Не особенно маскируясь — все равно никто ничего не поймет, да и застращал я всех до того, что ко мне подходить боялись, — я снял ничем не приметную панель, вытянул из схемных потрохов четыре тоненьких разноцветных проводочка, два соединил скруткой, а два пристыковал к добытой из тайничка горошине и сунул горошину в ухо. В кают-компании шла речь обо мне. Слышно было отчетливо.
— Шалопай, каких мало, но талантлив, слов нет, — признавался Стерляжему Капустян. — Может, уступишь потом? Дурь из головы выбросит, человеком станет. Он у меня через пять лет в классного начальника смены вырастет, зуб даю.
Вырасту, подумал я. Только не через пять лет, а завтра. Хреновые вы мичуринцы, жаль мне вас.
— На кой мне твой зуб с кариесом, — грубо отвечал Стерляжий. — Сам его носи. С этим клоуном ежовые рукавицы нужны, а ты не умеешь. Нет, не отдам. Сядет он тебе на шею, ты же и начнешь вопить: будь другом, Вадим, сними с меня эту гадость…
Я выскреб горошину из уха. Разговор был для меня не нов, я только хотел убедиться, что сымпровизированная Святом система прослушивания все еще исправно действует. Шут ловил кайф, а сделал полезную для серьезного человека вещь. А то, чего он не сделал за ненадобностью, сделаю я.
— Устал? — спросила сзади Надя. Я не заметил, как она подобралась. Под мышкой у нее притихла кукла Аграфена. — Сока выпьешь? Витаминизированный.
— Выпью.
Я и вправду устал, но главное было еще впереди. Насосав полный рот витаминизированного сока, я сглотнул, вернул Наде фляжку, кивнул в знак благодарности и с головой залез в электронные джунгли. Уйди, не мешай. Не видишь — работаю. На Корпорацию и на всех вас. В поте лица.
А когда я вылез из джунглей, Нади уже не было. Я не хотел на нее смотреть ни сейчас, ни потом, когда она умрет. На других — пожалуйста и с большим равнодушием, а на нее — нет. Выдуманный, убитый, изгнанный на задворки сознания Свят Горелкин не простил бы мне. Разорвал бы меня пополам. Его, подлеца, и в водке не утопишь, выплывет, во сне будет являться, гад.
Пришлось помучиться с поисками фидера широконаправленной внешней антенны, а потом еще и с подключением к нему маленькой плоской коробочки, сработанной под калькулятор. Демаскирующая широконаправленная антенна на «Грифе» вообще не была никому нужна, ее держали на крайний пожарный случай. Подключившись, я набрал код, и на Землю ушел сигнал. У меня еще была уйма времени — минут десять.
Через десять минут спецназ возьмет под контроль первую площадку на мусоросжигающем заводе вместе с лифтовой кабиной. Возьмет быстро и эффективно, с учетом прошлого негативного опыта. Очень возможно, что какой-нибудь холуй Корпорации из наземного персонала успеет дать тревожный сигнал на «Гриф», но это уже не будет иметь никакого значения. Принять его смогу только я.
Затем придет черед подземного завода. Лично мне было все равно, захватят его или позволят противнику затопить подземелье водой, а если захватят целым и невредимым, то будут ли впоследствии использовать или попросту зальют катакомбы бетоном, уменьшив количество пустот под городом. Не моя компетенция.
Я отсоединил калькулятор от фидера, соображая, как лучше поступить: подключить его к системе регенерации воздуха или просто полетать с ним по отсекам. Выбрал первое. Нашел на потолке нужный шланг, аккуратно надрезал его, вставил тонкую трубочку и облепил стык герметиком. Вынул из внутреннего кармана носовой фильтр, сунул поглубже в ноздри. Дышать сразу стало труднее. Главное не вдохнуть нечаянно ртом, а через кожу эта дрянь не убивает… Поддел ногтем крышку и иглу на втором конце трубочки ввел в клапан фальшивой батарейки. Осталось лишь набрать на клавиатуре 101*101, услышать слабое шипение и несколько минут не дышать ртом. После чего дезактивировать воздух, задействовав вторую фальшивую батарейку, проплыть в аппаратный модуль и управлять прибытием лифта. Больше ничего.
Вероятно, можно было сделать иначе. Наверняка существовал какой-то специальный сигнал с Земли, подтверждающий: в лифте только люди Корпорации, бояться нечего. Или даже несколько дублирующих друг друга сигналов-паролей. Либо наоборот, показателем того, что все благополучно, являлось отсутствие сигнала. Не может быть, чтобы после прошлогоднего трагического фиаско генерал Бербиков попрежнему находился в роли слепого котенка. Он просто выбрал наиболее надежный вариант. Он был прав. Если уж бить, то бить насмерть. Молниеносно. Это готовиться к удару можно годами.
Прав был и Стерляжий: человек должен понимать, что отвечает жизнью за некоторые свои поступки. Совершать ему их или нет, а если да, то за какую цену, — его личное дело. Каждый выбирает сам.
Те, кто находился сейчас на «Грифе», — выбрали.
Я ткнул в единицу, затем в ноль, потом еще раз в единицу. Ткнул в знак умножения. Пальцы не дрожали. Я старался быть очень собранным. Я мог довести «Вибрион» до конца, только не совершая никаких рефлекторных действий.
За спиной послышался шорох — кого-то принесло. Можно было прямо сейчас набрать на калькуляторе три последние цифры и постараться не смотреть на того, кто позади меня вплыл в модуль. Вряд ли зрелище предсмертных конвульсий будет приятным. А можно было сперва выпроводить гостя вон.
Я так и хотел сделать, но что-то коротко свистнуло и ужалило меня в шею. Пчела. Я схватился за ужаленное место и обнаружил оперенную стрелку, засевшую в коже. Выдернул. Удивился. Понял. Из последних сил потянулся к клавишам свинцовыми пальцами, уже понимая, что дотянуться-то дотянусь, а сил нажать — не хватит…
— Берш — это рыба, — откуда-то издалека послышался голос Нади. — Вроде судака. Хищная рыба. Только мелкая. А вибрион еще меньше и, главное, гораздо гаже…
Я не сумел даже стиснуть зубы — они не стискивались. Ватная истома разлилась по телу. Все пропало. Операция провалилась. Вероятно, я сам ее провалил. Но это же нечестно! Где, в чем я прокололся? Я же отыграл как надо! Покажите мне мою ошибку! Ткните носом! Нет, это случайность, глупое недоразумение, никакой ошибки не было…
Я едва не заплакал от горя и бессилия, но и этого уже не мог. Кажется, сумел лишь всхлипнуть. Потом — не помню.
Глава 4
Очнулся я с ощущением легкой тошноты, головокружением и мыслью о том, что терять сознание не по своей вине входит у меня в привычку. Мысль как мысль, обыкновенная, зато привычка паскудная. Допрыгаюсь — когда-нибудь меня отключат навсегда.
Затем я вспомнил, что произошло, и на целую секунду затосковал. Потом стал прикидывать, как лучше выкрутиться.
Я свободно парил в кают-компании. Мои руки были схвачены за спиной наручниками и пристегнуты к лодыжкам. Поза не из приятных.
— Привяжите его к чему-нибудь, — прозвучал раздраженный голос Стерляжего. — Болтается, как это самое в проруби… Нет, только не к панели. Себе дороже. Пусть в центре висит, на растяжках. Вон туда шнур продерни и туда.
Кто-то сопел в затылок. Меня перевернули, и я увидел всю компанию — Стерляжего, Надю и Капустяна. Белобрысый Аскольд возился со шнуром, фиксируя меня так, чтобы я ни в коем случае не мог дотянуться до стен. Дурак. И Стерляжий тоже дурак и перестраховщик, если думает, что я могу каким-то образом взять над ним верх, дотянувшись до панели управления. В аппаратном модуле — да, смог бы, но не в кают-компании же!
Словом, меня зафиксировали, и я повис. Сопротивляться или просто трепыхаться я и не думал — что толку? Очевидно, мне предстояло еще немного пожить, пусть и в неудобной позе, а там посмотрим. Ликвидировать меня без допроса начальство «Грифа», повидимому, не собиралось.
— Что же ты, сукин сын, а? — сказал Стерляжий.
