– Там увидим. А теперь ваша очередь. Я весь внимание.
Не раз я ошибался в людях и дорого платил за ошибки, а сейчас чувствовал: Моше Хаимович явился ко мне не для того, чтобы воровским образом похитить мои идеи, не оставив ничего взамен. Не тот человек. Да и не резон сейчас красть, работа еще в самом начале. Честный обмен намного полезнее для нас обоих.
Теперь пришла его очередь разворачивать экран. Из бутылки вылез носатый джинн и хрипло осведомился, что прикажет господин: разрушить город или построить дворец? Магазинер велел ему вытащить свежие наработки – и началось…
Несмотря на успешную работу по «Кроту», я все-таки не математик. Я и в прошлой жизни им не был. Разумеется, для обучения по специальности «астрофизика и космология» мне пришлось овладеть такими ее разделами, что мозги вскипали. Я потел, пыхтел, жрал биодобавки для мозгового тонуса, засиживался до утра, кое в чем преуспел и усвоил главное: не моя это стихия. Красиво, не спорю. Красоту я оценил. Но тут же и понял: не для меня она. Если бы в восемнадцатом столетии в физике и химии было бы столько же математики, сколько в двадцать первом, я бы, наверное, полностью сосредоточился на истории, пиитике, стекловарении и, пожалуй, наблюдательной астрономии.
Ну и на административной работе, конечно. Уж за университет я бы в любом случае дрался. Не будь его, где бы я доучился во второй жизни? Тверской университет хоть и имеет собственную историю, а все равно прямой наследник Московского.
Вникал я с полчаса и не раз, наступив на гордость, спрашивал: «А это откуда?», «А это как?». Выходило изящно, хотя, говоря откровенно, разобрался я не во всем: у лингвистов свой математический аппарат, до которого обычно нет дела астрофизикам. Я дал себе слово, что потом разберусь досконально, хотя бы и дым из ушей пошел.
Естественно, решения Магазинер не нашел – но он сузил поле вероятных решений. Черт побери, я вынужден был признаться себе, что эту работу я нипочем не сделал бы в столь короткий срок. Естественно, об этом я промолчал.
– Любопытно. – Только так я и похвалил Моше Хаимовича. – Но вы ведь понимаете, как можно еще больше сузить поле решений?
Он только кивнул в ответ – понимал, конечно же. Методом тыка. Мы выходим с нашими предложениями на генерала Марченко, тот докладывает о них командованию отсека, оно, в свою очередь, выходит на Капитанский Совет и лично Капитана, ну и, допустим, Совет решает, что рискнуть стоит. В случае удачи – ничего. Новый снаряд не падает. А ничего – оно и есть ничего. Хлеща нас кнутом, чужие не позаботились о прянике, а отсутствие наказания трудно воспринять как поощрение. Человеческая психология так устроена. Трудно будет даже понять, на верном ли мы пути, а уж убедить в этом руководство – стократ труднее.
Но все же сузить поле возможных решений можно и так. Без стопроцентной уверенности, правда.
Теперь другой вариант: мы ошиблись. И Капитанский Совет повторил нашу ошибку. Тогда – ясное дело – очередной космический гостинец летит ковырять земную кору. А может, и не один. И опять без предупреждения и объяснения причин. По реальной цели. По городу-миллионнику, например.
Что нас съедят с дерьмом – еще полбеды. Напортачил – отвечай. Все путем, так и должно быть, а что участь портача незавидна, так кто ж его спрашивает. Куда хуже, что пострадают невинные – и не только те, кого прихлопнет астероид, но и те, кому предстоит умереть в гражданских беспорядках.
Они невозможны? Ха-ха. Они всего лишь маловероятны – при нормальном ходе дел.
Экипаж устроен одновременно сложно и просто. Сложно – потому что там, где больше одного, сложностей не избежать, спросите Робинзона. Одно лишь снабжение всем необходимым чего стоит. А просто – потому что существуют чужие. Всем известно: на корабле «Земля» правит бал Капитан, опираясь на Капитанский Совет, а тот, в свою очередь, на многочисленных штабных. Чисто военная структура, казалось бы лишенная и намека на демократию. Но это не совсем так. Экипаж доволен Капитаном до тех пор, пока на Землю не падают астероиды, – во всяком случае, не падают в населенных районах, пустыни и льды не в счет. Замолчать падение астероида нельзя в принципе – очень уж оно заметно, даже если все целы. Как минимум, это намек: что-то идет не так. До последнего времени чужие не гнушались объяснять нам, бестолковым, что именно мы делаем неправильно. И если после объяснений не приняты срочные и подчас болезненные меры… ну да, вы поняли: прилетит еще один гостинец и ударит нас уже не в пустыню, а в болевую точку. Чтобы вдовы рыдали и матери выли. Вопрос для умственно ограниченных: долго ли останется Капитан на своем посту, если сам не расшибется в лепешку и подчиненных не заставит сделать то же самое, дабы избежать очередного гостинца сверху? Право Экипажа на бунт в определенных обстоятельствах, между прочим, прописано в Уставе.
Только до масштабного бунта дело еще ни разу не доходило. Внезапные отставки с поста Капитана – да, случались. И два самоубийства. Были ли они на самом деле самоубийствами – большой вопрос, но ведь в данном случае возможны разные варианты решения проблемы. Главное – есть ощущение, что в Капитанском Совете сидят толковые люди с нормальным инстинктом самосохранения. При наличии чужих он просто-напросто тождествен ответственности.
Хороши мы с Магазинером будем, если спровоцируем бунт! Мы просто-напросто поставим Капитанский Совет перед дилеммой о том, что лучше: понести наказание за ошибку – или понести наказание за ничегонеделание? Хреново в обоих случаях.
Мы молчали. Волоча на поводке длинную, как черная гусеница, таксу, по аллее просеменила девчушка. Псина вопросительно тявкнула на нас. «Пошли, Шнурок, пошли», – хозяйка не удостоила нас вниманием. Собаки – те еще эмпаты, куда до них людям. Почуяла псина наше состояние.
– А ведь возможна еще одна гипотеза насчет смысла действий чужих, – молвил я спустя продолжительное время. – Отсутствие всякого смысла. К гипотезе дрянного мальчишки она не имеет отношения – у малолетнего хулигана все-таки есть мотивация. А что, если у чужих ее нет?
Можно было ожидать, что в ответ Магазинер иронически вышутит мой «безбрежный оптимизм», но он ничего не сказал. Только вздохнул.
Забегая вперед, скажу, что Сорокин, ознакомившись с выкладками Моше Хаимовича, приказал ему работать дальше, а ходу выкладкам не дал.
Правильно сделал.
16. Разбег поперек полосы
– …Но это я вам не позволю над самой собой. Нет, не позволю!.. Я от вас ухожу.
– Куда?
– В пространств… – И мистер Кук икнул.
Приемные экзамены в Высшее училище ВКВ Фрол сдал на «отлично», медкомиссию прошел – и все же оказался в самом хвосте списка зачисленных. Сдал бы хоть один экзамен на «хорошо» – пролетел бы мимо цели вольной, никому не надобной пташкой. Ничего удивительного: в высших военных заведениях исстари предпочитают тех абитуриентов, кто уже имеет среднее военное образование или хотя бы опыт реальной службы в войсках. Сказался и возраст. Армия любит стандарт и твердо уверена, что легко обойдется без вундеркиндов.
В последнем Фрол убедился сразу по прибытии. Идеально, с его точки зрения, заправленная постель не удовлетворила сержанта. За крошечное, заметное только соколиному глазу, пятнышко на форме последовал второй наряд вне очереди. За попытку возразить – третий.
Фухтелем здесь не били, но легче от того не становилось.
– Курсанты! – гремел на построении звучный фальцет начальника курса. – Многие из вас думают, что однажды полетят туда. – И указательный палец офицера устремлялся к скучному потолку с казенными плафонами на нем. – Ну так вот: это не так. Быть допущенными к космическим полетам имеют шанс лишь те из вас, кто окончит училище. А окончат его лишь те, кто удовлетворяет всем без исключения требованиям, предъявляемым к курсантам. Недисциплинированных, неаккуратных, неуравновешенных, недостаточно трудоспособных мы отчислим задолго до выпуска. Космосу не нужны раздолбаи. Кто не уверен в себе и не хочет трудиться как следует, может хоть сейчас собирать манатки. Скатертью дорога! Серьезное нарушение дисциплины – и вам скажут только два слова: вон отсюда! Между прочим, – тут голос начальника курса становился чуть ли не ласковым, – был случай, когда курсант был отчислен всего за два дня до выпуска…
Сказать по чести, Фрол не был так уж уверен, что ему хочется в космос. Разок-другой слетать туда ради
