– Да бросьте вы его, Филипп Филимонович! – не выдержал помощник начальника и сам же подал пример, выпустив истязаемого. Будрылин мешком осел на пол. – Сами же видите: бесполезно. Мы ему потом чертей выпишем, когда очухается. Сейчас не бить надо, а думать, что делать! Их благородие уже беспокоятся…
«Их благородием» был жандармский поручик, пока еще не посвященный в суть разыгрывающейся драмы. Посвящать его в тонкости работы с железнодорожными кадрами никому не хотелось.
Свистящее дыхание вырывалось из груди начальника. Однако цвет его лица стал понемногу улучшаться.
– Паровозы под парами?
– Так точно, оба.
– А в одной бригаде некомплект. Как назло – машинист! Будь помощник или кочегар, тогда бы ладно… Где взять машиниста? Думайте.
– Может быть, снять с «кукушки» Шишова? Он у нас непьющий.
– Скажете тоже! Ему уж лет восемьдесят. На «Змее-Горыныче» никогда не ездил. И кто «кукушку» мне гонять будет?
– Да, верно. А Мендельсон?
– Молоко на губах не обсохло. Потом, так я и доверил какому-то Мендельсону везти великого князя! И «Змея-Горыныча» он тоже не знает.
– Так Каменюкин знает! Что с того, что он только помощник? Он толковый. Пусть ведет паровоз. А Мендельсона к нему машинистом… для виду. Пускай прокатится. Не Литерный-бис поведет, разумеется, а просто Литерный.
Начальник станции утер пятерней обильный пот.
– Уф! – выдохнул, как кит. – Кажется, только это нам и остается. Ну, если обойдется – сотенную на храм пожертвую, вот крест! Нет, стойте… Мендельсон же нынче домой отпущен!
– Можно послать за ним, он недалеко живет.
– Поздно! – От досады начальник станции схватился за жидкие волосы на своем затылке, подергал аккуратно. – А впрочем, посылайте, да чтоб мигом! Одна нога здесь, другая там… Живо!
Оставшись в служебном помещении наедине с мертвецким Будрылиным, начальник станции пнул храпящее тело ногой и помянул черта. Первым надо было выпускать на перегон Литерный, а Литерный-бис – следом. Но как прикажете это сделать? Трезвая бригада – это для поезда великого князя, тут и разговоров быть не может. Выпустить Литерный, ведомый одним помощником без машиниста? Каменюкин, без сомнения, справится, но на машиниста он еще не аттестован. Узнают – сгноят. Значит, надо ждать Мендельсона. И нет времени. Задержать отправку обоих рейсов? Нет, только не это. Стало быть, остается одно: первым отправить Литерный-бис с великим князем и его свитой, а за ним уже Литерный. Для этого – загнать Литерный в тупик якобы по ошибке. Тоже, конечно, по головке не погладят, но и не взгреют, надо полагать, слишком-то сильно…
Начальник станции вновь вздохнул по-китовьи. Решение было найдено.
Он не знал того, что подполковник Огуречников иногда отдавал приказ: на таком-то перегоне Литерному-бис проскочить вперед. Но не в этот раз. Не знал он и того, что пьяный негодяй Будрылин только что спас великого князя от вероятной гибели. За что на месяц будет переведен в кочегары и, озлобившись от вопиющей несправедливости, начнет втихомолку почитывать брошюры Клары Мракс.
– Лучше места не сыскать, – сказал Битюг, указывая толстой, как полено, ручищей на насыпь. – И высоко, и спуск, и поворот. Сковырнется как миленький.
– Мост был бы лучше, – задумчиво проговорил Ворон, жуя травинку.
– Лучше-то лучше, только это еще как посмотреть, – не согласился Битюг. – На мосту охрана, стало быть, без стрельбы не обойтись. От моста далеко не уйдешь ни по земле, ни по воде – перебьют нас, а то и сцапают. Место открытое. А тут любо-дорого: сделали дело – и мотаем в тайгу. Тайга – она завсегда укроет. Ищи сто лет, не найдешь. На заимке отсидимся. Спрячем ружьишки, шурфов еще накопаем вдобавок к тем, что уже есть. Старатели мы, работаем артельно, бумага с печатью имеется, вот и весь сказ. Ежели и найдут нас, так нипочем не дознаются.
Ворон поднял бровь, но ничего не сказал. Три человека уже лезли на насыпь. Осмотревшись, скатились вниз. Ворон тихонько свистнул, и боевая группа рассредоточилась в кустарнике. Ждать оставалось недолго.
Сначала, как обычно, пойдет дрезина с несколькими солдатами. Спустя полчаса или меньше – первый поезд, Литерный. Его трогать не надо, и мину следует закладывать, лишь когда он пройдет. Затем придется действовать быстро. В запасе минут десять-пятнадцать, вряд ли больше.
В общем-то вполне достаточно, ребята умелые.
Ждать пришлось не больше часа. Из-за сопки показалась дрезина. Она двигалась с разболтанным лязгом и скрипом, но довольно быстро. Четверо солдат качались на ней туда-сюда, как заведенные. В маленьком прицепчике позади сидели еще четверо – мордами друг к другу. Окрестный ландшафт был им нелюбопытен. Хоть встань в кустарнике во весь рост – вряд ли заметят.
Битюг кряхтел за кустом – испражнялся перед делом. Это давно вошло у него в привычку и служило предметом беззлобных шуток. Все знали, что Битюг – боец умелый и редкостно бесстрашный. Странно даже было, что он еще жив – с его-то революционной биографией. А что до кишечника, то это вещь, рассудку не подчиненная. Революционер должен иметь твердое сердце, а о кишечнике нигде ничего не сказано.
Сдвинув на лоб картуз, Ворон лежал на спине, жевал травинку. Сейчас в нем трудно было узнать барона Герца, хорошо известного полиции и жандармерии. Бароном он никогда не был, «барон» был использованной маской, одной из многих. Следующей маской станет либо присяжный поверенный Илларион Аркадьевич Соснин, либо священник Нафанаил, там будет видно.
Он забыл, когда мог позволить себе роскошь побыть хоть немного самим собой. Сначала это мучило, потом нравилось, теперь стало безразлично. Боевая группа знала своего лидера как Ворона – и этого было достаточно.
За сопкой издал свист паровоз. Ворон лопатками чувствовал легкое содрогание почвы. Вскоре слух уловил пыхтящие движения поршней и долгий противный скрип колесных реборд, какой бывает, когда поезд проходит крутой поворот.
Чуть приподнявшись, Ворон раздвинул ветки куста. Что-то в проходящем поезде показалось ему странным, но что именно – он сразу не понял. А когда осознал, было уже поздно что-либо предпринять. Хоть землю грызи, хоть вой по-волчьи.
Мимо шел не Литерный. Мимо проходил Литерный-бис с великим князем!
Невозможно спутать. В Литерном, набитом самой разношерстной публикой, среди бела дня просто не могло быть нескольких вагонов с занавешенными окнами, а в незанавешенных не мелькало бы столько людей в синей и защитной форме. Литерный был на два вагона длиннее.
Ни выть, ни грызть землю Ворон не стал. Подавить вспыхнувшее было бешенство – одна секунда. Далее заработала холодная мысль.
Уйти не солоно хлебавши?
Ну уж нет.
Похоже, группа ничего не поняла. Тем лучше. Правду о неудавшемся покушении на царского сыночка они узнают потом. А пока – за отсутствием главной цели сойдет и второстепенная.
Литерный. Полный толстосумов, мироедов, бездельников, попов и раззолоченных шлюх. Ворон знал, сколько каждый из этой накипи отвалил за удовольствие прокатиться в числе первых по Транссибу. Правда, в поезде ехали и так называемые «наиболее отличившиеся мастеровые»… рабочая аристократия, лизоблюды, благодарные за свое рабство рабы…
Их было не жаль. Другое дело – вся печать от ультрамонархической до либеральной поднимет вой. Правительственные меры не заставят себя ждать. Партии придется туго. А, тем лучше! Быть может, тогда удастся согнать кое-кого из зажравшихся вождей с просиженных кресел, обновить ЦК и наконец-то превратить партию из амебы в единый боевой отряд, спаянный железной дисциплиной… Тот не борец, кто не может извлечь пользу из неудачи.
Итак. План остается в силе. За одним исключением: нет нужды добивать уцелевших и разыскивать царского сынка там, где его нет. Сразу после взрыва – команда на немедленный отход.
