Юрика, округлил глаза от ужаса, очевидно, в полной уверенности, что сейчас подвергнется нападению и с этой стороны, рванул вбок и, снеся хлипкое перильце, ухнул на лед. Разрешив сомнения Юрика, лед крякнул, но выдержал. Ер-Нан пробежался на четвереньках, полез было на примыкающий к селению берег, но тут, осознав, как видно, что даже сам Растак вряд ли вступится за него перед разъяренным Вит-Юном, стреканул в другую сторону и, ломая наст, исчез в прибрежном ивняке.
Следом появился Витюня. Одной рукой он подпирал щеку, другой ошалало отдирал от себя визжащую женщину, метящую выцарапать ему глаза. Увидев Юрика, он обрадованно рявкнул, стряхнул женщину в сугроб и по лишенному перил мостику перебежал, как эквилибрист.
— Во, — сказал он и, побулькав, обильно сплюнул кровью. — Видал, а? Это его жена.
— Она и мужа колотит, — насплетничал Юрик. — Эксклюзивное право. Ты что себе думал: она позволит бить его кому-то другому?
Витюня прорычал нечто невразумительное. На той стороне женщина, пронзительно вереща, выдиралась из объятий сугроба.
— Пошли отсюда… Нет, стой! Как твой зуб?
Витюня засопел, забулькал и вновь сотворил плевок, длинный, как торпеда, и красный, как спелый арбуз.
— Там остался… — Он оттянул губу, приглашая полюбоваться работой дантиста. По виду, такие повреждения десне могла бы нанести пуля дум-дум.
— Видал?
— Ничего, батыр, пройдет, — утешил Юрик, невольно содрогнувшись. — Уже небось легче, да?
— Ага! Ты знаешь, что этот гад сделал? Вдавил мне в десну острую палочку да как шарахнет по ней камнем! — Витюня неожиданно всхлипнул. — Полдесны оторвало. Повезло придурку, что в дверь вылетел, — убил бы…
— Пошли, пошли, — поторопил Юрик. — Уж больно тетка эта орет… Ты вот что, фельдмаршал: помирись с ним.
— Чо?!!
— Через плечо. Дело говорю. Подарок ему сделай какой-нибудь. И бабе этой тоже. Ну ты сам подумай: зачем нам иметь врагом колдуна? Он и так, бедняга, не в своей тарелке: чародею полагается быть вторым человеком в племени, а он какой? Тут кроме него и Пуна, и Култ, и Хуккан, и я, и ты… Наше счастье, что он дурак, ну и не надо развивать в нем комплекс неполноценности. Себе дороже.
Витюня промолчал. Снег, обласканный солнцем, уже не скрипел под ногами. В такую погоду горожане толпами едут на природу кататься на лыжах и дышать кислородом.
Остановились в проулке, подставив физиономии солнцу. Витюня шепотом ругался, но на боль уже не жаловался. Правда, заплевал всю тропинку… Юрик твердо решил, что в свой дом его не поведет.
— Снегом приложить попробуй, — предложил было он. — Хотя нет, еще другой зуб себе застудишь… Пошли к тебе, а? Пива выпьем…
Витюня помотал головой.
— Лучше к тебе.
— А у меня пива нет, — соврал Юрик и без промедления спросил с интересом:
— Что, с Харой у тебя нелады?
Витюня неопределенно махнул рукой и отправил в сугроб еще одну алую торпеду.
— У меня нормально. А у тебя?
— Тоже нормально.
Витюня недоверчиво засопел. Юрик посмотрел на него с подозрением.
— А ты чего ждал — что она мне за выпитое пиво глаза выцарапает? Не дождешься. Не, батыр, здесь жены что надо. Правильные.
Витюня засопел громче и злее.
— В чем дело? — осведомился Юрик. И ведь знал, хорошо знал, негодяй, в чем дело! — Нет, вы на него полюбуйтесь: отхватил сестру вождя, десятую часть добычи и еще недоволен! Мне бы так жить! Растак его братом назвал. Жена у него с чистой анкетой, не то что моя — у нее дед в диссидентах…
Против ожидания, Витюня лишь спросил:
— Не знаешь, через сколько времени пропавший без вести человек считается умершим?
— У нас — не знаю. В Японии — через семь лет.
Витюня долго молчал, качая головой.
— Ну ни хрена же себе, — молвил он наконец. — Откуда ты знаешь, как в Японии?
— Кобо Абэ.
— А по-русски?
— Писатель Кобо Абэ, — пояснил Юрик. — Роман «Женщина в песках».
— Не говори мне о женщинах! — рявкнул Витюня.
— А что? — полюбопытствовал Юрик.
— Договоришься у меня… — Витюня покряхтел и решил уйти от скользкой темы. — Гхм… Как в Японии, он знает, а как у нас — нет. Умник…
— А зачем мне было знать? — резонно возразил Юрик. — Я что, юрист? Или хоть раз собирался пропадать без вести?
— Пропал же.
— А это с какой стороны посмотреть. Может, не мы с тобой пропали, батыр, а наш прежний мир пропал. Разве плохо? Нет, ну ты скажи: чего тебе здесь не хватает? Прораба, что ли? Шпаны уличной? Ментов?
— Пиво плохое…
— Зато много. И еды от пуза. Растак говорит, что голода в этом году не будет. А по-моему, его тут вообще никогда не будет. Еще что?
Витюня нагнал на лоб морщины. Думал.
— Телевизора нет.
— По рекламе памперсов соскучился? Ню-ню.
— А футбол?
— Местных научишь.
— Я не играть, а смотреть люблю.
— Вот и будешь смотреть. Хочешь, зрителем будь, хочешь, судьей, тьфу, да хоть штангой! Разрешается. Что еще тебя не устраивает?
— Воевать надо.
— И там от этого никто не застрахован. Зато здесь ты Вит-Юн, несокрушимый, понимаешь, богатырь, а там — червяк, молекула…
Витюня засопел. Было немного обидно.
— Я там ваучер не успел вложить, — сознался он наконец. — Э, ты чего смеешься? Ты не смейся…
Держась за живот, Юрик гнулся пополам.
— «Волгу» захотел? Угу… Разинь ширше… Ты Растаку только скажи — тебя тут в носилках таскать станут, и рулить не надо. Опять же, покажи мне здесь хоть одного гаишника. Тьфу! За честь почтут в сортир тебя носить!
— Ага, в сортир, — пожаловался Витюня. — Там кабинки нет…
— Какой еще кабинки?
— Теплой кабинки. С унитазом.
Юрик всхохотнул.
— В твоей родной деревне у тебя была кабинка?
— Так то в деревне… — начал было Витюня, но Юрик не дал ему закончить.
— Зато канализацию не прорвет. Слушай, Вить, — заговорил он проникновенно, — ну ты что, в самом деле считаешь, что там лучше, чем здесь? Ты глаза-то разуй. Мне вот хуже: в этом мире еще тысяч этак пять лет с парашютом не прыгнешь. И ничего, терплю до времени. Интересно же!
