психической травмы. Плюс ослабленный иммунитет, это как правило. Очень возможно, что твоя краснуха и твои обмороки были следствием одного и того же события, которое… Тебе плохо?
— Н-нет, мэм…
— На, выпей воды. Так вот, нас интересует… извини, что я касаюсь данной темы, я понимаю, как тебе тяжело, но нас интересует то, что в августе сто шестьдесят третьего года столь сильно напугало тебя, девятилетнюю. — Евгения Зинаидовна понизила голос, глядела сочувственно, уместно вздыхала. — Поверь, нас интересует только это. Если тебе тяжело вспоминать, у нас есть специальные щадящие методы…
Зубы Ольги стучали о стакан.
— Что ты скажешь о беседе под гипнозом? Так тебе будет гораздо легче. Единственное, что требуется, — твое согласие. Надеюсь, ты не подозреваешь меня в попытке выудить у тебя служебную информацию?
— Н-нет, мэм…
Надо было собраться. Надо было как следует разозлиться на себя, и Ольга начала злиться. Поставила стакан на стол, умудрившись не расплескать остатки воды. Эй, туловище, чего одеревенело? А вы, руки? А ну, прекратить дрожать! А вы, зубы, можете пока поскрипеть немного, это я вам разрешаю, а стучать — нет! Соберись, рохля, на тебя смотрят. Грудь колесом, хвост пистолетом. Во-от таким! Кремневым, седельным.
— Гипноз не нужен, мэм, — сумела сказать Ольга и решительно помотала головой. — Я готова рассказать.
— Так что же тебя напугало?
— Близ того места, мэм, был подготовительный интернат для эксменов. В перелеске возле его забора я собирала грибы… мама иногда отпускала меня одну. Однажды мне показалось… м-м… показалось, что один эксмен-подросток телепортировал сквозь ограду. — Ольгу чуть было вновь не начало трясти, но она справилась. — Я убежала. Все это звучит нелепо, я понимаю. Наверное, мне просто напекло голову, вот и померещилась такая жуть. А может, кто-то из поселковых девчонок просто-напросто устроил глупую шутку. Переодеться и подгримироваться ведь нетрудно…
— Разумные гипотезы, — улыбнулась Евгения Зинаидовна. — Ну и на какой из них ты остановила свой выбор?
То ли улыбка подействовала, то ли дружеский тон, но Ольга почувствовала себя увереннее.
— Затрудняюсь ответить, мэм. Ведь это было так давно. Страх свой помню, это точно. Какой-то совершенно дикий страх. Ведь я видела… то есть мне показалось, будто я видела то, чего никак не может быть. Ну примерно как если бы вдруг ожил древний динозавр, сам собой выкопался из земли и погнался за мной. Я прибежала домой и спряталась в шкаф. А потом начались эти обмороки… Обе гипотезы хороши, мэм. Они хоть что-то объясняют. Ведь не могло же на самом деле быть телепортирующего эксмена, уж это- то ясно…
Но вместо подтверждения данного бесспорного тезиса Ольга услышала:
— Он был старше тебя?
— Простите, кто, мэм?
— Тот, кого ты увидела. Наяву или только в своем воображении — сейчас это не слишком важно.
— Кажется, старше, мэм. Более рослый, это точно.
— Когда ты заметила его, он был за оградой?
— Я не знаю, он это был или она, — заартачилась Ольга.
— Он — это объект, — пояснила Евгения Зинаидовна. — Слово мужского рода. Никаких половых признаков я в нем не подразумеваю и ни на чем тебя не ловлю. Успокойся и соберись. Итак, в первый момент объект находился за оградой?
— Да, мэм.
— Ты слышала хлопок воздуха при телепортации?
— Да, мэм.
— А какие грибы ты собирала — помнишь?
— М-м… пожалуй, не вспомню, какие в тот раз, мэм. Тем более что корзинку я потеряла. Но в тот год было много белых, лисичек и поддубней, это я помню.
— Отлично. Теперь постарайся припомнить, во что ты была одета.
— Наверное, в легкое платье и сандалии, мэм. Лето было с ливнями, но теплое. Как раз в сто шестьдесят третьем был рекордный урожай, потом еще в сводках много лет подряд все сравнивали с тем годом… Я потому и запомнила.
— У тебя хорошая память, — констатировала Евгения Зинаидовна. — Ну что ж, ты нам помогла, благодарю. А о моем предложении все-таки подумай. Ты сейчас к себе в Мытищи?
— Да, мэм. Разрешите идти?
— Счастливого пути. Советую сегодня не задерживаться в центре, поезжай домой сразу, лучше подземкой. Давай отмечу пропуск.
Как в стародавние времена, а может, и как в новые времена, но обязательно в аномальном месте, где то и дело невзначай всплывают реликты ушедших эпох и никто не удивляется этому, здесь сохранился ритуал проставлять начальственные автографы на бумажках с печатями. Как будто трудно было поставить нормальную систему и не черкать стилом по бумаге, а попросту послать с монитора команду папиллятору на выходном контроле… Оно, конечно, все гениальное просто, но все простое — гениально ли?
Удивление Ольги длилось лишь мгновение. Ошарашенного человека трудно удивить всерьез.
Конечно, надо было просто уйти. Но, великолепно чувствуя, что сейчас ее непременно поставят на место Ольга все же не сумела удержаться от вопроса:
— Простите мою назойливость, мэм… Могу ли я спросить, как вы узнали о… о том давнем случае?
Реплика Евгении Зинаидовны была преисполнена иронии:
— Спросить ты можешь, почему бы нет. Жаль, что на этот и некоторые другие вопросы я могла бы ответить только нашей сотруднице. Всего доброго.
Разумеется, ее поставили на место. Не грубым окриком — и на том спасибо.
7
Как только за Ольгой закрылась дверь, Евгения Зинаидовна потребовала себе кофе без сливок и сахара — она не помнила, которую чашку с начала рабочего дня, и не могла бы точно сказать, когда начался рабочий день. Минувшую ночь пришлось провести совсем без сна, да и в предыдущие две ночи удавалось поспать не более двух—трех часов здесь же, на диване. И конца-краю такому режиму работы не просматривалось.
Но какова гордячка!. Евгения Зинаидовна снисходительно усмехнулась. Строго говоря, у нее не было бесспорных оснований предлагать Ольге Вострецовой службу в Департаменте — несмотря на свои спортивные успехи, девчонка показалась заурядной, даже туповатой. В данном случае полковник Фаустова решила действовать по наитию, а наитие подсказывало, что в один прекрасный момент Вострецова может оказаться полезнее здесь, под рукой. Для чего — трудно сказать. Наитие вообще явление иррациональное, логическому анализу не подлежит. Просто так уж получается, что в выигрыше оказываются те, кто знает цену интуиции и умеет правильно ею пользоваться.
Как ни удивительно, девчонка сказала «нет». Что ж, ее право. По большому счету это ничего кардинально не изменит, потому что уже завтра Ассамблея примет самое радикальное решение за все время ее существования. Давно пора объединить всех силовиков под единым началом, а те, кто сегодня думает иначе и готовится к словесным баталиям, завтра без баталий проголосуют «за» — может, и не в едином порыве, но в подавляющем большинстве. Сегодня им будет дан наглядный урок. Первоматерь Люси, каких же трудов стоило подгадать его именно к сегодняшнему дню, а не к вчерашнему и не к послезавтрашнему!..
