поверить, что ты свободен. Кто не смог поверить, тот давно утонул в коллекторе, не правда ли? Мы все рабы, даже ты, Вадим. Ты просто старший из рабов. — Я уже кричал им в лицо. — Никто не свободен! Почти никто. Там — рабы в масштабах государства, здесь — в масштабах Корпорации. В чем разница? Во внушении? В фиговом листке демократии? В оплате? В длине поводка и размерах миски? И я еще должен ощущать себя избранным! А подите вы все!.. Не хочу я верить в свою свободу и быть преданным рабом, псом цепным! Корпорация обойдется без меня! — Хочешь сам стать рабовладельцем? — нехорошо улыбаясь, спросил Стерляжий.
Я расхохотался и сразу пришел в себя. Довольно патетики, и совершенно незачем так орать. — Представь себе, не очень хочу. А придется. Какая у меня альтернатива, Вадим? Быть рабовладельцем, быть рабом или не быть вообще. Физически не существовать. Я выбираю наименьшее зло. — Лично для себя? — У вас тоже есть выбор, — сказал я.
Они топтались как бы в нерешительности — вроде бы на месте, а на деле малопомалу подбираясь на расстояние прыжка.
— Не надо героики. — Я шевельнул стволом «абакана». — Два шага назад. Будет глупо, если я вас перестреляю, не успев сделать предложение.
Они застыли на месте как приклеенные. Только Стерляжий перемялся разок с ноги на ногу, но уже не делал попыток приблизиться.
— Два шага назад! До двух считать умеете? Они повиновались.
— Ты такой же, как Песков, — сказала Надя как плюнула.
Вот тебе и справедливость. Был бы я таким, как он, меня никто не стал бы оскорблять. Некому было бы.
— Вы слушаете или нет? — спросил я, мобилизовав невеликие запасы своего терпения.
Стерляжий исподлобья смотрел то на меня, то на колобок и, как видно, прикидывал шансы. — Слушаем. Делай свое предложение. — Вадим, ты хочешь получить больший вес в руководстве Корпорации, — сказал я утвердительно. — Ты его получишь… А ну шаг назад! Вот так… Без глупостей. Надя, Аскольд! Вы хотите занять место в совете директоров? Вы его займете, даю слово. — В обмен на что? — выкрикнул Аскольд. — Мы организуем свою компанию — такое же тайное общество, как Корпорация. Назовем его, скажем, ТТ — Темпоральный Трест. Звучит? Я с контрольным пакетом акций во главе, вы в совете директоров. В устав внесем неотменяемый пункт о неслиянии ни с кем, в первую очередь с Корпорацией. Готов поверить, что Митрохин и Исмаилов прекрасные люди и не желают никому зла, но они не вечны. Кроме того, самые страшные последствия для человечества сплошь и рядом вытекают из наилучших побуждений. Власти над миром мне не нужно: большая власть — большое рабство. Полной свободы нет, но я собираюсь стать самым свободным из несвободных и предлагаю то же вам. Нужна вторая структура, равновеликая Корпорации и независимая от нее. Нужен баланс, самый тривиальный баланс сил. А сотрудничество — пожалуйста! Сколько угодно. Могу поспорить, что Корпорация сама предложит нам работать бок о бок и ради собственной безопасности предложит тебе, Надя, и тебе, Аскольд, войти в совет… — Ну ни хрена себе! — только и сказал специалист по контактам с живыми объектами. — Именно так. Я от тебя не в восторге, ты от меня тоже, но работать мы будем вместе. Считай, что я привык собачиться именно с тобой, а не с кем-нибудь другим. Надя? — Пошел ты, — процедила она, глядя на меня с ненавистью. — Надя, ты мне нужна. Мне нужны вы все, один я не справлюсь. Соглашайтесь. Лучше вы, чем кто-то другой. Для всех лучше, в том числе и для Корпорации. — Даже так? — Она зло расхохоталась. — Ты правда в это веришь? — Я верю в лучшее и не тороплю с ответом. Подумай. Вы все подумайте. Удачи! — Все-таки надо было тебя утопить, — искренне сказал Стерляжий, но я понял: он сдается.
Что ему еще оставалось? А что оставалось мне, как не верить, что он все же задумается?
— До встречи на Земле, — сказал я, кивнул им всем и закрыл Врата.
Какое-то время я медлил. Я был один на Надежде. Жарило солнце. На броне «Крусайдера» можно было печь оладьи. В восходящем потоке кружил стервятник, спиралью карабкаясь в небо. Я обогнул танк и сел в тени. Я победил, но не чувствовал ни желания пуститься в пляс, ни радости, ни простого удовлетворения. Все еще только начиналось.
Опустошение — оно было. Пусть, пусть, шептал я. Пусть они поймут, что я не предаю друзей, что друзья и Корпорация — совсем не одно и то же. Пусть поймет меня Надя. Неужели она никогда не поймет и никогда не простит мне то, что не нуждается ни в каком прощении?
Никогда.
Никогда?
ЭПИЛОГ
Почти все оружие я бросил. Взял только шотган Стерляжего. Этого хватит. Набил карманы патронами, открыл Врата, шагнул. Поежившись, вернулся за курткой, поднял воротник, шагнул снова. Выпрямился, держа в одной руке, как державу, теплый колобок Привратника с болтающимися проводами, а в другой — ружье, как скипетр.
В точке моего выхода темнел лес, светлела просека, и не было заметно никаких признаков, указывающих на время прибытия. Я полностью доверился настройке блока управления и выходил на родную планету вслепую. Ошибки практически быть не могло, а если я ее не заметил — что ж, у меня был Привратник с управляющей схемой и полудохлой батарейкой.
Конечно, самый простой и надежный путь домой я оставил для Нади, Вадима и Аскольда… своих друзей. Самых близких мне друзей. Но и мой путь должен был в конце концов вывести меня куда-нибудь. Все просеки рано или поздно кончаются, а где они кончаются, там начинаются дороги, вдоль которых живут люди.
Похрустывая настом, я шел просекой, с умилением разглядывая еловые лапы, провисшие под тяжелыми шапками, снега. Была оттепель. Наверное, начиналась весна — я надеялся, что того года, который мне нужен. Я был дома. Я вдыхал его запах. Что мне еще надо?
Вообще-то многое. Но начинать надо с чего-то одного.
С главного.
Для начала главное — уцелеть. Нет, не в смысле не замерзнуть в лесу и в конце концов выйти к людям — с этим-то я справлюсь. Привык бороться со стихиями. С людьми сложнее, а уж с придуманными ими структурами, в особенности с Корпорацией…
Придется постараться. Что мне еще остается? И надо не просто зарыться в берлогу, а суметь активно действовать, не подставляясь. Что непросто даже с Привратником в руках. А возможно ли вообще? Гм, пожалуй. В крайнем случае сколочу бригаду старателей во главе с Хлюстом, отправлю ее в прошлое лет на двадцать, найду в Якутии пресловутый артефакт, задействую Кошачий Лаз и, не опасаясь конкуренции, выгребу с Грыжи-Клондайка столько платины, сколько мне захочется, обеднив тем самым разрабатываемый Корпорацией «прииск» в окрестностях выхода Лаза… Да мало ли что еще я могу натворить в прошлом! Самому жутко. Думаю, хватит и простой угрозы. Без сомнения, верхушка Корпорации не раз испытает жгучий соблазн раздавить меня, как опасную козявку, и почти наверняка попытается сделать это… на первых порах.
Придется дать понять этим ребятам, что раз уж я наотрез отказываюсь быть подчиненным, то лучше иметь меня союзником, чем врагом. Они поймут. Рано или поздно — поймут.
Хочу верить, что при этом не пострадают люди.
И Надя когда-нибудь меня поймет.
С деньгами, даже очень большими, нет проблем, если владеешь Привратником. С людьми хуже, а мне надо привлечь много верных людей — умных, увлеченных своим делом профессионалов, согласных хотя бы на первых порах быть в подчинении и вывихивать себе языки, тщась произнести без запинки «Святополк Всеволодович». Пусть за глаза они меня по-прежнему называют Окаянным и Вибрионом — оно только к лучшему. Раз имею прозвища, значит, еще живу. Существую. Действую. Администрирую. Но уже сейчас подозреваю, что по-настоящему счастлив я буду только тогда, когда мне удастся наплюнуть на все
