суде. — Кофе?
— Нет, спасибо.
Харкин грузно опустился в кресло и наклонился вперед, опершись на подлокотники.
— Итак, расскажите мне, где вы видели этого человека? Видеозапись Николас приберег для более ответственного момента. Для этого разговора он подготовил другую легенду.
— Вчера, после того как вы нас распустили, по пути домой я зашел в магазин Майка, что за углом, купить мороженого. Войдя, я оглянулся и увидел снаружи на тротуаре человека, который заглядывал внутрь. Он меня не видел, но я понял, что уже где-то с ним встречался. Купив мороженое, я пошел домой. Подозревая, что этот человек будет следить за мной, я начал всячески петлять и убедился, что он действительно идет за мной.
— Вы сказали, что видели его раньше?
— Да, сэр. Я работаю в компьютерном отделе торгового центра, и однажды вечером этот парень, я уверен, что это он, ходил туда-сюда возле входа и заглядывал внутрь. Позже, во время перерыва, когда пил кока-колу, я заметил его на другой стороне улицы.
Судья немного расслабился и пригладил волосы.
— Скажите честно, мистер Истер, кто-нибудь из ваших коллег упоминал о чем-либо подобном?
— Нет, сэр.
— А вы мне сообщите, если что-то услышите?
— Конечно.
— Ничего дурного в том, что мы тут поболтаем немного, нет, но я должен знать, если что-нибудь случится.
— А как мне дать вам знать?
— Пошлите записку через Лу Дэлл. Просто напишите, что нам надо поговорить, не уточняя о чем. Бог ее знает, вдруг ей захочется прочесть записку!
— Хорошо.
— Договорились?
— Разумеется.
Харкин глубоко вздохнул и начал рыться в своем кейсе. Выудив оттуда газету, он протянул ее через стол Николасу.
— Вы это видели? Сегодняшняя “Уолл-стрит джорнэл”.
— Нет. Я ее не читаю.
— Ясно. Так вот, здесь напечатана большая статья о нашем процессе и о тяжелых последствиях, которые постигнут всю табачную промышленность, если будет вынесен обвинительный приговор.
Такой момент Николас не мог упустить.
— У нас только один человек читает “Уолл-стрит джорнэл”.
— Кто?
— Фрэнк Херрера. Он прочитывает ее каждое утро от корки до корки.
— И сегодня?
— Да. Пока мы ждали, когда нас позовут, он, по-моему, дважды все перечитал.
— Он что-нибудь говорил по этому поводу?
— Мне — нет.
— Черт.
— Но это не важно, — глядя в стену, сказал Николас.
— Почему?
— Потому что он уже принял решение.
Харкин снова подался вперед и тяжело уставился на Николаса:
— Что вы хотите этим сказать?
— По-моему, его ни за что нельзя было выбирать в жюри. Я не знаю, что он написал в анкете, но это наверняка была ложь, иначе его здесь бы не было. И я отлично помню, какие вопросы задавали во время устной беседы, на них он тоже не ответил откровенно.
— Я вас внимательно слушаю.
— Ладно, Ваша честь, только постарайтесь сохранять самообладание. Вчера рано утром у нас с ним состоялась беседа. В комнате присяжных мы были одни, и клянусь, мы не обсуждали обстоятельств этого конкретного дела. Но разговор как-то вышел на сигареты, на то, что Фрэнк бросил курить много лет назад и презирает всех, кто не может сделать того же. Он, знаете ли, отставной военный, а они весьма прямолинейны и резки в...
— Я тоже отставной морской пехотинец.
— Простите. Мне заткнуться?
— Нет, продолжайте.
— Хорошо, но я нервничаю и буду рад закончить в любой момент.
— Я скажу вам, когда остановиться.
— Конечно. Ну так вот, Фрэнк считает, что если человек в течение тридцати с лишним лет курит по три пачки в день и не может бросить, то он заслуживает того, что получает. Никакого сочувствия. Я немного поспорил с ним, просто так, и он обвинил меня в том, что я заранее настроен вынести обвиняемому суровый приговор.
Его честь выслушал это с угрюмым видом, погрузившись глубоко в кресло. Затем, немного помолчав, потер глаза и бессильно опустил плечи.
— Это просто невероятно, — пробормотал он.
— Простите, судья.
— Нет, нет, я ведь сам вас спросил. — Он снова выпрямился, еще раз пригладил волосы рукой и через силу улыбнулся. — Послушайте, мистер Истер, — сказал он, — я не прошу вас становиться стукачом, но ваше жюри меня беспокоит, поскольку есть опасение, что на него будут давить. История подобных процессов весьма непривлекательна. Если вы увидите или услышите что-нибудь, свидетельствующее хотя бы отдаленно о попытках такого давления, пожалуйста, дайте мне знать. Мы этим займемся.
— Конечно, судья.
Статью на первой полосе “Джорнэл” написал Эгнер Лейсон, специальный корреспондент, сидевший в зале в течение почти всего времени, пока отбирали присяжных, и выслушавший все свидетельские показания. Лейсон изучал юриспруденцию.
Десять лет и побывал на многих судебных процессах. В его статье — первой из будущей серии — объяснялась суть дела и давались характеристики участников процесса. Автор не высказывал предположений о том, как будет развиваться процесс, не строил догадок, кто выиграет, он просто честно резюмировал весьма убедительные медицинские доказательства, представленные пока только адвокатами истицы.
Последствием этой статьи для “Пинекса” стало то, что в момент открытия биржи котировки его акций снизились на доллар, к полудню удалось, правда, исправить положение и были основания полагать, что буря миновала.
Статья вызвала также шквал телефонных звонков от нью-йоркских брокеров аналитикам, присутствовавшим на суде в Билокси. Минуты ничего не значащих сплетен растягивались в часы безрезультатных раздумий — в Нью-Йорке терзались единственным вопросом: “Что собирается сказать жюри?”
Молодые люди — мужчины и женщины, в обязанность которым вменялось следить за процессом и попытаться предугадать решение жюри, единого мнения не имели.
Глава 11
Перекрестный допрос Бронски закончился в четверг лишь к концу дня, а утром в пятницу Марли ошарашила их новыми звонками. Первый Конрад зафиксировал в семь двадцать пять. Он моментально перевел его на Фитча, разговаривавшего в этот момент с Вашингтоном, и стал слушать через громкую связь.
— Доброе утро, Фитч, — ласково сказала она.
— Доброе утро, Марли, — радостно ответил Фитч, прилагая максимум усилий, чтобы его голос звучал
