намучившись, Лилипут напялил на ноги раскаленные сапоги и зашагал в сторону шумного базара.
Не пройдя и половины пути, он снова был насквозь мокрый, хоть выжимай. От приятной свежести не осталось и следа. Несчастный страдалец уже всерьез подумывал повернуть обратно и остаток жизни провести в тени близ блаженной прохлады воды, но тут его взору открылся огромный шумный торг.
Перед входом на ярмарку стояло несколько огромных бочек с множеством висящих на краях берестяных ковшиков. О назначении этой утвари догадаться было несложно — к бочкам постоянно подбегали разные люди и с помощью ковшиков выливали в себя и на себя литры воды. Огромные двадцативедерные бочки пустели прямо на глазах, и тут же дюжие молодцы меняли опустевшие на полные.
Узрев такое нескончаемое обилие благословенной влаги, Лилипут со всех ног бросился туда. Выхлебав огромный берестяной ковш и вылив еще два таких на голову, молодой человек почувствовал временное облегчение и не спеша, побрел вдоль прилавков со всякой всячиной.
Поначалу он старался не забредать далеко, дабы не заблудиться и не потерять из виду бочки с водой. Но, как оказалось, страхи его были совершенно напрасны: по всему базару через каждые сто-двести метров стояли точно такие же, как и на входе, бочки с берестяными ковшиками. Возблагодарив Бога за этот водяной рай, Лилипут смело ринулся в самую глубь торжища, зыркая во все стороны горящими от любопытства глазами.
Чего тут только не было! От шкур, тканей, кож всевозможных цветов и оттенков рябило в глазах. Крикливые зазывалы, надрываясь, нахваливали свой товар. Ряды тканей и одежды сменились рядами оружия.
Тут было потише, да и клиентов здесь было поменьше. Если в предыдущих рядах в глазах рябило от милых и не очень женских лиц, то тут бродили в основном представители сильного пола. Почти все продавцы оружия были небольшого роста, широкоплечие, кряжистые, с устрашающе-хмурыми лицами — в общем, гномы. Хотя среди оружейных купцов попадались и обычные люди, но и оружие у них было попроще, и выбор поменьше.
Следующими оказались посудные ряды. Здесь он увидел посуду из глины, из стекла, из дерева, из металла — в том — числе и драгоценного — и даже из камня.
Потом были ряды домашней утвари, их сменили ювелирные…
После каждого ряда Лилипут смачивал горло и обливался водой из ковшиков. Глаза разбегались от такого изобилия, а денег, чтобы купить себе ну хоть какой-то дешевенький сувенир на память, не было. Его кошель, набитый золотыми кольцами, остался в заколдованном лесу вместе с сумой и кольчугой. Правда, благодаря щедрости деда Ежа у него теперь было аж два кольца; Лилипут уже успел заглянуть в презентованный утром мешочек. Но это деньги на дорогу в город, куда молодой человек желал попасть как можно скорее. Ведь в городе нет деревьев, а с некоторых пор наш герой им
Так Лилипут и мотался по рынку, чувствуя себя одиноким и никому не нужным на этом празднике жизни. Особенно тяжко ему пришлось, когда проходил мимо рядов со всякими поджаренными вкусностями и выпеченными лакомствами. Есть захотелось так сильно, что на некоторое время он даже перестал чувствовать особенно припекающее ближе к полудню солнце. Но дорога к пристани пролегала через эти ряды, и пришлось крепко стиснуть зубы и, захлебываясь слюной, бегом бежать мимо до одури ароматного великолепия.
На выходе с базара внимание Лилипута привлекли два здоровенных мужика, укутанных с ног до ушей в тонкие кольчужные рубахи. На поясе у каждого висели меч и длинный кинжал. На головах были сплошные шлемы, так что для глаз оставались только крохотные щелки. На руках — перчатки с нашитыми защитными пластинками. На груди поверх кольчуги у каждого развевалось некое подобие передника из белой ткани, на котором кроваво-красными нитями очень искусно была вышита красная роза.
— Во дают! Как они не сварятся во всем этом железе? — Неужели полегче ничего не нашлось надеть на рынок-то ездить? — Глубоко погруженный в свои думы, Лилипут и не заметил, как начал мыслить вслух: — Ну и придурки!
— Да ты чего это, парень, с луны свалился? — обратился к Лилипуту невысокий крепыш средних лет. — Это же наемники Ужей, гвардейцы Алой Розы. У них доспехи насквозь колдовством пропитаны, им в таком доспехе ни жара, ни мороз, ни ветер, ни снег, ни дождь не страшны… Кстати говоря, и меч твой, дубовая голова, такой же… Скажи спасибо, что эти бандюги не услышали тебя, а то бы и сломанными ребрами не отделался.
Незнакомец явно был не прочь поболтать, а в положении Лилипута любая дополнительная информация об окружающей действительности была на вес золота. Прикинувшись чайником, молодой человек полюбопытствовал:
— А почему бандюги? Ты же сам сказал, что это воины Ордена. Они тут вроде бы порядок приставлены поддерживать…
Мужичек рассмеялся.
— Ну, у тебя, парень, точно не все дома! Порядок они приставлены поддерживать! Скажешь тоже… — По мере удаления укутанных в железо ребят собеседник Лилипута распалялся больше и больше. — Как ты думаешь, волки могут наводить порядок в овечьей отаре? Вот и они, пользуясь своей неуязвимостью, сначала бьют, а уж потом, если выживешь, задают вопросы. Порядок, знаешь ли, тоже можно поддерживать по-разному. За малейшее сопротивление их прихоти они могут устроить настоящую резню. Вот и беспредельничают на ярмарке, забирают все, что понравится. А попробуй, скажи такому «нет» — живо головы лишишься. Но на ярмарке зато идеальный порядок.
— А что же не распустят этот отряд, если от него все шарахаются, как от огня? — участливо спросил Лилипут. — Купцы ведь рядом с ними не только не чувствуют себя защищенными, а, напротив, боятся за свою жизнь… Если мне не изменяет память, лет двадцать-двадцать пять назад род Белого Ужа избавился от подобной охраны. Что же им мешает вновь послать хапуг-наемников куда подальше?
— Да, было время, удалось на некоторое время спровадить этих псов, — подтвердил словоохотливый собеседник. — Но после пиратского набега пятилетней давности Ужам было велено приказом Высшего мага Ордена Алой Розы принять на постоянное проживание отряд в пять десятков стражников. Особенно тяжело было первые два года, когда загребущие ручищи гвардейцев Розы тянули все, что плохо лежит. Сейчас стало поспокойнее. То ли испугались полного разорения рода Ужей, за что их по головке не погладят — ведь здешняя ярмарка приносит немало золота в казну Ордена, — то ли наворовались по самое некуда… А купцам куда деваться — торговать-то ведь надо. На других-то ярмарках то же самое, а то и похлеще. Вот и приходится купцу прятать свои страхи и плыть сюда в надежде на извечное «авось», — мужик вздохнул.
— А сам ты кто будешь? — спросил Лилипут замолчавшего мужичка. — Купец или из местных?
— А чего это ты все меня выспрашиваешь? Сам-то ты кто? Что-то я тебя раньше здесь не видел, — неожиданно насторожился собеседник. — Может, ты сам из этих? — Он мотнул головой в направлении удаляющихся наемников. — Переоделся по простому, ходишь тут, вынюхиваешь, а потом побежишь своим пересказывать, что честные люди о них думают! Ага, я никак угадал, вон как глазенки забегали! Ах ты, подлый прихвостень!..
— Да ты чего, батя, — поторопился успокоить подозрительного дядьку любопытный молодец. — Лилипутом меня зовут. Я из Красного города, сюда приплыл на ярмарку. Давно не был тут. Вот хожу, удивляюсь, как все переменилось. Кстати, если ты купец, не подскажешь, на чем быстрее всего отсюда до города добраться?
Все получилось как бы само собой. Лилипут начал сочинять, и его понесло. Получилось очень убедительно. Мужичок поверил ему и успокоился.
— Быстрее всего на двадцатпвесельной ладье, — улыбнулся он. — На твое счастье, Лилипут, у меня как раз такая. Кстати, меня зовут Балт. — Собеседники скрепили знакомство крепким рукопожатием. — И, ежели не врешь, — продолжил купец, — то милости прошу. Для крепкого парня место за веслом всегда найдется. Вон, видишь ту желтую ладью? — отправляемся через час. Никого ждать не буду, поэтому, если есть какие вещи, иди за ними прямо сейчас.
— Да какие вещи, — отмахнулся Лилипут. — Я налегке. Меч да нож, вот и все мое имущество.
