— Мы же договорились встретиться и поесть! Так? Я сижу, как дурак, и жду, когда ты позвонишь.
— Макс, не шантажируй меня. Уже давно поел бы один и все. Мы договорились встретиться. А встретиться и поесть — это не одно и то же.
— Саня! А тогда на кой чёрт ты нужен вообще? Как с тобой без еды встречаться? Если будешь есть, то хотя бы вещать не станешь. Рот будет занят. Тебя, наверное, в Москве никто не слушает, вот ты…
— Короче, Макс! Ты решил, где мы будем встречаться, а?
— Сань, а кто из нас москвич? Ты же лучше меня всё знаешь. Я тебе предложу куда-нибудь сходить, а ты начнёшь кривляться, морщиться. Поехали в самое модное место!
— Самого модного места в Москве нет! Ты что, не можешь чего-нибудь перекусить без меня? Как маленький, в самом деле.
— Я в ресторан хочу! Ждёшь-ждёшь, когда в Москву поедешь. Хочется же в хороший ресторан сходить. Москва, Сань!!! Обидно время тратить на всякую фигню, — канючил он.
— Макс! Времени у меня не очень много, чтобы капитально засиживаться в ресторане. Что у нас сейчас? — я знал, сколько времени, но зачем-то снова взглянул на часы… (Однажды я экспериментировал. Как только видел, что человек. .. какой-нибудь человек, смотрел на часы, я тут же подходил и спрашивал у него: «Сколько времени?» Все, без исключения, опять смотрели на часы, прежде чем ответить.) — Так! У нас пять. А в восемь у меня встреча… Недолгая встреча. После этой встречи я снова твой. А сейчас? Давай сходим в грузинский ресторан. На Остоженке. Как тебе?
— Отлично! Я выезжаю, — было слышно, что он просто подскочил с места. — Буду там через полчаса.
— Хрена ты будешь там через полчаса! Там такие пробки!
— А я на метро, Саня! Понял? На метро! — Макс отключился.
Когда надо действительно было прийти вовремя — он опаздывал всегда. Но в ресторан он обязательно приходил даже раньше времени и успевал либо с кем-нибудь познакомиться, либо всё заказать, либо и то и другое вместе.
Макс перезвонил через б секунд.
— Как точно называется ресторан? — спросил он.
— «Генацвале», он за… — я не успел закончить, Макс отключился.
Я вдохнул в себя тёмный, зимний, холодный воздух. Вдохнул полной грудью, а выдохнул белый пар. Мне было хорошо. Москва! Ё-моё!
Я подошёл к краю проспекта. Там скопилась неизбежная снежная каша. Но в этот раз я не так внимательно смотрел под ноги… как обычно. Я люблю хорошую обувь и отношусь к ней бережно. Однако в этот раз я внимательно осмотрелся вокруг. Что я хотел увидеть? Непонятно! Просто, беспокойство и некоторая настороженность уже обострили зрение и слух. Еще бы! У меня практически не было сомнений, что за мной следят или меня преследуют.
Мимо ехали машины. Много! Я поднял руку. Остановилось такси.
— Добрый вечер. На Остоженку? — спросил я и оглядел машину и водителя. «Нормально», — подумал я.
— Извольте, — сказал сидевший за рулём крупный мужчина с длинными волосами, бритым лицом и в круглых очках. На нём был светлый свитер. Он улыбался.
— А вы знаете, как ехать?
— Представляете?! Знаю! — ответил он. — Приходилось туда ездить. Раз этак… — он сделал вид, что прикидывает и считает что-то в уме, — миллион.
Я сел на заднее сидение и мы поехали. Водитель включил музыку. Не громко, а так… комфортно. У него в машине стояла хорошая акустическая система, это было слышно по качеству звука. Он включил какой-то джаз. Я в нём ничего не понимаю… в джазе. Для меня он — одна бесконечная и извилистая композиция. Но сейчас было приятно. Я прищурил глаза, от этого городские огни и огни автомобилей вокруг расслоились и пошли длинными лучами. И вот — такси, ползущие огни, джаз, длинноволосый водитель в круглых очках, запах автомобиля, за мной следят… Америка!!!
— Вам музыка не мешает? Может быть, сделать тише? — спросил водитель. — Только радио я не включу. Я радио не слушаю.
— Всё очень хорошо! Мне нравится. Спасибо, — ответил я.
— Если курите — курите, но радио ни за что! — голос у него был низкий и очень приятный.
— Спасибо, я не курю. А что ж радио так не любите?
Я думал, что последует ответ на тему, что нет сил слушать ту ужасную музыку, которая звучит, или что новости все негативные, зачем их слушать, когда жизнь и без того гадкая. Но я услышал совершенно другой ответ.
— Я радио не не люблю, я его не слушаю. Волнуюсь сильно! Есть ощущение, что чего-то пропускаю. Радиостанций так много! Их количество меня и беспокоит. Хотя понятно, что на всех каналах приблизительно одно и то же. Новости приблизительно одни и те же, музыка… Но беспокоит как-то… — он говорил медленно, спокойно. Было видно, что он давно возит людей по Москве. Его спросили — он отвечает. Не будут спрашивать — будет молчать. — Кстати, меня Москва раньше тоже сильно тревожила. Пока хорошо Москву не изучил — беспокоился, спать не мог, боялся чего-то упустить. А теперь знаю её… не отлично, но на твёрдую четвёрку. Теперь успокоился. Не дергаюсь.
— Вы джаз любите? — теперь мне уже интересно было задать ему любой вопрос.
— Не люблю, но слушаю. Не могу совсем без музыки. А теперь такое количество разной музыки, что тоже волнуюсь. А джаз — он и есть джаз. К тому же, у нас как-то принято считать, что джаз — музыка серьёзная, непростая. Слушают его умные и непростые люди… Вот и ко мне так же относятся, мол, человек слушает джаз — значит серьёзный человек. Без разрешения не закурят и не нагадят.
— А когда один едете, тоже джаз включаете? Или есть что-то любимое, только для себя? — мне действительно было любопытно.
— Я этот джаз не выключаю. Он что есть, что его нет. Хорошая музыка! Вы не подумайте, это я так, прибедняюсь. Я в джазе разбираюсь, и давно… и звук себе поставил в машину не стыдный. Но любимой музыки у меня в машине нет. Зачем мне нужен этот надрыв? Правильно?! Если не просто так трепаться о музыке, а серьёзно…
Любимая музыка, ну… та, которую любишь!.. Понимаете, о чём я говорю? Любимая музыка без надрыва не бывает. — Он на секунду оглянулся ко мне. — Так что у меня тут джаз. То есть музыка для тех, кто отлюбил!
— Простите, а вы москвич? — почему-то спросил я.
— Да-а. Я москвич, — коротко ответил он.
— А сколько нам лет?
— Немного, но точно больше, чем тебе, — он снова коротко оглянулся ко мне и улыбнулся.
Это был классный таксист. Как он технично и уместно перешел на «ты»! Я люблю их. Настоящих таксистов, тех, которые давным-давно ездят на своих машинах, по своим городам. Настоящих немного! Но я имею в виду только настоящих. Это те, которые понимают и любят тех, кого везут! В смысле, нас любят! Не сильно, конечно! Они столько людей перевезли туда-сюда! Они столько про людей знают! Таксисты — они не романтики, и не этакие городские ангелы. Совершенно уверен, что прямо вот этот таксист, с которым мне так приятно было ехать и беседовать, если бы я говорил с каким-нибудь иностранным акцентом, или был бы подвыпившим сибиряком-балагуром, обязательно тут же заломил бы такую цену… Он наверняка знает, где можно взять проституток, и сколько они стоят. У него, если быть аккуратным, можно узнать, откуда в этом городе берутся наркотики. Он всё это знает. Он перевёз по этим улицам такое количество неприятных ему людей, которые его не уважали, оскорбляли, вели себя безобразно, что я бы, наверное, давно потерял веру в человека и человечество. Он видел такое множество аварий, разбитых машин, истерзанных и остывающих тел, что кто-нибудь другой уже давно бы стал либо прожжённым циником, либо истеричным идиотом. Он видел свой город в любую погоду, в любое время года и при всяком освещении. Он провел такое количество времени на этих улицах и проспектах, стоя в пробках, ожидая проезда каких- нибудь спецмашин с сопровождением, уворачиваясь от наглецов и мерзавцев, а порой просто от дураков и дур… которых так много выезжает каждый день на эти улицы и проспекты… Мне бы и сотой доли всего
