до сорока градусов. Во Сибирь-матушка! Ночью даже практически не было комаров, иссохли, наверное, от жары. Рад, что слетал в почти родные края. Прокатился по улице Кемеровская, что дало ощущение поездки на родину, видел поразившую меня рекламу в Омске. Довольно большие рекламные плакаты приглашают в бани на улице Карбышева. Так и написано: БАНИ НА КАРБЫШЕВА. Как-то это, по-моему, сильно. (Для юных и непомнящих историю напоминаю, что генерал Карбышев в начале войны попал в плен и, по военной мифологии, а может быть и действительно, был казнён немцами. Казнили его, облив на морозе холодной водой.) Вот такие бани есть в Омске.
А из Риги мне написал вице-президент компании «Air Baltic». Он в достойной форме и вполне искренне извинился за причинённые неудобства. Получить такие извинения приятно, и я очень надеюсь, что та досада, которой я поделился ЗДЕСЬ, повлияет пусть не на доброжелательность, но хотя бы на поведение наземных служб рижского аэропорта. Крайне рекомендую заняться тренингом. Та мышца, которая растягивает губы в улыбку, называется резориус. Это латинское название мышцы, ещё ее называют мышца смеха. Работникам рижского аэропорта надо её тренировать. А вице-президент поступил достойно и красиво.
А теперь расскажу историю, которую обещал. Она опять про Грузию.
Есть у меня старинный друг и коллега, прекрасный грузинский актёр Гиоргий Накашидзе. Познакомились мы ещё в 2001 году, во время моего первого приезда в Тбилиси со спектаклем. Первый свой спектакль я играл там в день, когда город хоронил великого футболиста Давида Кипиани. А я играл спектакль «ОдноврЕмЕнно», в котором звучит грузинская музыка, и тогда ещё в этом спектакле был большой фрагмент про Грузию, которого сейчас нет. Это был и удивительный день и удивительная реакция публики. Короче, мы познакомились, много раз встречались и вот снова встретились на прошлой неделе.
Первым делом он сообщил, что готовится к операции, которую ему должны делать на следующий день: это была операция по исправлению носовой перегородки, сломанной ещё в юности. Он сказал с неподражаемым и вкусным грузинским акцентом: «Когда-то подрался во Франции, нос сломали». Было видно, что он очень волнуется, много об этом говорит и уже весь театральный Тбилиси знает, что Накашидзе должны делать операцию. Вечером перед операцией он даже почти не пил вина!!! Но настоятельно звал нас приехать на следующий день вечером, проведать.
В день операции город полнился слухами о том, как она прошла. Это активно обсуждалось, а Гиоргий писал друзьям эсэмэски, что операция прошла очень тяжело, наркоз не подействовал, и он всё чувствовал, но при этом сказать не мог ни слова. Короче, все встреченные мною общие знакомые говорили только об этом. И вот поздно вечером мы поехали навестить больного… Дальше начинается кино, причём самое хорошее и о-о-очень грузинское.
Мы пришли небольшой компанией к нему домой в его тбилисскую квартиру. Нас с трагическими лицами встретили сестра Гиоргия и её муж. В квартире царили тишина и горе, хотя людей было уже довольно много. Все ходили тихо, исполненные сострадания. Видно было, что все так понимают правильное поведение в доме тяжело больного человека. Но на кухне готовилась еда и стояло много вина. Мы прошли в комнату, на разложенном диване лежал сам больной, выглядевший хорошо, лицо его выражало страдание, а голова была повязана красивым синим платком. Подчеркиваю, не нос, а голова. В изголовье, в кресле, сидела мама и гладила Гиоргия по голове. Друзья молча сидели вокруг. Как только мы вошли, он протянул в нашу сторону слабую руку и сказал: «Как хорошо, что вы пришли!» Прозвучало это так, будто мы успели, а если бы пришли позже, могли уже не застать его в этом мире. Потом он тихим голосом начал говорить: «Женя, представляешь, наркоз не подействовал, я не мог сказать ни слова, но…» Я тут же ему сказал, что прекрасно знаю, что наркоз не подействовал, и он всё чувствовал, и об этом мне уже сказало человек десять в течение дня. Я смотрел на этот трагизм и красивую, почти театральную мизансцену… И мне стало так смешно!
А на стол тем временем ставили хачапури, сыр, овощи, фрукты, вино. Я присел к больному на диван, с трудом сдерживая веселье, и в этот момент он стал просить маму: «Мама, дай мне хотя бы одну сигаретку! Одну ма-а-аленькую сигаретку!» Мама категорически говорила, что ему нельзя, вредно сегодня. А он сказал: «Женя! Ты представляешь, мама же, когда мне было одиннадцать, выбросила в окно мой пистолетик! Мама, дай сигаретку…» На что мама, обращаясь уже ко мне, сказала: «Да! Я выбросила его пистолетик. Это было в начале восьмидесятых, и я должна была ехать в Париж, и он за два месяца до моей поездки канючил, чтобы я привезла ему из Франции пистолет. Он подробно описал, какой нужен пистолет. Он только об этом пистолете и говорил и даже спать не мог, так хотел. И я поехала в Париж, а это тогда было большое событие, и денег совсем не меняли, но я что-то сэкономила и потом, с французским знакомым, в конце поездки, мы поехали в магазин и купили ему пистолет, какой он просил. Я его замотала в разные тряпки, потому что боялась, что его обязательно отберут на таможне. Короче, я привезла ему этот пистолет, и он был абсолютно счастлив…» В этот момент несчастный больной сказал: «Я с этим пистолетом был самый главный во дворе и на всей улице! А она его выбросила!» — «Да, выбросила! — сказала мама. — Потому что он тогда учился играть на фортепиано и очень плохо занимался из-за этого пистолета. Ну я не выдержала, схватила его и все его самые лучшие игрушки и выбросила в окно!» — «Женя, я тогда чуть с ума не сошёл! Чуть не умер!» — сказал больной. А я говорю маме: «Господи! Сколько же вам было тогда лет? Зачем же вы такую травму ребенку сделали?» А сам едва сдерживаю смех. Мама говорит: «Мне было тридцать три. Рассердил он меня! И я всё выбросила! А минут через пятнадцать опомнилась, побежала на улицу, но уже, конечно, ничего не было. Дети всё растащили. Как он тогда плакал!». Я, пытаясь быть очень серьезным, сказал на всё это: «Ну если вы тогда выбросили его пистолет, дайте ему сейчас сигаретку». И мама дала сыну сигаретку. С каким удовольствием он ее курил!
С этого момента трагизм как-то сам по себе улетучился, все сели к столу, и началось обычное прекрасное грузинское застолье. Больной вина не пил, пытался сохранять болезненный вид и страдать. Делал слабые, но широкие жесты рукой, а я уже не мог сдерживать смех.
Потом у прекрасного актера Гиоргия Накашидзе стала сочиться кровь из носа, все-таки операция была серьёзная. Кто-то из друзей сказал: «Ну как же так! Операция была такая маленькая, и такие страдания!» На что я возразил, мол, как может быть операция маленькая, если нос большой! А нос действительно большой
А потом я сказал тост, потому что Гиоргий меня слабым голосом об этом попросил. Не помню точно, как это сказал, потому что сказал лучше, чем сейчас напишу, но сказал что-то в том смысле, что хочу выпить за то, что ощущаю себя внутри любимого мною грузинского кино. А точнее, мне всё это напоминает любимую сцену из фильма «Не горюй», когда главный герой ещё при жизни устроил себе поминки.
И что в разгар лета, когда театры не работают и большинство актёров в отпусках, главным театральным событием Тбилиси стал нос моего друга, прекрасного грузинского актёра Гиоргия Накашидзе.
А потом мама ушла, и больной тут же встал, и были посиделки до утра с разговорами, песнями, и всё это уже было снова праздником. Кто-то уходил, кто-то приезжал, кто-то курил на балконе, кто-то пил вино на кухне. Так живёт этот город.
Два дня нахожусь в каком-то тихом летнем оцепенении. Наверное, это и есть отдых. Затихают бурные впечатления от поездки в Грузию, молчит телефон, друзья разъехались из города к теплым морям и не подают сигналов. Тишина. По телевизору много старых фильмов, которые я смотрю один за другим, стараясь не думать о том, что лето уже переваливает за свою середину, а я ещё ни разу не окунулся в морскую волну. И намеченные на лето дела начинают нависать надо мной, как невыполненные школьные домашние задания. Но оторваться от старых фильмов не могу, смотрю и смотрю. Ем уже отходящую черешню и только начинающиеся сливы. Наверное, так и надо. Но немножко грустно.
Вчера посмотрел неизвестно в который раз первую серию нашего «Шерлока Холмса» по каналу «Культура». В процессе просмотра выяснилось, что знаю каждую фразу, многие реплики для проверки подавал раньше актеров, но оторваться всё равно не мог. Отлично помню, как видел этот фильм в первый раз. Помню, была ранняя весна. Думаю, мне было лет четырнадцать. Это было в Кемерове. Мы только въехали в новую квартиру, в которую нечего было поставить. Новый дом на проспекте Химиков стоял в
