Я даже не сразу узнал его, хотя фото анфас и в профиль плотно сидели в моей памяти. Сторож! Полоумный охранник при свинокомплексе, свихнувшийся на диверсантах, с отросшей седой бородищей, окончательно сумасшедшим взглядом и помповым ружьем на плече – дулом вниз. Очутившись внутри Монстра, он до сих пор не бросил оружия, как я не бросил своего парашюта. При всем аппетите к неорганике Монстр оставлял подопечным их любимые игрушки.
Срывая с плеча ружье, он не стал кричать «стой, стрелять буду». Да и мог ли он произнести хоть что-нибудь членораздельное после двух с лишним месяцев жизни в Монстре?
– А, бля!.. Мог.
Выстрел. Промах.
Я упал, перекатился, прыгнул… Я летел на сторожа не для того, чтобы взять языка, – чтобы спастись! И уже понимал, что не успею, что передернуть затвор помпового ружья – это же так просто, так быстро… Сумасшедший старик, ничего больше. Нормальный оперативник сумел бы взять его голыми руками сразу, а то и дал бы ему сначала расстрелять все патроны, покачав маятник. Почему я захотел в Нацбезе спокойной работы? Мне удалось избежать лишь первой пули. Помню тупой рвущий удар, завертевший меня волчком. Мягкая крупнокалиберная пуля, чудовищная останавливающая сила… Слона она, может, и не остановила бы, но я не слон. Меня швырнуло на пол коридора, и мягкий «тартан» вдруг прогнулся, принимая в себя подбитого майора Рыльского, не соответствующего стандартам, захлопнулся над моей головой – и страшный рывок, означающий, что катапульта наконец сработала, протяжный свист воздуха в ушах и еще один рывок, когда раскрылся купол…
Потом – темнота.
В последних числах августа я уже мог довольно сносно сидеть на койке и пробовал вставать. Пять минут мучительных потуг, темноты в глазах, неслышного свирепого мата – и нате вам, стою, не шибко кренясь набок, и даже могу ходить. Правда, пока вдоль стенки и с палочкой. И только в сортир или на перевязку, а с перевязки уже на каталке. Весь в поту. Колоть морфин мне давно перестали. Насколько я мог судить по скупым междометиям неразговорчивого хирурга и собственным ощущениям, мой развороченный бок понемногу заживал, рана затягивалась. Конечно, в боку останется ямка калибром с бильярдную лузу, но могло быть и хуже.
Интересно, что сделал Монстр с вырванным из меня куском мяса? Сожрал, наверное. А заодно и пулю – чего свинцу зря пропадать? Занюхал пороховыми газами и остался доволен, гурман хренов.
Не одна палата тут была привилегированной – весь этаж состоял из таких же однокоечных палат с кондиционерами, телевизорами и копиями шедевров живописи по стенам. Кормили прилично, потакая капризам. Кому как, а мне табунчики жареных кур перестали сниться, как только разрешили есть. Многоглавая гидра больничной скуки – иное дело, она неискоренима в принципе и в часы, когда по коридору не шаркают ноги посетителей, подвигает выздоравливающих на пустую болтовню. Один особенно дотошный болтун, видимо, заподозривший во мне человека не его круга, замучил меня вопросом, сколько мне пришлось заплатить, чтобы попасть сюда, и поверив, наконец, что нисколько, сильно обиделся.
Ненадолго меня навестил Саша Скорняков – еще прихрамывающий, но уже выписывающийся. Понятно, что ничего нового о Монстре он мне не сообщил, но, пряча глаза, обещал забежать, как только появится возможность. Я махнул рукой – ковыляй уж, какая там возможность… До сих пор ее не было – откуда ей взяться впредь?
В остальное время я ностальгически вспоминал «Альков-сервис» или тупо смотрел телевизор. Передавали всякую муру, в экстренных новостях шли сводки о продолжающемся росте Монстра, иногда прерывающиеся короткими репортажами с места события (телевизионщики спорадически добивались-таки своего), а также осторожные прогнозы на будущее и прочая обыкновенная труха. Политические дрязги вокруг Монстра, мировой инвестиционный кризис, падение ценных бумаг…
Свидетели Иеговы торжественно объявили о начале Армагеддона, по-моему, с глубоким удовлетворением. Вспышки паники, массовой истерии. Репортажи с мест, подозреваемых в аномальности. Вселенский собор православной церкви решал насущный теологический вопрос: является ли Монстр неугодным Богу творением и, следовательно, можно ли объявить ему анафему? В пригороде Милана одна из сект монстропоклонников совершила ритуальное самоубийство в полном списочном составе минус один человек, каковой (естественно, оказавшийся пророком и лидером секты) арестован полицией и допрашивается. Это уже не первый случай такого рода. Руководство Гринпис окончательно определило свое отношение к Монстру: поскольку космический гость не является техническим устройством в нашем понимании, он должен быть взят под охрану как уникальный элемент природной среды. Рекламировались туалетная вода «Аномальная свежесть» и убойный репеллент «Дыхание Монстра». Все-таки человечество еще забавнее, чем я о нем думал.
Как раз когда я в очередной раз, кривясь от боли в боку, пытался справиться с неудержимым приступом хохота, в мою палату проскользнул Коля Штукин. У него был вид прогульщика, успешно сбежавшего с контрольной по русскому языку.
– Вот… Решил заглянуть.
– Будь другом, выключи это фуфло, – простонал я, давя смех и придерживая бок. – Уф. Спасибо… Сам решил-то?
– Обижаете, Алексей Сергеевич. Во-первых, сам. Во-вторых, от шефа вам привет. Он так и велел: если останется время, заскочи, мол, Коля. Времени, сами понимаете, ни у кого сейчас нет. Но чтобы Коля не нашел то, чего нет, а?
– Хвастун.
– Есть немного, – весело согласился Коля. – А вы, я вижу, и вправду на поправку пошли. Лицо вон какое розовое. А было синенькое… ну как денатурат, честное слово! Я вас сюда сопровождал, думал, не довезу. Вывезли вас по-тихому, никто ничего и не понял. Хорошо, машина ждала, шеф заранее распорядился, а то бы…
– Спасибо, Коля.
– Да что вы, Алексей Сергеевич! Чтобы я да…
– Хвастун, хвастун… Ладно, рассказывай. Моим сообщили, что со мной?
– Пока не стали беспокоить. – Коля посмотрел на меня выжидательно.
– Ну и правильно.
– Могу я позвонить, – предложил он. – Так, мол, и так, очень занят, но жив-здоров, приветы шлет…
Этого мне только не хватало – чтобы Маша сходила с ума от тревоги. Догадывается ведь, чем я занимаюсь!
– Коля, – сказал я. – Я этого не хочу. Понятно?
– Ну как скажете.
– Уже сказал. Ну а как… там?
– В смысле?
– В том самом смысле, – сердито сказал я. – Ты знаешь, где «там». Жучков здесь нет, если только ты сам не напихал, так что давай колись, Коля. Что нового?
– Ничего. Работаем.
– Догадываюсь, что не загораете. Подробнее не можешь?
Коля вздохнул и покосился на дверь.
– Могу, конечно. Правда, шеф не велел слишком отягощать…
– Ну, отяготи не слишком, – усмехнулся я. – В меру отяготи. Эксперимент на олигофрене провели, как собирались?
Коля кивнул.
– Ну и как?
– Не вышел из Объекта, Алексей Сергеевич. Вид у Коли был такой раскаянный, будто кто-то тонул на его глазах, а он не спас.
Ясно… Теперь в Монстре двое полоумных. Что-то кольнуло меня внутри – нехорошее предчувствие, что ли?
– Не беспокойся, ему там хорошо, – сказал я. – Одна пещера Нирваны чего стоит, а уж зал Безграничного Счастья – это надо на себе почувствовать! После него курорт на Гаваях мил не будет, не то
