Что ему угодно? Ему угодно встретиться с адвокатом, одним из тех, которых он видел в суде и который представлял бы табачную компанию. Ему угодно поговорить с ним без посторонних ушей. Он выполнил домашнее задание и выучил имена Дурвуда Кейбла и некоторых его партнеров. Он нашел контору, он битых два часа сидел перед ней в машине, репетируя свою речь, пытаясь успокоиться и набираясь храбрости, чтобы выйти из машины и войти в дом.
Кроме него, черных лиц здесь видно не было.
Разве не все адвокаты мошенники? Он решил: раз Pop предложил ему наличные, значит, можно предположить, что и другие адвокаты, вовлеченные в этот процесс, тоже заплатят наличными. У него есть что продать, а покупатели здесь богатые. Это был его золотой шанс.
Но когда секретарша остановилась, посмотрела на него, а потом стала озираться, словно в поисках подмоги, все нужные слова вылетели у него из головы. Клив не раз повторил, что все это страшно незаконно, что, если он будет жадничать, его поймают, и страх вдруг поразил его — словно кирпич упал ему на голову.
— Э-э, мистер Кейбл здесь? — очень нерешительно спросил Деррик.
— Мистер Кейбл? — Секретарша удивленно подняла брови.
— Да.
— Мистера Кейбла здесь нет. А вы кто?
Несколько белых без пиджаков медленно прошли у нее за спиной, смерив его взглядами, недвусмысленно дававшими понять, что ему здесь не место. Ничего другого Деррик сказать не мог. Он точно знал, что не ошибся — контора та, но имя он, наверное, назвал неправильно, и вообще в опасную игру ввязался, а попадать в тюрьму у него не было ни малейшего желания.
— Вероятно, я ошибся, — сказал он, и она улыбнулась заученной секретарской улыбкой. Ну конечно, ошиблись, а теперь, пожалуйста, покиньте помещение. Перед тем как выйти, он остановился и взял с маленькой бронзовой полочки пять визитных карточек. Он покажет их Кливу в доказательство того, что был здесь.
Поблагодарив секретаршу, он поспешно удалился. Его ждала Энджел.
Милли плакала, швыряла вещи, срывала простыни с кровати до полуночи. Потом встала, переоделась в свой любимый, весьма заношенный красный спортивный костюм огромного размера — рождественский подарок, сделанный несколько лет назад одним из детей, — и осторожно открыла дверь. Чак, охранник, стоявший в дальнем конце коридора, тихо окликнул ее. Ей просто захотелось что-нибудь пожевать, объяснила она и по слабо освещенному коридору прошмыгнула в “бальную залу”, откуда доносились приглушенные звуки. Там на диване сидел Николас, он жевал кукурузные хлопья, запивал их содовой водой и смотрел по телевизору матч по регби, который транслировали из Австралии. Установленный Харкином “комендантский час” для посещения “бальной залы” был давно забыт.
— Почему вы так поздно не спите? — спросил он, приглушая звук телевизора с помощью дистанционного пульта. Милли села на стул спиной к двери. Глаза у нее были красные и опухшие, седые коротко остриженные волосы спутались, но Милли было все равно. Ее дом всегда был полон подростков, они приходили, уходили, оставались, ночевали, ели, смотрели телевизор, опустошали холодильник и всегда видели ее в этом красном спортивном костюме. По-другому она себе своей жизни не представляла. Милли была “всехней мамой”.
— Не спится, — ответила она. — А вы почему не в постели?
— Здесь трудно спать. Хотите хлопьев?
— Нет, спасибо.
— Хоппи заезжал?
— Да.
— Он мне кажется славным человеком. Милли помолчала и сказала:
— Такой он и есть.
Последовала более долгая пауза, во время которой каждый из двоих думал, что бы еще сказать.
— Хотите посмотреть кино? — наконец спросил Николас.
— Нет. Можно мне кое о чем вас спросить? — Вид у нее был очень серьезный, и Николас выключил телевизор. Теперь в комнате горела лишь затененная абажуром настольная лампа.
— Конечно. Вы чем-то озабочены?
— Да. Это юридический вопрос.
— Постараюсь ответить.
— Хорошо. — Она глубоко вздохнула и стиснула руки. — Что, если присяжный не может оставаться справедливым и беспристрастным? Что ему делать?
Николас посмотрел на стену, потом на потолок, отпил немного воды и медленно произнес:
— Думаю, это зависит от причины, по которой это произошло.
— Я вас не понимаю, Николас. — Он такой милый мальчик и к тому же умница. Ее младший сын мечтал стать юристом, и она поймала себя на мысли, что ей хотелось бы, чтобы он был таким же толковым, как Николас.
— Для того чтобы вам проще было понять, давайте сделаем гипотетическое предположение, — сказал он. — Допустим, этот присяжный — вы, хорошо?
— Хорошо.
— Значит, уже после того, как начался процесс, произошло нечто, что лишило вас возможности оставаться справедливой и беспристрастной?
— Да, — с трудом выговорила она Он задумался, потом сказал:
— Думаю, все зависит от того, было ли это нечто, услышанное в суде, или нечто, случившееся за пределами суда. Предполагается, что как присяжные мы по мере приближения процесса к завершению должны становиться пристрастными, именно так мы приходим к решению о том или ином вердикте. В этом нет ничего страшного. Это часть процесса выработки решения.
Она потерла глаза и нерешительно спросила:
— А если это не то? Если это нечто, случившееся вне суда? Он изобразил крайнее удивление:
— Ну и ну! Это гораздо серьезнее.
— Насколько?
Для драматического эффекта Николас встал, взял стул, пододвинул его к стулу, на котором сидела Милли, так, что их ноги почти соприкасались.
— Что случилось, Милли? — участливо спросил он.
— Мне нужна помощь, а обратиться не к кому. Я сижу в этом ужасном месте, как в западне, отрезанная от семьи, от друзей, и некуда бежать. Вы можете мне помочь, Николас?
— Попытаюсь.
Ее глаза вот уже в который раз за этот вечер наполнились слезами.
— Вы такой милый молодой человек. Вы знаете законы, а это дело юридическое, и я больше ни с кем не могу о нем поговорить. — Она уже открыто плакала, и он, взяв со стола салфетку, подал ей.
Она рассказала ему все.
Ни с того ни с сего проснувшись в два часа ночи, Лу Дэлл предприняла инспекционный рейд по коридору в хлопковом домашнем халате. В “бальной зале” телевизор не работал, но она нашла там Николаса и Милли, увлеченных разговором, между ними стоял пакет с кукурузными хлопьями. Николас очень вежливо объяснил Лу, что им не спится и они болтают о семьях, все в порядке. Качая головой, Лу Дэлл удалилась.
Выслушав рассказ Милли, Николас сразу заподозрил подвох, но ничего не сказал. Когда она перестала плакать, он вытянул из нее все детали и кое-что взял на заметку. Она пообещала ему ничего не предпринимать, пока он не встретится с ней вновь, после чего они пожелали друг другу спокойной ночи.
Николас пошел к себе в комнату, набрал номер Марли и, услышав ее сонное “алло”, тут же повесил трубку. Подождав две ми-нуты, он набрал номер снова. Шесть гудков — и он опять повесил трубку. Еще через две минуты он набрал номер ее тайного сотового телефона. Она говорила с ним, спрятавшись в платяном шкафу.
Николас изложил историю Хоппи, и со сном было покончено: предстояла работа, и немедленно.
