал о брате. Видел только на фотографии, да и то думал, что это он, Олег.
– Но у вас-то откуда была уверенность, что они родные братья?
– Меня к этой мысли подтолкнул разговор с профессором Вольским. Я на его столе увидел журнал «Наука и жизнь». Там была статья про близнецов, очень интересная. Описывается случай, как после долгой, в несколько десятков лет, разлуки встретились два брата-близнеца. Каждый прожил свою жизнь, их пути никогда не пересекались, и они даже не знали до поры друг о друге. И когда произошла встреча, открылись удивительные вещи. У них, оказывается, были общие привязанности и привычки. Оба любили один сорт сигарет и не терпели пива. Оба женились на женщинах примерно одинаковой наружности и любили галстуки нежно-зеленого цвета. И все это – независимо друг от друга. Было что-то такое, самой природой заложенное, что связывало их всю жизнь. Какие они – близнецы? Что в них общего, кроме внешности, и какие такие невидимые нити их связывают? Мы не знаем. Слишком все сложно. Но связь есть. У меня был еще один разговор с Вольским. Он сказал, говоря об Олеге, что должен быть какой-то внешний фактор, который воздействовал на Олега. Не мог он измениться ни с того ни с сего.
– И что же это за фактор?
– Он почувствовал брата. Где-то рядом, совсем близко. Он очень впечатлительный…
– Кто? Олег?
– Да. И мне кажется, он повел себя как некое принимающее устройство. Он вот это поле, излучаемое братом, ощущал каждой клеткой своего тела.
– Но откуда эти жуткие сны? Почему он их видит только тогда, когда происходят убийства?
– Не знаю. Возможно, в момент совершения преступления напряжение, которое испытывает Алексей, достигает наивысшей точки. И вот это поле зла, или импульс зла, которое он излучает, достигает Олега. Звучит несколько вульгарно, будто мы о физических процессах говорим, на самом деле все запутаннее и сложнее. Но это как-то так происходит. Так, как я объясняю. – Хургин взглянул на собеседника с неожиданной печалью во взгляде.
– Как-то вы посмотрели… – сказал Большаков. – Не могу даже объяснить.
– Я вдруг вспомнил ваше нежелание выслушать меня прежде. Вашу иронию.
– А вы мстительный.
– Нисколько.
– Ладно, приношу извинения, – сказал Большаков. – И даже более того. Я вынужден признать, что без вас мы не продвинулись бы вперед ни на йоту.
– Ничего удивительного.
– Вот как? – изогнул брови дугой Большаков.
– Да. Здесь не годятся ваши подходы. У вас своя, испытанная временем схема: вот жертва, вот подозреваемый, свидетели дают показания, вы все протоколируете, подогнали эпизод к эпизоду, факт к факту – и все, дело сделано. А здесь все было иначе. И вы забуксовали. В жизни все сложнее и в схемы не всегда укладывается. – Хургин оборвал речь, увидев лицо Большакова. Тот закусил досадливо губу. – Извините, – сказал Хургин. – Я не хотел сказать ничего плохого. Просто мне было очень обидно за Олега.
