индикатором обратного отсчета и единственной красной кнопкой лежала у нее на коленях, и индикатор показывал, что до подрыва зарядов осталось шестнадцать секунд. Вот уже пятнадцать… четырнадцать…
Тут-то и зазвонил мобильник. Не личный, выключенный, а специальный. Этот номер знали всего человек шесть-семь, не больше.
— Алият Цэрэнкулова слушает.
— Отменить взрыв плотины! — Голос был на грани истерики. Такой визгливый фальцет мог принадлежать только холеной, надменной, облеченной властью даме, впервые в жизни впавшей в беспросветную пучину постыдной паники. — Алият, вы слышите меня? Немедленно отменить взрыв!
— Я слышу, — ответила Алият. Ее палец лег на красную кнопку отмены. — Кто говорит?
— Говорит министр труда. — Голос стал срываться. — Только что… Заседание кабинета… Решение… Именем… Приказываю отменить взрыв!..
Осталось шесть секунд до подрыва. Нет, уже пять.
— Приказывать мне может только штаб гражданской обороны, — оборвала Алият и раздраженно дала отбой. Вот всегда так. Обязательно найдется какая-нибудь истеричка, и надо почитать за счастье, если только одна, а не целое стадо блеющих овец…
Красная кнопка осталась в бездействии, а Алият за две оставшиеся секунды безуспешно попыталась вновь поймать взглядом крошечную одинокую фигурку на гребне плотины. Зачем — она не сумела бы ответить. Разве обреченность прекрасна, чтобы на нее смотреть? Разве смерть не отвратительна?
Через две секунды точно по плану сработали малые заряды, и плотина, беззвучно вздрогнув, начала заволакиваться пылью. Будто ударили палкой по давным-давно не чищенному ковру. Какая длинная секунда… Вот, сейчас…
Столь же беззвучно из тела плотины двумя вертикальными цепочками — сверху донизу — выметнулись фонтаны пламени, пыли и бетонной крошки. Работа придонных зарядов осталась незамеченной, но Алият точно знала, что сработали и они. Иначе просто не могло быть, вероятность отказа — единица после четырех нулей. Центральная пятисотметровая часть плотины не вспучилась и не начала ломаться — к немому удивлению Алият, вода начала выдавливать ее единым куском, толкая перед собой, как поршень. Клубилась пыль, мешая видеть. Вот, наконец, по флангам выдавливаемого фрагмента ударили яростные потоки, и только тогда бетонный монстр начал терять высоту, оседая и заваливаясь. Водяной вал перехлестнул через него. Взрывная волна подбросила вертолет, потрясла, покачала и отпустила. Если бы не поднялись выше ущелья, могло быть хуже. Могло бы достать и брызгами, не то что взрывной волной, а брызги там такие, что вертолет для них — мошка. Слизнет, как жаба языком, и привет. Да и сам вал гонит перед собой по ущелью нехилую воздушную волну — стоит посмотреть, как она гнет деревья за секунду до того, как их сметет коричневая стена воды, а с того вон дома сорвало крышу…
Связавшись со штабом, Алият деревянным голосом доложила об успешном выполнении задания. Взглянув на пока уцелевшие огрызки плотины и на зеркало водохранилища, отметила: уровень воды практически не упал. Ну еще бы — тридцать пять кубокилометров! Надо полагать, бешеный напор начнет ослабевать лишь спустя часы, а окончательно иссякнет лишь через сутки—двое, никак не раньше. Вода схлынет, оставив после себя… да чем меньше она оставит, тем лучше!
— И все-таки это было прекрасно, — прошептала потрясенная Алият.
— Что, прошу прощения? — заинтересованно спросила пилотесса. Кажется, на нее взрыв плотины не произвел особого впечатления. Лишенное воображения существо.
— Ничего. Все идет по плану, говорю. Все прекрасно, все замечательно. Теперь развернись и следуй над валом до Батана. Мы свое дело сделали, теперь поглядим на работу воды…
13
Тугие массирующие струи били из стен тесной кабинки, то обжигая дряблую кожу, то вмиг заставляя ее покрываться мурашками. Душ Шарко сам по себе великая вещь, а если он еще и контрастный, то любую человеческую развалину поставит на ноги, выдержало бы только сердце. О-о-о!.. О-о-о-о!..
Мучение и наслаждение одновременно. Рай и ад. Лед и пламень.
Вот так. Еще. И еще. Пять минут под душем — сутки бодрости. Увядшее тело, в сущности старушечье, иссыхающее… теперь твоя функция только в том, чтобы поддерживать работоспособность головы, а обо всем прочем забудь. И о том, как в молодости купалась в водопаде в канадских Скалистых горах, забудь обязательно. Вода там была куда холоднее, она текла с ледников и била с такой силой, что ты едва удерживалась на ногах. Сорок лет прошло, а будто вчера все было. Сейчас бы нипочем не удержалась, камни там были скользкие, будто намыленные, а тогда ты даже приплясывала и хохотала так, что едва не заглушала грохот воды. И подруга была рядом, тогда казалось — любимая, единственная, а на широком скальном карнизе вдали от водяной пыли пылал костер из пахучих сосновых веток и стояла оранжевая палатка, спасительница от холода и комарья, храм чистой любви, радостной, как луч, искрящийся в капельке росы, как сверкающие на рассвете пики гор и как радуга над водопадом…
Забудь. Что было, то прошло. Тогда твои мозги обслуживали прихоти твоего тела, но теперь уже окончательно произошла перемена ролей. Жаль только, что уму не до прихотей — ему дело делать надо. Сегодня надо иметь особенно ясную голову, холодную и ничем не затуманенную. Сегодня день особенный.
Можно было еще минуту—другую сверх лимита постоять под хлещущими струями, главнокомандующей никто слова бы не сказал, но Присцилла О’Нил решительно перекрыла воду. Не на Земле, как-никак. Не в Скалистых горах, где купайся — не хочу. Луна. Мертвая серая пустыня с несколькими рукотворными оазисами. В сравнении с ней Сахара просто морской курорт.
Дефицит воды? Да, но не жесткий. При должной дисциплине он может стать невыносимым когда-нибудь потом — если «потом» наступит и на Земле будет принято решение расширять лунные базы, а не сворачивать их. Что вряд ли. Пока что дефицит воды был более чем терпимым. Безвозвратные потери в замкнутой системе водоснабжения удалось свести к трем процентам — остальные девяносто семь, очищенные до питьевых стандартов, возвращались в оборот. Трехпроцентная недостача наполовину покрывалась за счет переработки реголита, наполовину компенсировалась поставками с Земли. Раз в месяц Земля отправляла на главную базу космофлота беспилотную и безвозвратную ракету-танкер. Вместо воды Присцилла предпочла бы ежемесячно получать лишний танкер с топливом, или транспорт с боеприпасами, или еще одну боевую капсулу, даже такую дрянь несусветную, как «Жанна д’Арк». Встретив полное понимание коменданта, главнокомандующая жестоко наказывала персонал за малейшее нарушение технологии и лично вникала в проблемы очистки канализационных стоков. Злобное прозвище «Говнокомандующая» было произнесено, но не прилипло. То ли вследствие уважения, то ли оттого, что кличка получилась обоюдоострая, то ли по обеим причинам сразу, но чрезмерно распущенной на язык подчиненной коллеги устроили «темную». В конце концов Присцилла командовала не только фекалиями и эксменами. Надо же понимать. Кому охота ощущать себя… этим самым.
Но никто не мог отрицать, что драконовские меры по водосбережению приносили результаты. Пить? Сколько угодно. Умыться? Дважды в сутки. Душ — каждые пять дней. Водяной рай! Те, кто служил на Церере, не верили своим глазам.
А вот ванны на лунной базе не было. Совсем. Ни одной. Даже у главнокомандующей. Злопыхательницы могли болтать что угодно, но ни у одной из них еще не повернулся язык обвинить Несгибаемую Присциллу в сибаритстве. А если язык и повернется, то клеветнице никто не поверит. Всему флоту известно, что Присцилла не какая-нибудь там Марджори Венцель, погоревшая на моральном разложении. Присцилла — ванну?! Гомерический хохот. Надо же выдумать такое. Чтобы Присцилла, всегда бдительно следившая за потоками грузов, идущих с Земли, не вычеркнула из списка ванну, заменив ее на что-нибудь позарез необходимое?! Ой, держите меня, сейчас упаду…
Впрочем, все это мелочи… Растираясь жестким полотенцем до красноты, Присцилла вдруг поняла, что нарочно думает о воде, чтобы не думать о визите на базу высокой гостьи, или, что то же самое, важной
