— Почему это? — возмутилась Рыска. — Давай хоть жребий кинем!
Парень презрительно свистнул — нашла дурачка, видунья! — накинул веревку на пень, подергал, проверяя, и, не дав девушке возразить, начал спускаться, быстро исчезнув в темноте и тумане.
Такка снова взревела, и веревка почти сразу же обвисла: то ли Жар от испуга разжал руки, то ли как раз достиг дна.
— Эй! Эге-е-ей!
Друг не отзывался.
Рыска лихорадочно полезла через край. Спускаться оказалось не так уж сложно, веревка служила скорее поручнем, чем единственной опорой. Быстро перебирая по ней руками, девушка сбежала по склону — и врезалась спиной в Жара, не сделавшего, оказывается, и шага в сторону. Он даже конец веревки продолжал сжимать, указывая куда-то пальцем и нервно, всем телом, хихикая. Рыска повернулась — и наконец увидела такку.
Деревянные опоры каменоломни сгнили вместе с буреломом, и изгрызенная кирками скала казалась делом зубов огромной крысы, а штольни — ее норами. В одном месте холм не выдержал и треснул, как переспелая слива, узкая расщелина доходила почти до самого верха, внизу будучи не шире трех шагов.
Там-то такка и стояла, угрожающе наклонив рогатую голову, а вокруг плясали волки. Напасть со всех сторон, как стая обычно охотилась, они не могли: в щели едва хватало места для самой осажденной. На земле уже валялся, вытянувшись в струнку, серый окоченевший труп, подрасклеванный воронами. Еще один волк хромал, то и дело присаживаясь, чтоб полизать больную лапу.
Этой ночью хищники вели себя осторожнее, делали короткие выпады и отскакивали, пытаясь выманить такку из убежища. Но та лишь упрямо мотала башкой и рыла землю копытами.
— Уа-а-а! — свирепо взревела она на очередную атаку волков, и расщелина завыла, запела, заголосила вместе с ней, многократно усиливая и искажая звук. Потом пленница заметила девушку, радостно подалась вперед, и по оврагу раскатилось более привычное: — Му-у-у-у!
Волки тут же кинулись на Рыжуху. Трое повисли на ногах, четвертый вскочил на холку, а хромой заметался рядом, выискивая, куда впиться.
— Они же ее сейчас задерут! — охнула Рыска, дергая Жара за рукав и тем выводя из оцепенения. — Что делать?!
— Орать на них, они громкого голоса боятся! — Парня несколько раз посылали подпаском на луга, и Жар знал, что при появлении рассвирепевшего пастуха волки мигом оставляют скот в покое и кидаются врассыпную. Правда, пастухом тогда был чернобородый батрак, от которого и медведю не зазорно сделать лапы… — А ну пшли вон, голодранцы! Это наша корова!
— Кыш, кыш! — присоединилась к нему Рыска.
Волки отцепились и поглядели на них как на больных. Даже стыдно стало. Но выбора не было!
— У-у-у! — наступал на хищников Жар, для пущей острастки быстро вращая над головой орешину. Та со свистом резала воздух, свежие сломы на концах слились в тонкий белый круг.
— И-и-и! — вторила Рыска, так беспорядочно махая палкой, что пару раз огрела сама себя. Корова тоже выскочила из расщелины, шумно пыхтя, хлеща хвостом и взбрыкивая, словно вместо вымени у нее между ног болталось кое-что помужественнее.
Волки попятились, ворча и огрызаясь. Может, они бы и напали на людей, если б были поголодней, помногочисленней и постарше, — но от осенней облавы уцелело всего шесть штук, а единственному матерому корова вчера проломила череп. Так что второй раз за ночь добыча оказалась им не по зубам.
Убедившись, что звери отступились, Жар вернулся к расщелине. Наклонился, присмотрелся. На поросшем лишайником граните лежал белый, обкрошившийся по краям коровий череп и несколько огрызков крупных костей.
— Вот они, предыдущие такки, — с горечью сказал он. — А сколько народу из-за них волкам скормили!
Коровы в веске и на хуторе пропадали чуть ли не каждый год. Особенно в войну, когда потерявшие всадника, обезумевшие от ран или вида битвы животные мчались куда глаза глядят и срывались в овраг. Одни погибали на месте, другим «посчастливилось» добраться до расщелины — а волков в те годы мно-о- ого расплодилось! — и продержаться еще несколько дней, устрашая округу.
Рыжуха, немного успокоившись, благодарно ткнулась Рыске в плечо, и девушка поймала ее за уздечку. Ноги и круп коровы были искусаны и расписаны бурыми потеками, на хвосте не хватало кисточки.
— Как же нам тебя отсюда вытащить? — озадаченно спросила девушка, глядя на далекий черный край оврага.
— Да ну ее, дуру рогатую, — сердито сказал Жар, чувствуя одновременно громадное облегчение и злость на всех подряд: и на себя, труса, храбрее которого оказалась даже маленькая робкая Рыска, и на глупых весчан-хуторчан. — Пусть Сурок сам за ней идет.
— А вдруг ее волки до утра съедят?!
— Вот и отлично, будет хозяин знать, как живых людей в жертву приносить!
— Но корова-то в чем виновата? — возмутилась Рыска. — Она ведь тоже живая! Давай пройдемся по дну, поищем выход.
— Ладно, — нехотя согласился Жар. Идти в обратную сторону было бессмысленно, там овраг нигде не мельчал настолько, чтобы корова смогла выскочить. Друзья завернули за утес, но стоило им пройти каменоломню, как под ногами все сильнее захлюпало, а потом и зачавкало. Парочка самых настойчивых волков кралась следом, притворяясь ветошью, когда кто-нибудь из людей оборачивался.
Еще через пару щепок компания уткнулась в глубокую лужу, заросшую тростниками выше пояса. На сколько она простиралась вдаль и вглубь, оставалось лишь гадать.
Здесь овражный склон был более пологим и травянистым, человек на четвереньках взберется. Но корова?
Друзья посовещались, и Жар полез наверх, хватаясь за пучки травы и редкие кустики. Рыска осталась ждать, гладя Рыжуху. Корова и рука одинаково дрожали.
Примерно через лучину к их ногам упал конец отвязанной от пня веревки. Рыска тщательно, в несколько оборотов и узлов, закрепила ее на коровьих рогах.
— Готово! — крикнула девушка.
Веревка натянулась. Рыска обежала корову и подперла ее плечом под зад. Рыжуха жалобно замычала и неохотно поставила одну ногу на склон.
— Давай, милая! — Девушка усилила нажим, вынуждая корову переступить еще раз.
— У-у-у! — запротестовала та, подозревая, что ее спутали с мухой.
— Влупи ей хворостиной! — цинично посоветовал Жар сверху.
— Чтоб она меня брыкнула?!
— А ты длинную возьми!
Но тут Рыжуха, покорившись судьбе, редкими шажками двинулась с места. Рыска то подпихивала корову, то цеплялась за нее. Хорошо, что Жар сообразил обернуть веревку вокруг дерева, сделав из него стопор. Иначе парень улетел бы с обрыва, стоило Рыжухе поскользнуться. Сама Рыска пару раз скатывалась вниз на несколько шагов, но тут же упрямо лезла обратно. У оставленного подножия рядком сидели волки, решив за неимением хлеба удовольствоваться зрелищами.
Рыске уже начало казаться, что эта круча никогда не кончится и они топчутся на одном месте, когда коровий крестец ушел из-под рук — передние копыта наконец-то встали на ровную землю, и Рыжуха поспешила выбраться из оврага целиком. Рыска упала носом в мох и медленно заскользила вниз, не веря, что им это удалось.
— Счастье еще, что она не дойная, а скаковая, — попыхтел Жар, утирая пот. — Они, заразы, проходючие… говорят, на них даже по горам ездят, натаскивают по уступам карабкаться.
Рыжуха поглядела на него с невыразимой тоской. Она-то была уверена, что ее жизнь всегда будет проходить в теплом хлеву и на ровной зеленой лужайке.
— Эй, Рыска! — спохватился парень. — Ты где?!
— Ага, — устало отозвалась девушка, ящерицей вползая на край. — То есть тут. А мы где?
Отдышавшись, друзья с изумлением обнаружили, что прошли оврагами лес почти насквозь, впереди уже светилась опушка. Местность за ней была незнакомая, так глубоко в чащу Жар с Рыской никогда не
