– Это место такое, где змей разводят.
– Да! И что?
– Я это слово слышал от кого-то из звонаревских знакомых.
– Когда?
– В прошлом году. Они тут вдвоем обедали, и тот человек сказал Звонареву: «Через серпентарий не получится, даже пытаться не надо, это все только у частников можно достать». Что-то такое он сказал, я дословно не помню, а про серпентарий – это запомнилось. Я как-то слышал, что у Звонарева свой бизнес, что он продуктами торгует, а тут серпентарий – ну при чем тут это? При чем тут змеи?
– Так ты понял, что серпентарий – это змеи? Я же тебя спросил, а ты говоришь, что про змей – ничего.
– Это я просто сразу не включился. Вы же сказали – змеи, а про змей в тот раз речи не было. Вот я сразу и не вспомнил.
– Значит, – сказал Маркелов, – был разговор про серпентарий…
– Да.
– В прошлом году…
– Да.
– И ты помнишь того человека, который сидел за одним столом со Звонаревым?
– Помню, – сказал официант. – Немножко.
– Ты про «немножко» забудь! – посоветовал собеседнику Маркелов. – Если ты мне фоторобот того «змеелова» не нарисуешь во всех подробностях, я тебя в двадцать четыре часа депортирую на родину предков. Из Казахстана ты, говоришь, приехал?
– Из Казахстана.
– Вот я тебя туда и депортирую. Зачем Москве люди, у которых с памятью проблемы? Тут своих таких полно. Зачем же еще из Казахстана?
Глава 53
Мир тесен. Где Кипр и где Москва? Между ними тысячи километров, заселенных десятками миллионов людей, и в этом хаосе два индивидуума из миллионов себе подобных вдруг встречаются – ну не чудо ли?
В один из дней открылась дверь магазина, и вошла очередная покупательница, одна из тех скучающих туристок, что думают приобрести вдали от дома нечто, чего в родных краях не сыскать. Шляпку от солнца, солнцезащитные очки и загар уже приобрела, так что на москвичку совсем не похожа – где же вы видели в апреле месяце москвичку не с искусственным, приобретенным за немалые деньги в солярии, а с настоящим природным загаром? – и все равно Полина тотчас же гостью узнала.
– Здравствуйте, Алла Ивановна!
Гостья, услышав свое имя, воззрилась на спешившую к ней от прилавка Полину с немалым удивлением, но удивление ее длилось не так уж долго – сорвала очки, открывая полные радостного изумления глаза, и развела руки, готовясь принять в свои объятия невесть откуда взявшуюся в этом магазине Полину:
– Поли-и-инка!
Настоящий восторг. Обе они были несказанно рады этой нечаянной встрече, как бывают рады каким-то событиям люди, совершенно не ожидающие ничего подобного.
Поцелуи.
– Ты здесь?
– Я здесь.
– Я не пойму, ты живешь на Кипре, что ли?
– Да.
– Давно?
– Нет, не очень.
– Работаешь в этом магазине?
– Да.
– Кем? Ах, господи, ну что я спрашиваю!
Полнейший сумбур. Обе так растерялись, увидев друг друга, что требовалось время на то, чтобы прийти в себя.
На шум из своей конторки выглянул Фидиас.
– Это моя знакомая, – сказала ему по-английски Полина. – Из Москвы.
– Давно не виделись? – спросил Фидиас.
– Давно.
Фидиас посмотрел на часы.
– До трех можешь побыть с нею. Если хочешь.
– Хочу, – засмеялась Полина.
И уже по-русски Алле Ивановне:
– У нас с вами два часа свободного времени. Давайте посидим где-нибудь в таверне.
Поблизости от магазина, в котором работала Полина, не было ни одного заслуживающего внимания ресторана. Полина пригласила Аллу Ивановну в свою машину:
– Проедем куда-нибудь к морю. Там есть где посидеть.
– О! – оценила Полинино приобретение Алла Ивановна. – Ты хорошо здесь устроилась!
– Я получаю здесь сущие копейки. На мою зарплату такую машину не купишь.
– Неужели подарок?
– Да.
– Чей подарок – я у тебя не спрашиваю, – засмеялась Алла Ивановна.
Приехали на набережную, где теплый ветер трепал верхушки пальм. Знакомый официант улыбнулся Полине и спросил, как дела.
– Тебя тут все знают, – сказала Алла Ивановна. – Обжилась?
– Немного.
– Ты молодец, что сюда приехала.
Подразумевалось, что после гибели отца самое правильное, что могла сделать Полина, – это уехать как можно дальше от тех страшных мест, где все случилось.
– Я не просто уехала, – вздохнула Полина. – Я сбежала. У меня были проблемы… Это связано с папиными долгами. В общем, пришлось уехать.
– Бедная девочка.
– Но сейчас все нормально.
Алла Ивановна и сама видела, что нормально. Она присутствовала на похоронах Звонарева и помнила Полину другой. Та Полина была раздавлена горем и выглядела постаревшей сразу лет на двадцать. В ее глазах тогда и жизни не было, и желания жить – тоже. Сейчас – Алла Ивановна это видела – в Полининых глазах все еще сохранялась боль, но та боль затаилась, она отступила, пряталась, и это давало надежду, что Полина еще оживет.
– Нет, сейчас все нормально, – повторила Полина. – У меня есть работа, меня тут никто не знает и никто не трогает. А остальное вы видите – солнце, море, апельсины, ну как тут может не нравиться?
– Да, – сказала Алла Ивановна. – Я в восторге от Кипра. Увидела в газете объявление: две недели отдыха за четыреста долларов…
– Это потому, что еще не сезон.
– Ну не летом же сюда ехать. В июле – августе тут, говорят, жара неимоверная.
– Температура под сорок, – подтвердила Полина.
– Ну вот! А у меня сердце. Зачем мне жара?
Про сердце Аллы Ивановны Полина знала. Все-таки старая знакомая их семьи. Точнее – знакомая отца. Когда-то они работали вместе, подружились семьями, даже вместе, две семьи, ездили в Карелию в отпуск. Полине тогда было лет семь или восемь, так что она ту поездку помнила.
– Тут и летом можно отдыхать, – сказала Полина. – Только не на побережье, а в горах. Мне рассказывали.
Официант принес кофе и поставил перед женщинами, добродушно улыбаясь в усы. Когда он ушел, Алла
