– Понимаю, – с улыбкой сказал Магазинер. – Ладно, потом как-нибудь покажу, что я насчитал…
Ну не сволочь, а? Не успел он спрятать комп в карман, как я уже страстно желал узнать, что нового открыла миру его головоломная математика.
Ну, нет! Не время для нее и не место. Потом разберусь, какими выкладками он намерен осчастливить Сорокина. Возможно, придется потратить несколько дней, чтобы понять его расчеты, – в математике Магазинер сильнее меня, хоть я и не собираюсь признавать это вслух. Мое дело – эксперименты, пусть даже поставленные не мной, а Природой и к тому же в одном наблюдаемом эксперименте, какова наша Вселенная… Но сейчас мне просто надо выпить. Этого не традиция даже требует – организм. А ему виднее.
Первую – коньячку, так уж и быть. Но потом только водку.
Мы выпили за молодую мать, выпили и за сына. Потом – по настоянию Магазинера – за меня, молодого отца.
– Имя сыну вы уже нашли?
– Конечно. Иван.
– Ага. Иван Фролович, – раздумчиво произнес Магазинер, пошлепав зачем-то толстыми губами, как будто пробовал на вкус это имя собственное.
– Не нравится? – насторожился я.
– Ну почему сразу не нравится? Отторжения не вызывает, это точно, но, по-моему, к отчеству Фролович можно было подобрать что-нибудь более звучное. Фрол – короткое энергичное имя, но произведенное от него отчество… гм… что-то в нем не так, совсем чуть-чуть. Вы не находите?
– Это еще почему?
– Да так, – увернулся он. – Просто личное мнение.
– Моего сына будут звать только Ванькой, – упрямо сказал я.
– Пожалуйста, пожалуйста… – забормотал Магазинер. – Если уж вы с супругой вдвоем решили, то…
– Это я так решил.
– А согласия супруги не требуется? – хохотнул он.
Если бы любому из моих собутыльников пришла в голову опасная мысль читать мне нотации за рюмкой, ему наверняка вскоре пришлось бы крепко пожалеть о том. Смешок Магазинера спас его от возможного увечья – я не совсем лишен чувства юмора и вполне могу позволить гостю шутку и даже иронию. Просто не терплю, когда меня учат тому, чему я не хочу учиться. Я и от Экипажа с трудом это терпел.
– Не требуется, – подтвердил я.
Да, только Иван. Так звали моего сына, умершего во младенчестве в Марбурге, так назвала его без меня моя Лизанька. Иоганн. Не Генрих и не Фридрих – она выбрала имя, имеющее аналог в русском языке.
А я много позже в Петербурге в один и тот же день и даже в одну и ту же минуту узнал, что мой сын родился и что он умер.
Суеверия – глупость. Пусть выйдет в жизнь второй Иван, и неважно, что быть ему Фроловичем, а не Михайловичем. Пусть будет путь его прекрасен и долог. Сделаю, что смогу. Буду учить его собой, потому что учить как-то иначе – только время терять. Несомненно, я не ангел, но и наверняка не дьявол. Я имею право попробовать.
К счастью, Магазинер не стал развивать тему выбора имен и предложил новый тост – «за успех нашего безнадежного начинания», имея в виду, конечно, группу Сорокина и проблему чужих.
– Вы считаете его безнадежным? – спросил я, налив ему коньячку, а себе водки.
– А вы нет? Помнится, вы говорили…
– Забудьте о том, что я говорил когда-то, ясно? – довольно грубо перебил я его. – Слушайте то, что я скажу сейчас. На свете не так уж много безнадежного. Чего в мире полно, так это недоумков, лентяев и торопыг, а для них безнадежно все, что не тривиально, для чего еще не написаны инструкции… – Начав жестикулировать, я опрокинул на скатерть свою рюмку и несомненно сбил бы со стола бутылку, если бы Моше Хаимович не успел схватить ее и уберечь от печальной участи. – Вот черт… Кто-то не хочет, чтобы я пил…
– Кто, интересно? – усмехнулся Магазинер.
– Не знаю. Какая-нибудь сволочь. А я не глупею от водки и память не теряю. Верите?
– Не верю.
– Что-о?
– Не верю – знаю.
– А, ну это другое дело, – согласился я. – Тогда давайте выпьем за знание.
– А за веру?
– За веру в знание – сколько угодно! За веру в себя – тоже можно. Это хорошая штука, если к нему прилагается хоть сколько-нибудь сомнения в себе… Но за сомнение я пить не стану, чего за него пить?
– У вас рюмка пустая, – сказал Магазинер.
– Правда? Мы это исправим. Ну вот… я уже исправил. За знание! За истину!
– Соотношение Гейзенберга, теорема Геделя… – поддел меня Магазинер, правда, уже после того, как выпил и закусил. – Что есть истина?
Я ткнул вилкой в соленый огурец и попал.
– Перестаньте… Что можно узнать, то мы и узнаем… когда-нибудь. О большем не мечтаю. Хочу лишь узнать насчет чужих раньше, чем помру от старости.
– Вы мало закусываете, – проявил заботу Магазинер.
– Боюсь ожирения, – нетактично ответил я, но все-таки взял пирожок с капустой, водрузил на него ломоть ветчины и начал жевать.
Магазинер захохотал. Такого необидчивого человека не вдруг найдешь.
– Мне пришла в голову мысль, возможно, несколько парадоксальная, – сказал он, отсмеявшись. – Можно – пока чисто теоретически – допустить, что место и время Колумбийского импакта было выбрано чужими не случайно. Что там происходило? Довольно масштабная военно-полицейская операция против… против тех, кто не входит в состав Экипажа, скажем так. Вы считаете это случайностью?
Именно так я и считал, поэтому просто кивнул.
– А если нет? Понимаете, мы исходим из чистых предположений. Есть чужие, хотя мы не знаем, кто они и чужие ли на самом деле. Они преследуют какие-то цели на Земле, хотя нам они не доложили – какие именно. Считается, наконец, что их удары по Земле означают наказание – или указание – всему человечеству в целом, а не той его группе, которую накрыл импакт. И вот наконец-то астероид падает туда, где действительно что-то происходит…
– По-вашему, чужие спят и видят, как бы подсадить Экипаж на кокаин, так, что ли? – с глумливой ухмылкой перебил я. – Это противоречит базовой гипотезе.
– Зато не противоречит никакой известной истине, – парировал Магазинер. – Кстати, неизбирательность импактов – не более чем иллюзия. Первые-то шесть астероидов упали каждый на свой материк и как раз в те места, где могли причинить нам наименьший вред, что и произошло… Скажите, по- вашему, была надежда на то, что военная операция, в которой вам пришлось участвовать, завершится успехом?
– Вероятно, – ответил я. – Какой-то успех был бы, не полный, наверное, но хоть частный…
– И я так думаю, – кивнул Магазинер. – А кому импакт нанес больший урон – войскам Экипажа или боевикам наркобаронов?
– Понятия не имею. Думаю, никто пока этого не знает.
– Вот и я не знаю, в какую сторону сместился баланс сил в той части отсека… Зато думаю, что, может быть, излишняя строгость Экипажа не нравится чужим точно так же, как и чрезмерное снисхождение к безусловно виновным?.. Бред?
– Бред, – сказал я искренне. – Я не заметил там излишней строгости, это раз. Чужие не давали нам повода думать, что у них чувствительное сердце, это два. Не могу себе представить, какими рациональными соображениями они руководствовались, роняя астероид именно на Колумбийский суботсек, это три. У вас
