— Ну, платить он будет или не будет — это, скорее, вопрос ко мне, — сказал я очень сурово. — Гриша, проблема-то в чём?
— Ну-у… В этом и проблема…
— В чём в этом?
— Ребята, — Гриша неопределённо указал рукой в сторону комнаты, где были рабочие, — хотят получить денег…
— Каких денег? Аванс они получили! Дальше нужен результат, и будут деньги.
— Они говорят, что надо дать денег хотя бы Паше, чтобы он мог отметить рождение сына.
— Они что, не наотмечались, что ли?!
Я говорил, а сам понимал, что зря я это объясняю Грише. Что он может сделать? Крепкие мужики, работяги, особенно, когда они вместе, могут так усовестить, так надавить на чувство справедливости… Гриша пожал плечами.
— Так! У нас что здесь, забастовка, что ли?
— Нет, не то чтобы… В общем, хозяин тоже вёл себя неправильно. — Гриша совсем расстроился и не мог смотреть мне в глаза. — Он ничего не захотел слушать, сказал, что будет разговаривать только с вами.
Конечно, я запустил дела! Это очевидно. Хозяин этого магазина был довольно нервный мелочный мужичок. Всё перепроверял по десять раз. Но это нормально. Хуже всего было то, что он был уверен, что очень сильно переплачивает мне. Он постоянно приводил на «стройку» каких-то своих друзей-знатоков, которые говорили ему то, что он хотел услышать — мол, его сильно обманывают. Но такое поведение — обычное дело. Просто противно слушать нытьё. Хотя деньги есть деньги.
С этим объектом как-то сразу не заладилось, и я малодушно отстранился от него. Паша, у которого родился сын, хороший парень и давно уже со мной работал. Боря — тоже нормальный такой бригадир. Остальных рабочих я знал не всех. Бригада как бригада. Но чего-то накопилось, и пошло вкривь и вкось. Гриша не справлялся, заказчик, то есть «хозяин», нервничал и звонил мне… А я?… Я влюбился ужасно! Вот и всё!
Ситуацию необходимо было переломить. Ребята и так-то работали медленно и плохо в последнее время, а тут совсем остановились и явно готовились мне чего-то предъявить. Я отлично знаю эту коллективную демагогию, мужицкие обиды и поиски справедливости. Не люблю я это. Надо было идти к ним, а хотелось немедленно поехать к Ней…
Я снова вошёл в комнату, где меня ждали семь недовольных, и сплочённых этим недовольством, мужиков.
— Ну-у-у?! Так, значит?! — ничего более бессмысленного и беспомощного я сказать не мог. Но надо же было с чего-то начинать. — Вот что, коллеги, вы перед кем тут решили демонстрации устраивать? Так не пойдёт! Два дня не работали? Значит, выходных в этот раз не будет. Логика простая. А про пьянку на рабочем месте — это уже отдельный разговор, такие номера…
— Пока нам не заплатят за то, что мы уже сделали, и пока перед нами не извинятся, — мы дальше работать не будем, — сказал большой белобрысый парень. Он один сидел, остальные стояли. Я раньше с ним не работал. Сказал он это так… в общем, он давно подготовился к тому, чтобы это сказать.
— Сильное заявление! — ответил я. — Что ещё?
— Пашу надо вернуть и премию ему надо небольшую дать! — сказал маленький и сухонький парень. Его комбинезон был самым чистым. Я давно его знал. Хороший специалист, и парень нормальный. — У человека сын родился первый. Надо как-то по-людски…
— По-людски? И премию? Да? — перебил я его резко. — Конечно премию! За пьянку на рабочем месте, за хамство и разгильдяйство — конечно премию! Обязательно!
— Он хорошо работал до этого случая, и нельзя сказать, что он нахамил, — вступил в разговор Гриша.
Он стоял чуть сзади меня. На самом деле, ему сейчас было хуже всех. Он был как бы между мной и бригадой.
Гриша чувствовал себя кругом виноватым, но встрял он в разговор совершенно некстати.
— Пьянка на рабочем месте — это мерзость! И я этого не терплю. Вы, Григорий, это отлично знаете. С вами у меня будет отдельный разговор, — сказал я, даже не обернувшись к нему. — Если не можете организовать нормальный рабочий процесс, значит не вмешивайтесь!
— Мы выпили после работы. У человека сын родился! После работы мы что, не можем выпить?! — сказал всё тот же белобрысый.
«Проблема в нём», — понял я.
— Выпить? Да пожалуйста! Мне всё равно! Но на «объекте», в рабочей одежде — это свинство! Хоть бы у него тройня родилась — этого делать нельзя. — Я смотрел этому блондину прямо в глаза, он глаз не отводил и нагло улыбался. — Вы будете наказаны и за пьянку и за саботаж.
— Это наше рабочее место, — не сводя с меня своих прозрачных глаз, сказал белобрысый. — Мы здесь работаем и можем отметить… ну, поздравить друга. — Он сделал ударение на слово «наше» и слово «мы».
— Это рабочее место дал вам я. И я могу разрешить делать здесь что-то или не разрешить, понятно?! — я сделал ударение на слово «я». — А пьянку здесь я запрещаю!
Я уже решил, что уволю этого белесого, и намеренно обострял разговор. Нужна была победа.
— Скажите спасибо, что мы этого… вашего… ну, этого «хозяина» тут не покалечили, — продолжал мой собеседник. Остальные молчали. Значит, они были с ним согласны.
— За такие слова, которые он тут сказал, вообще-то надо отвечать…
— Мне вам спасибо говорить не за что! Лично вам! — я показал на него пальцем. — И мне насрать, что и кто вам тут сказал. Если вы находитесь здесь и в рабочей одежде, значит вы должны тут работать, а не прохлаждаться целых два дня. Понятно? — «Уволю обязательно», — продолжал говорить и думать я. — Вы напились, и никаких оправданий тут быть не может, и нечего тут даже…
— Короче, чего ты заладил «напились, напились», ничего другого сказать не можешь что ли, а? — белобрысый сорвался. «Отлично! — подумал я. — Всё, он уже проиграл».
— Слово «короче» вы будете говорить у себя дома. Можете сказать его своим родителям, потому что они вас плохо воспитали. — Он прямо-таки обалдел от этих слов. Я намеренно затронул «святую» для таких вот пафосных горлопанов тему родителей. — И «тыкать» вы будете тоже у себя дома.
Он резко поднялся, почти вскочил. Его лицо пошло пятнами. На правой щеке загорелся румянец неправильной формы. «Похоже на карту Африки», — успел подумать я.
— Вы что, хотите меня ударить? — очень спокойно сказал я. — Учтите, вам в этом никто не поможет. С вами тут не очень-то согласны. Мы с коллегами, — я сделал такой округлый жест, указующий на всех остальных, — давно работаем вместе, и до драки не опускались. Правда, Борис? — Я вёл себя просто иезуитски. Я разрушал единство коллективного негодования. Манипулировал? Да! А что делать?
— Ну-у-у… — промычал в ответ Боря и забегал глазами.
— Если говорить действительно «короче», вы, молодой человек, уволены…
— Не называй меня «молодой человек», понял-да, — совершенно беспомощно, но воинственно сказал блондин.
— А я вас больше вообще никак называть не буду. Мы с вами больше не увидимся. — Я повернулся к Грише, на него было больно смотреть. — Григорий, произведите расчёт с… мужчиной. Заплатите ему и за два последних дня. Не будем мелочиться, правда? Примите у него спецодежду и инструмент. Впрочем, вы сами всё знаете, что нужно делать. Извините, Григорий, я не сомневаюсь в вашем профессионализме, но…
— Бараны, блядь! — сказал, обращаясь ко всем кроме меня, блондин. И начал быстро снимать с себя комбинезон.
— Григорий, давайте выйдем. Не будем мешать переодеванию, — сказал я одеревеневшему Грише. — Борис, подождите, пожалуйста… И все пусть тоже подождут, — обратился я к бригадиру, который охотно кивнул. — Мы сейчас с Григорием вернёмся.
Как только мы вышли из комнаты, оттуда раздался голос свежеуволенного, и пошла перепалка.
— Григорий, ответьте мне на два вопроса. Вы пили с ними? И откуда взялся этот деятель?
