богатое воображение, Моше Хаимович.
– Это четыре, – хихикнул он. – Пожалуй, вы где-то правы… Обожаю это словосочетание: «где-то правы». Где-то, значит, и не правы. А ведь и верно, всегда так бывает…
Он трясся от смеха, как желе. И у желе, оказывается, бывают припадки, при которых оно ходит ходуном и не может успокоиться. Что показалось Магазинеру настолько смешным, я не понял и не стал вдаваться. Смешинка в рот попала, бывает.
А я вздохнул:
– Совсем забыл… Мне же еще отчет Сорокину писать. Нет-нет, сидите! Подождет Сорокин. До завтра – точно подождет. Кстати… Ваши расчеты имеют отношение к этой вашей новой гипотезе?
– Никакого. Насчет излишней нашей строгости как причине наказания – это мне только сейчас в голову пришло. Наверное, от выпитого… Да, а с отчетом не торопитесь. Нашу группу со дня на день расформируют.
Я опять пролил водку на скатерть. Ну что за манера говорить под руку такие вещи! Раньше сказать не мог?
Словно обухом по голове с размаху – бац! А я-то размечтался! Только-только ощутил настоящий азарт, нормальную здоровую злость, только-только заподозрил, что проблема-стена чуть-чуть прогнулась, когда я уперся в нее лбом, только-только осознал по-настоящему, насколько стена толста, и все-таки поверил в то, что для ее продавливания хватит моих мозгов и упрямства…
Вовремя кто-то пустил в ход обух, ничего не скажешь!
Я все-таки налил водки – одному себе – и молча хлопнул. Смотреть на меня со стороны, наверное, было жутко. Магазинер слегка отодвинулся.
– Думаю, вас возьмут в другое… гм… подразделение, занимающееся данной проблемой, – тем не менее продолжил он как ни в чем не бывало. – Имею основания полагать, что и меня возьмут тоже. Больше никого. Командование Северо-Евразийского отсека получило сверху указание не увлекаться самодеятельностью. Естественно, генерал Марченко прикроет проект. А вы готовьтесь к переезду на новое место службы.
– В Брюссель? – тупо спросил я, еще плохо соображая.
– Нет, зачем же Брюссель? Нас берут ради работы, а не показухи. Но – тс-с! Больше ни слова. По- настоящему еще ничего не решено, так что проявите терпение. И закусывайте, закусывайте!..
Я машинально ткнул вилкой в огурец – и промахнулся. Сейчас же, как назло, вякнул телефонный звонок. Звонила Настасья, причем с обидой: почему я ей не звоню?
Вышло гадко. Поняв по моему голосу, в каком я состоянии, жена психанула и дала отбой. А я, чтобы не психануть, выпил еще водки.
Черт! Ей же сейчас нельзя волноваться!
– Откуда вам все это известно? – спросил я Магазинера.
Он лишь руками развел и заулыбался – понимай, мол, как знаешь. То ли не желал раскрывать конфиденциальные источники, то ли выдавал соображения своего ума за сведения со стороны. Ладно, поживем – увидим.
Он сам наполнил коньяком свою рюмку.
– Давайте-ка, Фрол Ионович, выпьем еще раз за вашего сына. Не родись он, я бы вам ничего не сказал, честное слово…
– Почему? – не сразу сообразил я.
– Потому что без него вы вряд ли получили бы предложение поработать в той конторе, насчет которой я вам сделал намек. Ну-с, за ваше и его здоровье!
За здоровье-то я выпил, но лишь после выпитого понял расклад. Ходили слухи, давно ходили, еще в университете я их слышал: есть, мол, серьезнейшие и сверхсекретнейшие проекты, куда бездетных членов Экипажа просто не берут. Есть резон. Две выгоды сразу: и работник еще на одном крючке, и психология у него уже малость не та, ответственности побольше. У кого как, разумеется…
А у меня – да?
У меня – да, это точно. Несмотря на все мои коленца в обеих жизнях. Не знаю, смогут ли меня при необходимости сломать, надавив на жену и сына, но, надавив на них, надавят и на меня. Уверен. Знаю.
Вот она, обратная сторона семейных радостей! Получите и распишитесь. Кто еще вчера считал себя свободным ровно в той степени, какая ему необходима? Ты? Ну что ж, на вчерашний день ты был прав…
Почему самые простые мысли сплошь и рядом приходят в голову задним числом, да и то с подсказкой?
Конечно, Уставом не предусмотрена общесемейная ответственность – за исключением особых, чрезвычайных случаев. Так ведь и в дело меня зовут чрезвычайное!
Стоп, сказал я себе. Осади назад. Пока еще никуда не зовут. Пока это одни только слова. Плохо лишь то, что действительность научила меня относиться к словам Магазинера с определенным уважением.
Черт побери, рад ли я?
С одной стороны – рад до одури. С другой – страшно. Не за себя – что мне я? Но за Настасью, за Ивана – страшно. Бывает сладкая жуть, но ее сладость смазана хиной и ядом. Хотя… многим ли из допущенных к высшим секретам Экипажа, к святая святых довелось испытать на деле, что это такое – общесемейная ответственность?
Не знаю, скольким. Знаю, что в последние десятилетия – немногим. Иначе робкие и редкие шепотки стали бы громким, давящим со всех сторон неумолчным шепотом.
А главное, нет у меня пути назад. Откажусь – всю жизнь буду жалеть. И Настасье жизнь испорчу, я себя знаю. Значит, соглашусь. Ну конечно же, соглашусь! Но что если вопрос встанет так: твои знания и твои принципы – или твоя семья?
Что?
Знать бы, что тогда.
– А теперь за новые перспективы, а? – Магазинер уже стучал своей рюмкой о мою. – Кстати, строго между нами… Думаю, вам можно довериться. Словом… есть утечка. Не знаю, правда это или нет, но можно сделать кое-какие предположения. Кажется, что-то найдено. Какие-то следы, оставленные чужими, или, возможно, даже артефакты. Но – тс-с!..
– Где найдено?! – От неожиданности я чуть не протрезвел.
– На Луне. Всего в тысяче километров от «Аристотеля».
22. Отдел 334
Я сетую на то, что колода плохо перемешана, только до тех пор, пока мне не придет хорошая карта.
Звездный городок в ближнем Подмосковье, как ни странно, уцелел при Московском импакте. Ну не чудо ли?
Может, и чудо, а может, и не очень. В любом случае – определенный показатель. Если допустить, что, уничтожая Москву, чужие целились в Кремль как естественный центр города, то они промахнулись метров на восемьсот. Все равно, конечно, потрясающая точность, учитывая природу снаряда, но все же отклонение внушало некоторую надежду и здравую мысль, подкрепленную точными расчетами: чужие не всесильны. Они могут швырять в нас горами, но, по-видимому, бессильны уменьшить естественное рассеяние. Ха-ха! – с горечью крякнут многие. Велика ли разница, куда свалится гора – на Кремль или на Якиманку? Все равно ведь чужие уничтожили город, так какое значение имеют эти мелочи?
Имеют. Выполнить обещанное можно двояко: либо тяп-ляп, как обычно и делают, либо со скрупулезной точностью, от чего у получателя «гостинца» глаза на лоб. Великая точность нужна не сама по себе – она вызывает уважение, если не суеверный трепет. Одной мощи недостаточно. Небрежных господ могут бояться, но уважать не станут.
Москва с ее концентрической структурой позволила уточнить практические возможности чужих. Да, они могущественны и продвинуты, но не равны богам. А значит, надежда не погасла.
Отклонение астероида к югу имело еще одно следствие, менее существенное: умеренно пострадавший от импакта Звездный городок был все-таки не перенесен и не создан с нуля на новом месте, а частью
