заглянуть мне за глазные яблоки. — Ничего нет. Разве что просветить его рентгеном. — Думаю, это лишнее, — сказал пожилой. — Готовьте аппаратуру.
Я почувствовал, что за моей спиной остался только один мучитель. Но это ровным счетом ничего не меняло. Думаю, при необходимости он легко мог бы держать двух таких, как я.
И что я буду делать, если предположить невероятное: мне удастся вырваться из цепких лап? Я не супермен, чтобы уложить троих голыми руками. Попытаться выскользнуть из квартиры-ловушки и удирать по улице нагишом?
— Послушайте! — воззвал я к пожилому. — Кто вы такие? Что все это значит?
Никакого ответа. Только легкие; едва заметные признаки нетерпения. Или это мне показалось?
— Ур-р-роды!..
Меня опять потащили, спиной вперед. Я оказался сидящим в каком-то очень уж жестком кресле с пристегнутыми к подлокотникам руками. Типичная фиксация допрашиваемого с пристрастием… Какая такая аппаратура? Током, что ли, пытать они меня собираются? Да я и так все скажу!
«Не думаю, что они заинтересуются именно тобой, — поучал меня Стерляжий на прощание, — но все может случиться. Если что, не вздумай геройствовать. Нормальный человек не в состоянии противостоять пыткам, так что правду из тебя добудут в любом случае. Постарайся остаться неповрежденным ни телесно, ни духовно. Поэтому ломайся сразу, толково и правдиво отвечай на вопросы. Дрожи, потей и соглашайся сотрудничать. Единственная просьба — впоследствии шепни мне об этом, и мы сделаем все, чтобы вывести тебя из-под удара. Помни, за тебя не я один, за тебя вся Корпорация. Твое мнимое двурушничество лежит в пределах допустимого риска. Никакой своей игры — и тебя выручат, тебе помогут. Помни: профессиональные способности своих людей Корпорация оплачивает деньгами, а преданность — той силой, что стоит у них за спиной…»
Жесткая спинка кресла — вот что пока было за моей' спиной. И еле слышное гудение. В воздухе повеяло озоном. — Есть режим, — доложили сзади. — Начинайте.
Мою голову и шею сдавили захваты. Моргать и сквернословить сквозь зубы — вот все, что я мог. Кожей я ощутил какие-то присоски, затем на лицо опустился непрозрачный щиток. Мне было ясно только одно: сейчас со мной сделают что-то страшное, непоправимое. Не пытка — хуже пытки. Что это за электронное чудовище, которому я отдан во власть, для чего оно?
А может, оно еще не сработает?..
Робкая надежда всколыхнулась и рухнула. Захотелось рыдающе расхохотаться. Спасти меня могло только чудо, а чудеса случаются с обыкновенными людьми. Нелепая, чудовищная ирония: техника, убивающая меня, не могла подвести, потому что имела дело именно со мной, а не с кем-то другим. В шею больно ударило — вероятно, мне впрыснули что-то из инъект-пистолета.
Потом я увидел впереди свет и умер.
— Кто ты?
Тяжелый липкий туман неохотно колыхался, пытаясь удержать меня в себе, но уступал моим усилиям. Я боролся с ним, я выплывал из тумана на голос. На вопрос, заданный этим голосом, нельзя было не ответить. — -Кто ты? Берш Олег Сергеевич, майор ФСБ, выполнял специальное задание. Прошу разрешения доложить… — Сперва глаза открой, — добродушно посоветовал тот же голос. — Вольно, майор, лежи. Мы твою память уже выпотрошили и препарируем. Если чего-то не поймем — спросим, не постесняемся. Голова кружится?
— Есть немного, — признался я и огляделся. Комната была уже другая. Я лежал на диване, заботливо укрытый пледом, моя одежда была аккуратно развешена на спинке дивана, а в кресле напротив помещался мой непосредственный начальник генерал Бербиков, такой же, как всегда, только с заметнее поседевшим ежиком жестких волос на крупной голове. В остальном он не сильно изменился. За четыре года немудрено не только поседеть, но и облысеть,
А я был снова я, сбросив надоевшую личину Свята Горелкина. Святополка Всеволодовича, тьфу! Надо же было выдумать. Хотя на сей раз наша контора сработала нестандартно: вовсе не тусклая внешность, запоминающееся благодаря исключительной редкости имя, шебутной характер — полноте, господа, разве шпионы бывают такими заметными? А главное, откуда у них природное умение ладить с техникой любого класса и любой сложности? У них должны быть совсем другие таланты…
Выдуманный человек Святополк Горелкин перестал существовать, во мне осталась только его память. Я решил, что по окончании операции «Вибрион» не стану ее стирать без особого приказа — в ней было немало забавного. А главное, она совершенно не мешала мне и не путалась с моими собственными воспоминаниями; ее можно было просто убрать в дальний ящик и вынимать оттуда в случае надобности.
Благодаря Святу мне стало известно кое-что новое: оказалось, что наша контора еще год назад безуспешно пыталась взять под свой контроль систему «Космический лифт — „Гриффин“ — Луна-Крайняя — Клондайк». Попытка окончилась скверно — теперь я понимал, что иначе не могло и быть. Получалось, что ювелирно сложная, требующая большого времени комбинация «Вибриона» с самого начала была затеяна,.. ради подстраховки — на тот случай, если с проблемой не уда— ' стся справиться наглым нахрапом. Так оно и вышло. «Вибрион» начался еще тогда, когда органы не имели никакого представления об энергошнуре, а воображали, будто орбитальная невидимка болтается на привязи, как собачонка на корде. Что ж, времена меняются. Резервный вариант стал основным, дошла очередь и до меня…
А если не дошла бы?
Мне были смешны мои прежние страхи: что, если моя стертая личность, хранящаяся в сейфе на десятке компакт-дисков, по какой-либо причине погибнет и моим телом всегда будет управлять идиотская, искренне презираемая мною личность Святополка? Дело не только в новой ментальной матрице, но и в моих подлинных воспоминаниях, которых Свят Горелкин начисто лишился. Он и не подозревал о потере, ему было наплевать — а мне?
И что было бы, если бы я так и состарился Святополком Горелкиным? Ведь это означало бы, что я — настоящий я — умер, причем сам разрешил убить себя…
От таких мыслей надо лечиться либо водкой, либо работой. Я в последний раз ужаснулся и взял себя в руки. Итак, я Олег, а никакой не Свят. У меня нет родных, я бывший детдомовец. О том, кто я такой есть на самом деле, знают от силы пять человек. Мне. снова двадцать семь, а не двадцать два. Тут наша контора рисковала: тщательная экспертиза в состоянии определить настоящий возраст, несмотря на все ухищрения косметологов. Но двадцать два так двадцать два — молоденьким талантливым мальчикам больше веры. Меньше шансов, что сразу же утопят в дерьме по первому варианту.
Легенда была что надо. Вспоминая подробности жизни Свята, я восхищался, как ловко его «вели». Подталкивали. Раскладывали приманки. А наивный ведомый дурачок воображал себе, будто по чистой случайности вышел на Корпорацию, не подозревая о том, насколько тщательно была подготовлена цепь удачных «случайностей»! При всем желаний он не раскрыл бы себя — меня! — ни под наркотиком, ни под гипнозом. — Все в порядке, Игорь Васильевич, — сказал я. — Корпорация купилась. — Надеюсь, — проворчал мой шеф. — Сколько можно терять агентов? Надоело. Тебя долго проверяли? — Не очень. И больше заочно. — У них существует какой-то метод проверки всех новичков. Его сути мы не знаем, знаем только, что гарантию он дает стопроцентную, куда там «Полиграфу». Пятеро исчезли. Двое вернулись напичканными наркотиком по самые ноздри — им до сих пор пытаются вернуть память, для нас они бесполезны. Ты первый, кто принес информацию оттуда. — Бербиков указал пальцем вверх. -Первый и самый сложный этап «Вибриона» успешно завершен, поздравляю. — Служу России! — Лежи, куда вскочил? Или уже можешь? Моторика в норме? Не подташнивает? — Полный порядок. — Ну то-то, — сказал мой шеф. — Мы не Корпорация, по голове без нужды не бьем. Одевайся. Сейчас чайку попьем. Тридцать минут у нас еще есть.
Вошла давешняя старушенция и внесла аляповатый жостовский поднос с двумя чашками. На мою наготу она не обратила ни малейшего внимания. Я торопливо оделся. — Откуда у тебя такая фамилия — Берш? — спросил шеф. — В детдоме дали, — объяснил я. — Наш директор был фанатиком рыбалки, на том и тронулся. За ним санитары приехали, когда он за пацанами гонялся и спиннингом их ловил, одному блесной ухо порвал… А фамилии уж менять не стали. Берш — это пресноводная рыба, вроде судака. У нас в группе и Карась был, и Сазан, а один малый имел двойную фамилию: Барабулька-Неклевайло.
