Отец дернул углом рта.
– Только если кто-нибудь из круга посвященных не спасся…
– Вероятность мала, – возразил я. – Согласен?
Он счел полезным напомнить мне, что и малую вероятность в нашем деле нельзя сбрасывать со счетов. К старости многие люди становятся до отвращения дидактичными, им кажется, что они приносят миру бездну пользы, изрекая банальности. Жаль, что старость начала наваливаться на отца так скоро. А каков был!.. Варлам Гергай, один из лидеров Сопротивления, бесстрашный боец и умный тактик, сумевший превратить поражение в победу, первый всенародно избранный президент Тверди…
Теперь это осталось в прошлом. Мой отец мечтал, чтобы народ Тверди жил в соответствии с его идеалами, а народ просто хотел жить по-человечески. Лозунги – плохая замена хлебу. Варламу Гергаю не простили голода, коррупции, беспорядков. Потери территории, когда Северный материк отделился и заключил с Землей собственный договор, ему тем более не простили. Он пытался договориться с Марцией о поставке новой партии «темпо» для подавления сепаратизма – и получил категорический отказ. Всенародного президента могли бы и прихлопнуть, не дожидаясь, пока он сам упадет, но как-то обошлось. Смешнее всего было то, что народ бурно приветствовал Савелия Игнатюка, ожидая, что при нем все пойдет иначе. Как именно иначе – это еще могли приблизительно объяснить многие. Почему все должно пойти иначе – не знал никто, да и вряд ли кто-нибудь задавал себе этот вопрос. Неужели только из-за новых людей во власти? В какой власти? Самый могущественный человек на Тверди – отнюдь не президент, а Майлз Залесски. Я знал, что этот розовый старичок еще жив, бодр и по-прежнему управляет промышленной империей, а его сынок Боб, мой студенческий приятель, помогает отцу как толковый, почтительный и вполне лояльный наследник, ничуть не рвущийся вступить раньше времени в права наследства. Повезло старику Майлзу с сынишкой.
Зато моему отцу не повезло с мечтой.
Он еще хорохорился, еще не верил, что навсегда вычеркнут из влияния на какие бы то ни было события. Он еще готовился к новому прыжку и решающим боям, а был отработанным материалом, стреляной гильзой. Мне было жаль его.
– Плохой расклад, – сказал он. – Простой расклад. Всегда худо, когда расклад прост, тут особо не поманеврируешь. Нам очень нужны сведения о черных кораблях. Чьи они? Корабли ли они вообще, а если не корабли, то что? А если корабли, то чьи? Сейчас Земля вновь стала главной силой в Галактике. Пусть пока все тихо, но перспектива мне не нравится. Нет противовеса.
Да, подумал я, очень хорошим противовесом была Марция! Забыл преподанный тебе наглядный урок? Марция сколачивала Лигу Свободных Миров, где только она одна была свободна. Остальных она гнула так, что куда там неповоротливым миндальничающим землянам!
Потому что кое в чем она была сильнее Земли. Что же с нами будет, если мы вступим в контакт с цивилизацией, породившей черные корабли? Отдадимся под покровительство тех, кто сильнее землян? Опять?
– Надо во что бы то ни стало сохранить Лигу, – сказал отец. – Обязательно. Без Марции она стала скорее декоративным образованием. Сейчас Земля понемногу начнет прибирать Лигу к рукам, и вот тебе мой прогноз: у нее это получится. На какое-то время, надеюсь, недолгое. Потом начнется второй раунд драки, и в гонг ударим мы. Лиге нужен новый лидер.
– Твердь? – не удержавшись, съязвил я.
– Твердь. Только гораздо более могущественная, чем ныне. Благодаря либо «темпо», либо черным кораблям.
Господи, да он был не в своем уме!
– «Темпо» потеряны, – осторожно понизив голос, сказал я. – Их ведь можно было культивировать только на Марции. О пресловутых черных кораблях как никто ничего толком не знал, так и не знает. Наверняка эту тему копают и земляне, да только вряд ли что-нибудь выкопали. Будь иначе, все отделившиеся колонии почувствовали бы это, и мы не в последнюю очередь. Либо задачка оказалась землянам не по зубам, либо пресловутый ребус-фактор совершенно бесполезен. В смысле, можно знать, но нельзя применить.
– Уверен? – спросил меня Варлам.
– Да. Почти да.
– «Почти» – отвратительное слово, – поморщился он. – Значит, ты не уверен до конца. Ну и правильно, не дурак же ты. Что это такое – черные корабли? Мы должны это знать. Мы должны узнать это раньше других.
Я пожал плечами. Приходилось говорить банальности.
– Версию об оптической иллюзии нельзя рассматривать всерьез, – сказал я. – Оптические иллюзии не защищаются, уничтожая тех, кто напал. Следовательно, приходится признать, что черные корабли материальны, и тут возможны только две гипотезы. Первая: мы имеем дело с нечеловеческой цивилизацией. Вторая: хозяева черных кораблей все-таки люди. Это маловероятно, но теоретически возможно. Рванула же Марция вперед при помощи «темпо». Если какая-то другая группа людей, скажем, население какой-нибудь колонии, начала раньше или если оказавшиеся в их распоряжении средства обладали большей эффективностью, то… все возможно. Чисто теоретически, конечно. Жаль, что это трудно проверить.
– На Марции у тебя не было доступа к секретным архивам?
– Кое-какую информацию удалось добыть через агентов, но результата – ноль. Если в каких-то архивах и хранятся сведения об истоках цивилизации хозяев черных кораблей, то уж точно не в марцианских.
– В земных?
– Конечно. С них бы я и начал, если бы мог.
– Сможешь.
Мне показалось, что я ослышался. Но по тому, как отец держал паузу, я понял, что ослышки нет и что он говорит серьезно.
По-видимому, он собирался дать мне какое-то задание. Не попросить, как отец может просить сына, а именно приказать. Мне! Как будто для политического трупа, каковым он является, еще ничего не было кончено. Можно подумать, я был обязан выполнять его распоряжения!
Хотя, если взглянуть на это с другой стороны… чем еще мне заниматься?
Но – как? Та сеть, что я сплел на Марции, перестала существовать вместе с марцианской цивилизацией. Может быть, уже сплетена новая сеть – на Земле – и мне остается только подключиться к работе под каким-нибудь прикрытием?
– «Темпо» тебя больше не интересуют? – спросил я.
– Еще как интересуют… Ты еще можешь ускориться?
– Не знаю.
– Лови!
Он швырнул в меня скомканной салфеткой. Комок попал мне в грудь. Я промахнулся, пытаясь поймать его на лету.
Так бывает со всеми, кто возвращается к нормальному ритму после долгого пребывания в темпированном состоянии. Человек все еще воображает, что он может запросто поймать эту самую салфетку несколько раз, пока она летит, но летит-то она теперь втрое-вчетверо быстрее, чем раньше! Точнее, человек теперь реагирует втрое-вчетверо медленнее, но поправка сути не меняет – что в лоб, что по лбу.
– Понятно, – сказал Варлам. – А теперь ускорься.
– Не хочется.
– Неужели и для меня не попробуешь?
Я попробовал. Мне пришлось взвинтить себя, а для этого лучше всего как следует разозлиться на что- нибудь или на кого-нибудь. Злиться я всегда умел, но этого не потребовалось. Я просто вспомнил то, что творилось на Марции в ее последние часы.
Через три минуты независимого времени я вернулся в нормальный ритм. На большее меня не хватило. Я чувствовал себя вымотанным, как после двадцатикилометрового марш-броска с полной выкладкой. Зато голова стала совсем ясной, а от алкоголя в крови, наверное, не осталось и следа.
