самовнушения.
Почему именно мне везет на черные корабли? Везение – странная вещь. Оно любит тех, кто на него никак не рассчитывает. Полоща в речке белье, крестьянка находит крупный алмаз, причем в местности, уже обследованной геологами и признанной бесперспективной. Озверевшие от жадности и непосильного труда золотоискатели целый год моют песок и намывают, только чтобы не помереть с голоду до следующего сезона, а какой-нибудь разгильдяй-турист находит поблизости золотой самородок размером с лошадиную голову. Один всю жизнь покупает лотерейные билеты, вопреки статистике веря в удачу, и не выигрывает ничего, а другой, абсолютно не веря в успех, раз в жизни берет билет ради смеха – и становится обладателем главного выигрыша. Никак это не просчитаешь. Вот я – везучий, но разве я знаю почему?
Однако факт есть факт: дважды Вилли отправлял меня на иные планеты, и дважды я видел там черные корабли. О чем это может говорить?
О многом. Но едва я начал нанизывать на цепочку логические выводы, как отпущенное мне время кончилось – два здоровенных лба вломились в мою одиночную камеру и потащили меня на допрос. Они были очень плохо воспитаны, да и следователь тоже, так что во время допроса мне не удалось подумать о черных кораблях, а в моей везучести я здорово усомнился.
Значит, опять играй экспромтом и доверься чутью. Ох…
– Ты видел черный корабль? – прямо спросил Вилли, глядя на меня в упор.
– Когда? – простодушно хлопая глазами, спросил я.
– На Китигае. Попытайся вспомнить.
Я наморщил лоб, насколько позволили пластыри.
– Э-э… нет. Точно, нет. Там небо чистое, видно далеко. Я бы заметил, если бы только смотрел в ту сторону.
– А…
– А ночью темно.
– Я не о том, – хмыкнул Вилли. – Есть сообщение: примерно там, где был ты, и в то же самое время на Китигае видели черный корабль.
– Нельзя ли поточнее? Когда именно?
– Позавчера. Поздним вечером. Как раз когда ты прорывался во Врата или, возможно, чуть раньше.
Я только развел руками.
– Я не видел. Не знаю, чье это было сообщение. Может, с перепоя кому-то померещилось. Вообще-то я занимался там Петровым, а он вовсе не черный и на корабль не похож…
– Ладно, – с виду легко согласился Вилли. – Не видел, значит, не видел. А на Архее – тоже не видел?
– Там был туман, – напомнил я. – Я в нем подштанники свои высматривал, а не черные корабли.
Вилли неспешно сделал глоток из бокала. Почмокал, закатил глаза.
– Но ведь ты докладывал, что поднялся выше уровня тумана…
– Верно.
– И даже там не заметил ничего интересного?
– Заметил бы – доложил.
Я ощутил частые удары сердца, пульс отдавал в висок. К чему клонит Вилли? Это проверка? Мне подставили муляжи черных кораблей – уж не знаю, как их сфабриковали, – и проверяют меня на лояльность? Если так, то я не прошел проверку и меня не ждет ничего хорошего. Ха! Да разве я боюсь смерти? Боли – да, боюсь, а смерти – нет. Я много чего повидал. Нет в мире ничего такого, за что стоило бы держаться руками, ногами и зубами, а уж я-то для этого мира – атом ничтожный. Сдохну – никто и не заметит. А сердце колотится… Вспотеть еще не хватало. Организм почуял опасность, гонит гормоны в кровь. Примитивная он в общем система, и глупые его инстинкты мы сейчас подавим…
Жаль только, что одного я в моей жизни не выяснил: есть ли смысл в нашем шевелении, а если да, то какой? Скорее всего, конечно, нет его. Прыгают людишки с планеты на планету как блохи, прочесывают незнакомые миры, а потом начинают их причесывать, адаптируя под себя. А кое-где адаптируют себя под мир. Для кого-то принципиальная разница – для меня нет. Зачем все это? Предположим, каждая тварь хочет жить и преуспеть, но человеку как-то стыдно равняться с тварью… Или в самый раз? Опять-таки поступки отдельного человека могут быть разумными, но действия стай, племен, стран, народов – уже вряд ли. Всего человечества – тем более. На что ему эти планеты – чтобы слаще елось и пилось, да не везде, а лишь в немногих местах? Хватило дерзости расселиться по Галактике, а чего ради? Чтобы подлецы по- прежнему верховодили толпами дурачья? Чтобы, продвинувшись на ничтожный шажок, бить себя в гулкую грудь: вот, мол, мы какие! Везде воткнем свой флаг, все перевернем-переделаем! И внешними победами успешно замаскируем свой страх перед задачей переделать самих себя хоть чуточку… Можем ведь. Задача решаемая. Но не решимся: страшно. Будем вечно делать вид, что никому это не нужно, воспевать человека таким, каков он есть, и ставить перед собой текущие цели, вместо того чтобы задуматься о смысле…
Умереть, ничего не узнав и не поняв, – вот что досадно. А если он все-таки есть, высший смысл, тогда что? Прикажете уверовать в загробную жизнь, чтобы там, имея перед собой вечность, неспешно во всем разобраться и ответить себе на все вопросы, не дергаясь насчет этого при жизни?
Не верю я в посмертное существование, вот в чем моя проблема. Помру – превращусь в химические элементы, которым еще предстоит долгая и по-своему интересная история, но меня-то не будет! Человек, как давно известно, информационная система, а информация, как было доказано еще раньше, не подчиняется законам сохранения.
Если нет никакого высшего смысла, тогда еще ладно. Но если он существует, то помирать, не поняв его, все-таки немного обидно.
Именно немного – потому что я тоже всего-навсего человек. Не высшее существо. Высших я не встречал.
Словом, я успешно подавил древние инстинкты и не вспотел. А Вилли не спешил нанести удар. Вертел в руке бокал с остатками глисса на донышке и выглядел так, будто решал задачу: сразу налить еще или сперва допить эти остатки?
– Варлам Гергай послал тебя на Прииск, резонно предполагая, что разведка метрополии проявит к тебе интерес и попытается завербовать, – заговорил он наконец. – Тут он не ошибся. В дальнейшем он рассчитывал на твою работу в качестве двойного агента. Как минимум ты должен был держать его в курсе работ по «темпо». Как максимум – включиться в программу «Клякса» – это очень серьезное направление работы земной разведки, чтоб ты знал, – и попытаться добыть сведения, жизненно важные для Тверди, а точнее, для Варлама Гергая. Сделай любезность, не перебивай… Ты сейчас начнешь убеждать меня в чем- то, а я не люблю, когда мне врут, водится за мной, представь себе, такая странность… Короче говоря, если бы твоему отцу удалось вступить в контакт с цивилизацией, породившей черные корабли, и притом сделать это раньше землян, его счастью не было бы предела. Я прав?
Что я мог ему ответить?
– Почему ты молчишь? – спросил Вилли. – Ты ведь этого не хочешь. Ты же не веришь в то, что твой отец сумеет разумно распорядиться свалившимся с неба могуществом. Это страшная сила. Ты уже и сам сделал вывод, что только цивилизация, породившая черные корабли, могла уничтожить Марцию. Больше просто некому. К такому могуществу нельзя подпускать ни отдельного человека, ни отдельное правительство, ни даже все человечество чохом. Почему же, позволь спросить, ты не доложил мне о том, что за последнее время дважды – на Архее и на Китигае – видел черные корабли? Именно поэтому?
– Я их не видел, – упрямо повторил я.
– Ты их видел. На Китигае, возможно, и нет, хотя я думаю, что да, а на Архее – видел однозначно. Запирательство бесполезно, как говорят в таких случаях. Можешь говорить, это помещение не прослушивается, и я не записываю наш разговор… Молчишь? Ладно, молчи. Скажу я. Я знаю, что ты точно видел черный корабль в небе Археи, потому что я видел в тот момент тебя. Мне нравится, что ты спокоен… Не надо дергаться. С твоей стороны наивно было бы думать, что за тобой не наблюдали. Я и наблюдал, после чего послал моему руководству, санкционировавшему твое испытание, подробный отчет. Там все шито-крыто. О том, что на Архее появлялся черный корабль, и о том, что ты его видел, знают только два человека: ты и я. Мне даже известно, какие слова ты говорил в тот момент. Воспроизвести? Вижу, не надо…
