– Пропади она пропадом, твоя работа! – закричал я. – Мне нужно, чтобы ты осталась жива! Бери то, что успела собрать, и беги! Уноси ноги! Тебе нельзя у нас оставаться! Если Врата еще действуют…
– А если не действуют? – перебила она.
Ну что это за манера – задавать мучительные вопросы?
– Тогда будешь прятаться!
Глава 2
Ох, как я хотел, чтобы Врата еще действовали! И они действовали, только подобраться к ним не было никакой возможности. Когда я, нарушив все технические ограничения по маневру, облетел стороной жилые кварталы Нового Пекина, сел на площадку на огороженной и охраняемой территории «Залесски Инжиниринг» и разыскал Пита Боярского, мою правую руку, ситуация начала вырисовываться.
Километрах в пятидесяти от Нового Пекина судебные чиновники при поддержке полицейского наряда описывали ферму одного злостного должника. Казалось бы, ничего особенного: печально, конечно, но дело-то обыденное, таких дел на Тверди происходит по десятку в день. Чаще всего разоряются недавние колонисты и их потомки в первом-втором поколении – не умеют еще толком хозяйствовать, а уже влезли в долги, чтобы купить ферму, и в дальнейшем их долг только растет. Потомкам первопоселенцев – негласной элите Тверди, ее соли земли – участь таких неудачников обыкновенно безразлична. Но тут был другой случай – судейские отбирали имущество именно у потомка первопоселенцев, который не был ни неумехой, ни лентяем, а был просто фатально невезуч. А еще он имел дюжину детишек и состоял в той или иной степени родства с доброй половиной окрестных жителей. И этих-то людей выгоняли на улицу.
Самое интересное, что судейские сами были порядочно смущены таким служебным поручением. Если бы пристав делал свое дело, конфузясь и отворачиваясь, то, возможно, ему удалось бы не только сохранить жизнь, но и выполнить свой служебный долг на совесть. Однако пристав, на свою беду, был плохим психологом и совершил фатальную ошибку, решив, что грубость – хорошая маска, чтобы скрыть смущение.
Его, конечно, не поняли. И уж совсем не стоило ему толкать мать семейства так, что она упала. После этого пристав прожил ровно столько, сколько понадобилось старшему сыну фермера для того, чтобы схватить ружье и выстрелить от бедра. Парень был тотчас застрелен полицейским, но уже через секунду этот полицейский отправился в дальний путь вслед за приставом, а две секунды спустя ружья соседей, хмуро наблюдавших за процедурой торжества законности, низвели число присутствующих законников до нуля, потому что трупы законников – уже не законники. Это просто трупы.
Еще год – да что там, полгода назад никакой пальбы с человеческими жертвами не случилось бы. Прогоревшие фермеры были, есть и будут. В батраки нанимаются не одни новопоселенцы. Но времена изменились…
Уже через час бунтарей было человек сорок – все с ружьями и злые до крайности. Конные, пешие и с обвешенным мешками с песком трактором, превращенным в подобие броневика. Откуда что взялось! Администрации припомнили всё – и полицейский произвол, и грабительские проценты по ссудам, и прорытие канала неподалеку, из-за чего понизились грунтовые воды и поля стали сохнуть, и, уж конечно, лизоблюдство перед метрополией. Пока начальник близлежащего полицейского участка срывающимся голосом запрашивал срочную помощь из столицы, фермеры попытались взять участок штурмом.
Разумеется, их встретили огнем из автоматического оружия и лучеметов – встретили, остановили и почти отбросили, так что сражение, пожалуй, затянулось бы, не подберись несколько парней к зданию с тыльной стороны и не забросай его бутылками со всеми продуктами нефтеперегонки, какие только удалось слить из баков случившихся поблизости колымаг. Здание запылало. Подоспевшие к тому времени полицейские вертолеты из Нового Пекина окончательно превратили бой в кровавую суматоху.
В этом пригородном поселке, носящем название Любомировка по имени какого-то давно забытого Любомира, произошло то, в честь чего впоследствии воздвигают монументы. Против вертолетов фермеры со своими прадедовскими ружьями были, разумеется, бессильны, и добрая половина их была преспокойно перестреляна с воздуха. Но многие спаслись и рассеялись по округе.
Впоследствии так и не удалось выяснить, кто первым бросил клич: «Граждане, к оружию!», да и был ли этот первый? Если да, то он скорее всего погиб вместе с десятками других патриотов, отдавших жизни за свободу в первый день восстания. Много ли нужно огня для взрыва пороховой бочки? Одна спичка. А что до почти мгновенного распространения восстания на всю освоенную территорию Тверди, то ведь мобильная связь работала поначалу без перебоев.
Клича оказалось достаточно. Во многих городках и поселках восставшими верховодили представители местной администрации, и то была хорошая новость для полицейских, догадавшихся сразу сложить оружие и выказать сочувствие идеям восставших. В других местах не обошлось без расправ над «приспешниками и наймитами метрополии», и чем ожесточеннее было их сопротивление, тем безжалостнее действовали бойцы народных дружин – формирований сборных, чтобы не сказать – сбродных, не имевших постоянного состава, кое-как руководимых теми, кого вытолкнул наверх момент, в достаточной мере неуправляемых и, разумеется, натворивших много больше разных дел, чем это требовалось для смены власти. Иначе и быть не могло. Что летит, когда рубят лес, ась?
Многие подробности первых часов восстания я узнал, разумеется, гораздо позже, а пока мне было важно одно: прояснить общую обстановку. И я вцепился в Пита.
– Не знаю! – уже через минуту кричал мне Пит, выпалив главное. – Ничего не знаю! Боба нет, тебя нет, за забором стреляют…
В городе действительно постреливали, причем во многих местах разом. Иногда в каком-нибудь месте стрельба ненадолго стихала, потом возобновлялась с удвоенной силой.
– Охрана на месте?
– Да охрана-то на месте, а только если толпа на нас полезет…
– А где Боб?
– Не знаю! – Он был близок к истерике. – Кто это с тобой?
– Кто надо! Что сейчас делается у Врат?
– Не знаю!
Толку от него не предвиделось никакого. Пит ни черта не знал и только дрожал, как овечий хвост. Неврастеник. Ну с какой радости толпа ринется громить нашу фирму? Она ведь принадлежит не землянам.
Радио молчало. Я взял да и позвонил маме.
– Жив? – Голос мамы выражал скорее облегчение, чем радость. Я бы очень удивился, начни она причитать и всхлипывать от счастья.
– Да что со мной сделается! Ты-то в безопасности?
– Не беспокойся. Сижу дома, боюсь простуды. – Мама хихикнула. – Держи связь с Рамоном, он скоро будет здесь. До тех пор постарайся не лезть под выстрелы, а то я тебя знаю…
Я тоже себя знал. Выходит, за бетонным забором нашего предприятия будут происходить главные в истории Тверди события – события, которых население нашей колонии ждало без малого триста лет! – а я буду отсиживаться? Противно это. Да тут еще Дженни…
Врата! Твердиане не какие-нибудь звери, но землян не любят давно и искренне. Когда толпу срывает с тормозов – а сейчас именно такой момент, – землянину лучше быть по ту сторону Врат.
Я попытался вызвонить Боба. Безрезультатно. На второй попытке мой телефон попросту умолк – видно, кто-то из Администрации догадался приказать отрубить мобильную связь. Чего и следовало ожидать.
– Оружие есть? – рявкнул я на трясущегося Пита.
– Оружие?.. – Казалось, он не понял сразу. – Какое оружие? Нет у меня никакого оружия! У охраны разве…
– Третий склад открыт?
– Заперт. – Пит судорожно глотал слюну, выпучивал глаза и вид имел такой, будто его вот-вот должны были поволочь на виселицу. – Заперт склад и опечатан…
– Кто приказал?
– Не знаю!.. Какой еще склад? Зачем тебе склад?!
– А ну, брысь с дороги…
Я сам еще не до конца понимал, что собираюсь делать, но знал, что хранится у нас на третьем складе в
