на то, что, вступив в ряды единственной военной силы, способной сражаться против гуннов, и заручившись благословением того же бога, который послал ей лодку, она сможет подобраться к Мундзуку, чтобы вонзить кинжал в его черное сердце.
Она завершила свою историю клятвой убить Мундзука, потому что только смерть вождя орды могла положить конец ежедневной угрозе и ужасу, нависшему над людьми.
Когда Эмбер закончила свой рассказ, Урсула подозвала Олеандру и куда-то отправила с поручением. Лишь потом она заговорила с девушкой.
— Пожалуйста, скажи ей, что Первый Легион Афины почти ничем не может ей помочь, — обратилась она к переводчику. — Потому… — Она глянула на Пинносу с неловкостью. — Потому что мы в скором времени возвращаемся на свою родину, в страну, лежащую далеко на западе отсюда.
—
Урсула подняла руку, требуя тишины и заставляя Пинносу сдержать свои эмоции, пока переводчик передавала девочке эти слова.
Пинноса явно рассвирепела оттого, что ее поставили перед уже готовым решением, в принятии которого она не принимала участия. Урсула же продолжила:
— И еще скажи ей, пожалуйста, что мы вылечим ее раны в…
Эмбер с криком бросилась на пол у ног Урсулы.
— Она говорит, что вы не можете уехать, — торопливо перевела Кунорда. Бриттола, отцепив девушку от Урсулы, помогла ей подняться на ноги и усадила на скамью. — Она говорит, что мы должны остаться и сразиться, иначе все женщины на берегах Рейна будут обречены на тот ужас, который выпал на долю ей, ее матери и сестрам. А все мужчины умрут!
— Я так и думала, что она это скажет, — голос Урсулы звучал очень натянуто. Она старалась не обращать внимания на жгучие взгляды Пинносы. — Пожалуйста, скажи ей следующее: во-первых, она не может вступить в ряды Первого Легиона. Во-вторых, ее аудиенция подошла к концу, и, в-третьих, она может обратиться в наш госпиталь за лечением.
Эмбер продолжала плакать и умолять.
— Но, командир… — запротестовала Кунорда. Она явно сочувствовала девушке.
— Ты хорошо справилась со своим заданием, — резко перебила ее Урсула. — Я тебя больше не задерживаю.
Заметно дрожа, Кунорда встала и взяла Эмбер под руку, чтобы увести прочь. Они были на полпути к двери, когда в них вошла Олеандра, неся старый темно-синий плащ Кориния. Она отдала его девушке. Эмбер смотрела на него как на чудо. Когда девочка подняла руки, чтобы Олеандра смогла пристегнуть плащ на место, Кунорда не выдержала и, резко развернувшись на каблуках, закричала с негодованием:
— То, что мужчин больше нет и Великий поход уже невозможен, еще не значит, что мы, женщины, больше ничего не можем сделать! Все, кто трусил, отправились домой еще в мае. Те из нас, кто остался, хотят сразиться с этим… этим чудовищем… А не спасаться от него бегством!
Пинноса подняла руку, требуя, чтобы Кунорда замолчала.
— Хватит, ты уже высказалась…
Пинноса не успела закончить свою фразу, как Эмбер снова заговорила, но уже спокойным, тихим голосом. Кунорда все еще не могла справиться со своими эмоциями, и ей пришлось постараться, чтобы взять себя в руки и найти в себе силы снова переводить.
— Она благодарит вас за подарок. Она говорит, что он всегда будет напоминать ей о нас, о том, что мы ей не приснились. — С этими словами Кунорда отдала честь старшим офицерам, взяла Эмбер под руку и вышла.
Урсула, пряча глаза от суровых взглядов Пинносы и Бриттолы, встала и подошла к Олеандре, молча стоявшей возле окна. В комнате повисла напряженная давящая пауза, каковой принцесса часто пользовалась для управления сложными ситуациями. Олеандра, которая видела, как ее хозяйка с детства добивалась своего при помощи такой тишины, не сдержала улыбки.
— Прошу прощения, Госпожа…
Урсула повернулась и метнула в ее сторону гневный взгляд, но Олеандру было не так легко смутить.
— Раз мы собираемся отступать до появления здесь гуннов, не пора ли мне приступить к сборам?
—
— Да, Олеандра, — вступила Пинноса. — Ты права. Нам как раз пора приступить к сборам. А начнем мы их с принятия
Урсула повернулась к Пинносе, и они целую вечность сверлили друг друга недобрыми взглядами.
Не в силах выносить такое открытое проявление враждебности между двумя добрыми подругами, Бриттола тихо спросила:
— Что заставило тебя сказать, что мы отбываем в Британию? — Она поймала взгляд Урсулы. — Теперь
Урсула вздохнула, опустила глаза и, глядя на огонь, медленно и взвешенно стала все объяснять.
— Сейчас речь идет не о Божьей воле. Нужно принимать во внимание, какая сложилась ситуация. Эти гунны не являются врагами Британии и Первого Легиона Афины. Если мы покинем Галлию, они тоже уйдут отсюда. Я считаю, что мы должны оставить нашего истинного, римского врага, который привел гуннов, чтобы опустошить эти земли, наедине со зверем, выпущенным им на волю. Пусть Дом Феодосия сам расхлебывает то, что заварил.
— Если мы уйдем сейчас, — парировала Пинноса, — все скажут, что мы бежали от врага, как трусы. Что мы не выполнили своего долга, не защитили Рим от варваров. Если мы уйдем сейчас и бросим людей, живущих вдоль Рейна, на растерзание Мундзуку и его орде, то позор покроет наши знамена, а Дом Феодосия одержит над нами и всей британской армией полную и окончательную победу! Если мы уйдем сейчас и не выполним свой долг, то все, чего мы добились, все, за что так долго и тяжело боролись, — все пойдет
— Все, чего мы добились… все, к чему мы стремились… — передразнила ее Урсула. — Того, за что мы так долго и тяжело боролись… больше нет! Мы ничего не добились! — Она тоже ударила кулаком по столу. Яблоки снова посыпались на пол.
Две разъяренные молодые женщины стояли друг напротив друга, опершись о края стола. Они могли бы дотянуться друг до друга руками, но предпочитали сверлить друг друга гневными взглядами. Между ними катались фрукты, случайные посредники их поединка.
— Но это же неправда, Урсула! — грустно сказала Бриттола, нарушив напряженное молчание.
Урсула и Пинноса медленно повернулись и посмотрели на нее. Бриттола держала в руках крест — как всегда, когда ей нужно было успокоиться.
— Это неправда. Мы создали великолепную армию из женщин, борющихся за порядок и защищающих мир. — Она умоляюще посмотрела на обеих и продолжила: — А теперь я могу обратиться к вам как к высшему командному составу Легиона и попросить вас обдумать тщательно и спокойно план нашего отступления? Теперь вам не к кому обращаться за приказом, и над вами нет высшей власти, кроме Бога. Можно ли мне еще предложить помолиться перед тем, как принять решение?
Урсула и Пинноса вздохнули и стали ходить по комнате. Урсула отошла к окну, Пинноса — к камину.
Первой молчание прервала Урсула. Ее голос был слаб, почти не слышен.
— Я… я признаю, что наш долг еще может оставаться невыполненным… что мы могли бы остаться здесь… защитить этих людей… может, даже сразиться, остановить это зло, которое приближается к нам с каждым днем. Но к тому же я чувствую… что у нас есть еще один долг… важнее… долг по отношению к женщинам Первого Легиона. Теперь, когда Конс… я хочу сказать, когда мужчины…
—