расследование по делу об убийстве Жерара Монтальво и выдвинуты ли обвинения против Мии Салазар. Разумеется, в самом скором времени СМИ начнут отлавливать Джека, чтобы выудить какие-нибудь сведения у него.
Джек облокотился об изголовье кровати и щелкнул пультом: достаточно. Наконец из душа появилась Мия.
– Как я выгляжу? – поинтересовалась она, покрутившись перед ним словно на подиуме.
Джек грустно улыбнулся:
– Меня можешь не спрашивать – ты же знаешь, как я любил твои длинные каштановые волосы и темно-карие глаза.
Мия откинула голову, словно перебрасывая волосы с одного плеча на другое, – отголосок прошлого. Ничего, скоро она привыкнет быть блондинкой с короткой стрижкой и носить голубые контактные линзы.
– Как тебе мой новый наряд?
– Красиво, – сказал он. Эти вещи он сам покупал в бутике отеля, в то время как Мия перекрашивала волосы.
Джек встал с постели, сделал навстречу ей пару шагов и остановился. Они с минуту молча смотрели друг на друга: Мия на него, а он – на женщину, которую с трудом теперь узнавал.
– У тебя есть выбор.
– Какой выбор? Отправиться в тюрьму на остаток своих дней? Это для меня не вариант.
– Но ты же защищалась. У тебя сильный козырь.
– Да мне никто не поверит. Я наврала про изнасилование, а потом застрелила его и дала деру. Против меня два весомых аргумента.
– Вовсе не обязательно тебя признают виновной. Все решает суд присяжных.
– Тут никаких гарантий: дело случая.
– Да уж, суд на то и суд – все непредсказуемо. Только ведь ты снова убегаешь, тебя полиция будет разыскивать, и не исключено, что поймают.
– Если так, тогда пойду под суд. Никогда нельзя знать, как оно обернется.
Джек пытался понять, что происходит, и не мог. Он рисковал жизнью ради нее, выложил пятьдесят тысяч долларов, чтобы вырвать Мию из рук психопата, – и вот она убегает. Зачем она это делает? Чтобы спастись от обвинения в убийстве? А может, ей попросту легче начать все заново, с нуля?
– Прости, Джек. Я люблю тебя и в твоих чувствах не сомневаюсь – после всего, что ты для меня сделал.
Джек не ответил. Он не стал спорить, пускаться в дебаты о правде и преданности. Какой смысл? Ведь для себя она уже все решила.
– Пойми, я не бросаю тебя.
– Все это как-то не так.
– Ты прав. – Губы Мии тронула улыбка. Она сделала шаг навстречу и проговорила: – Поехали вместе.
– Что? Я не могу.
– Почему нет?
– Не знаю… Не могу.
– Потому что это неразумно?
– Да.
– Надо понимать, ты меня не любишь и не хочешь, чтобы мы были вместе?
– Нет, просто это противоречит здравому смыслу.
– Понимаешь теперь? А по мне, неразумно оставаться здесь и дать себя засудить. Поэтому я приняла такое решение.
Джек хотел что-нибудь возразить и не смог – как видно, аргументы были исчерпаны.
– Если передумаешь, – проговорил он, – ты знаешь, где меня искать.
– И ты тоже, если что. Я буду…
Джек коснулся кончиками пальцев ее губ, не давая закончить фразу.
– Я не хочу слышать, – проговорил он.
Она отняла его руку, обхватила ладонью за затылок и прильнула губами к его губам в одном долгом, прощальном поцелуе. Затем отстранилась.
– Мне пора. Отплытие через полчаса.
В подробности Джек не был посвящен, просто знал, что некий человек на яхте высадит ее на Багамах, а оттуда Мия вольна направиться в любую точку мира. Как и семь лет назад.
– Удачи, – проговорил он.
Она выдавила слабое подобие улыбки и чмокнула его напоследок. Они в последний раз пересеклись взглядами, и Джек увидел, что ее поддельные голубые глаза застланы слезами. Мия отвернулась и ушла прочь.
Джек не стал смотреть ей вслед. Передернутым затвором щелкнул дверной замок. Скрипнула петлями дверь. Наступила пауза – Мия замешкалась, то ли передумав, то ли желая последний раз взглянуть на человека, которого она покидает. Это было уже не важно.
Дверь закрылась. Мия ушла.
Теперь он даже не знал ее имени.
Эпилог
За три недели Мия не подала о себе ни весточки. Джек старался гнать прочь пустые думы и все равно часто ловил себя на том, что представляет себе, где она – в Австралии, России, Южной Америке. Те, кто говорит, что мир тесен, видимо, давно не смотрели на глобус.
Когда он не думал о Мие, то уходил с головой в работу – Джека здорово угнетали мысли о Тео, его баре и сгинувшей четверти миллиона долларов.
Закусочная «Спарки» не представляла собой ничего особенного. Последнее бельмо на трассе Ю-Эс-1 перед Флорида-Кис. Тео приобрел старую заправочную станцию, причем львиную долю денег пришлось отвалить за землю и лицензию на торговлю спиртным. Затем этот «гараж» превратился в бар – так в выпускную ночь колледж Джека превратился в вертеп. Смотровой ямы здесь уже не было, зато остались старые железные ворота. Появился длинный деревянный бар – там, где ему полагается быть, – и телевизор, и бильярдный стол. Здесь подавали баночное пиво, и пустые жестянки тут же сжимали в огромных тисках, которые стояли на верстаке. Некоторые говаривали, что Тео талант в землю зарыл. Они имели в виду его страсть: саксофон.
Джек сидел на высоком табурете и смотрел на друга – тот выдувал соло, достойное музыкальной премии «Блю ноут». Тео играл старую песню, которую передал ему по наследству человек, учивший его обращаться с саксофоном. Когда-то давно его двоюродный дедушка Сайрус был звездой одного ночного клуба. Старик порадовался бы, увидев, что Тео играет на том же инструменте, но уже в своем собственном заведении.
Вот почему Джеку было страшно обидно, что его другу придется потерять бар – в уплату долга.
Финальная нота была встречена бурей аплодисментов разгоряченной аудитории. Тео водрузил инструмент на стойку и сел на табурет возле Джека. Он щелкнул пальцами, и расторопный бармен принес безалкогольный коктейль для хозяина и пиво для Джека. Во время выступления Тео не употреблял спиртного – это правило он твердо усвоил с подачи двоюродного деда Сайруса.
Джек потянулся к бумажнику, но Тео его остановил.
– И не думай, – сказал он. – Я угощаю. Поднимаю бокал за твою новую жизнь.
Они чокнулись, и Джек проговорил:
– Твои бы слова да Богу в уши.
– Брось ты. Хватит сохнуть по Мие – подумаешь, сокровище. Жизнь прекрасна! Держись
