– Ну, за дверь она тебе заплатит, – уверенно сказал Маркелов. – Какие тут вопросы? Сколько дверь-то стоит?
– Три штуки, – явно поосторожничал качок.
– Долларов?
– Ясное дело, что долларов.
– Дороговато что-то.
– Она еще сзади мне там помяла…
– А, понятно. И что – из-за трех тысяч будешь права качать?
– Буду.
– Ну ладно, – сказал Маркелов. – Как знаешь. К тому же деньги тебе действительно понадобятся. У тебя ведь у самого проблемы. Девчонка-то заявление написала.
– Какое заявление?
– По факту нападения.
– Ха! – развеселился качок. – Я ей там стекло вставил! Так я заплачу! Из ее же трех тысяч.
– Нет, ты не понял, – мягко и участливо сказал Маркелов. – Ты ей травму нанес.
– Какую травму? – перестал веселиться качок.
– Зафиксировано медиками, – сказал Маркелов. – Есть официальное заключение. Теперь вот она написала заявление. И мы будем возбуждать уголовное дело.
– Да не бил я ее! – запаниковал качок, обнаруживший наконец, какая опасность вдруг вплотную к нему подступила.
Он понимал, что этот чертов мент блефует, но в том-то все и дело, что беспардонность лжи только усиливала эффект. Когда лгут, даже не заботясь о том, чтобы ложь хотя бы немного закамуфлировать под правду, становится понятно, что в этом даже нет необходимости – настолько прочны позиции блефующего. Как захотят, так и сделают.
– Может, и случайно зацепил, – не стал настаивать Маркелов. – Следствие покажет. Но за нанесение телесных повреждений по неосторожности тоже ведь отвечают.
Качок уже дозрел.
– Она что – родственница ваша? – спросил зло, щуря глаза.
– В том-то и дело, что нет, – с чистой совестью сообщил Маркелов. – Будь она родственницей, я бы в сторонке стоял, чтобы меня в предвзятости не обвинили. А так – у меня руки развязаны. Так ты расписку будешь писать?
И заглянул в глаза собеседнику доверчиво-доброжелательно.
– Какую расписку?
– Что к девчонке претензий не имеешь и на материальную и любую другую компенсацию не претендуешь.
– Суки! – зашелся в бессильной злобе качок.
– Ну, оскорбление я тебе прощаю, – сказал некровожадный Маркелов. – Ты девчонку простил, я тебя простил – чувствую, что мы с тобой расстанемся друзьями.
Через пару минут сопровождаемый лейтенантом Маркелов вошел в кабинет, за запертой дверью которого томилась в полном одиночестве Полина.
– О-о! – округлила глаза Полина, никак не ожидавшая увидеть здесь Маркелова.
– Наконец-то я тебя вижу! – расплылся в улыбке Маркелов. – И как же я рад, черт побери!
Последний раз они виделись на Кипре.
– Я ее забираю?
– Как договаривались, – кивнул лейтенант.
Маркелов и Полина вышли на улицу. В тени дерева нервно переминался с ноги на ногу Хеджи.
– Его разыскали как владельца машины, – прояснил для Полины ситуацию Маркелов. – Он понял, что ты влипла, и сразу же позвонил мне.
– Ты как? – спросил Хеджи.
– В порядке, – ответила Полина. – Спасибо за помощь.
– Ничего, все нормально, – пожал плечами Хеджи.
– Я ее у тебя забираю, – сказал ему Маркелов.
– Она не у меня. Она сама по себе, – невесело усмехнулся Хеджи.
Полина промолчала.
– Я пойду, – сказал Хеджи. – У меня через полтора часа эфир.
Его никто не удерживал. Он развернулся и пошел прочь.
– Испугалась? – спросил у Полины Маркелов, возвращая ее к недавним событиям сегодняшнего дня.
– Да. Я ничего понять не успела. У них машина была, как у Прокопова. Я зазевалась, ну и въехала в них. И тут они выскакивают…
– Думала – прокоповские бойцы?
– Ничего я не думала. Один страх, и больше ничего.
Маркелов задумчиво посмотрел вдоль улицы, размышляя о том, как бы понейтральнее ему выразиться.
– Прокопова ты можешь не бояться, – подобрал он наконец более-менее приличную формулировку.
Полина посмотрела на него с прищуром:
– Почему?
Больше всего он боялся этого ее вопроса. Потому что не знал, известна ли Полине тайна ее происхождения. По его прикидкам получалось, что неизвестна. И он не хотел брать на себя тяжкое бремя ниспровергателя семейных мифов. Никогда ему не приходилось выступать в такой незавидной роли. И он увильнул.
– Мы нашли людей, которые убили твоего отца. И среди них нет Прокопова.
– Я не верю!
– Почему? – искренне удивился Маркелов.
– Я не верю! – повторила Полина и отвела взгляд, потому что не могла говорить, глядя в глаза Маркелову. – Там такая история… Очень давняя… Вы не сразу поверите, но это все правда, я проверяла, и я вам сейчас расскажу… Они учились в институте вместе: Прокопов, Звонарев и моя мама…
– Не надо. Я знаю.
– Знаете? Откуда?
Только теперь Полина решилась взглянуть на своего собеседника.
– Что ты еще знаешь? – вопросом на вопрос ответил ей Маркелов.
Все-таки самого главного она не сказала. Но, кажется, она знала. Потому что было произнесено: «Прокопов, Звонарев и моя мама». От одного отца в мыслях отдалилась, а к другому не приблизилась, не хватало для того душевных сил, и потому они оба – только по фамилии.
– Прокопов считает меня своей дочерью, – произнесла Полина, сердито щурясь.
– А ты? – вырвалось у Маркелова.
Полина посмотрела ему в глаза. И он понял, что она действительно знает. Но до сих пор боится поверить. Не поверить даже, она уже поверила, а вот самой себе признаться в том, что поверила, – это было действительно страшно. И Маркелов смешался.
– Знаешь, – пробормотал он. – Бывают такие вопросы… такие проблемы… бывает такое, что обсуждается только среди близких родственников. Поэтому давай не будем лезть в эти дебри. Поговорим о деле. Только о деле. Хорошо?
– Хорошо, – с видимым облегчением произнесла Полина.
Все-таки так будет лучше для них обоих. Лучше и легче.
– Я расскажу то, что установлено уже наверняка, – сказал Маркелов. – После августовского кризиса фирма твоего отца… – Он запнулся на этих словах, но сумел сделать вид, что ничего не происходит, и продолжил: – Фирма столкнулась с трудностями. Накапливались долги, там очень крупные суммы. Кредиторы, боясь, что деньги могут к ним никогда уже не вернуться, подкупили одного из ближайших
