ранку и обрамляющую ее шишку.
– Эй, ты что делаешь?! – спустя минуту взвыл парень, отшатываясь. – Больно же!
– Конечно, больно. Но пусть лучше минутку поболит, чем месяц ныть будет.
Джай отпустил еще несколько крепких словечек, но все-таки придвинулся обратно. Боль вернулась, однако терпеть ее, зная о скором избавлении, было гораздо легче.
– Хэй, – заинтересовался ЭрТар, любуясь страдальческими гримасами белобрысого, – а воскрешать ты умеешь? Как Архайн тебя?
Руки жреца дрогнули, и обережник, не сдержавшись, тихонько заскулил.
– Извини. – Сосредоточиться заново стоило Бренту немалых усилий. – Нет. Этого никто не умеет.
– А как же…
– Все. – Жрец напутственно шлепнул Джая по макушке. Тот с бурчанием втянул голову в плечи и подозрительно ее потрогал. Шишка была на месте, рана превратилась в зудящий рубчик. – С йеровым «воскрешением» жить тебе вряд ли захочется.
– Почему?
Брент решил, что проще будет показать. На сей раз жрец копался в семенах недолго, а проклюнувшийся росток был бирюзового цвета. Вверх он не потянулся, сразу начал сплетать причудливый, одетый синей листвой кокон размером с пол-ладони. Когда его оболочка разгладилась и затвердела, Брент осторожно надорвал ее посередине.
– Иггр тебя раздери, что это?! – Джай шарахнулся назад, как увидевшая мышь девица. Он и так терпеть не мог змей, а у выползшей из камалейной шелухи гадины вдобавок были лапки! Небось чтобы догонять удобнее было!
– Ящерица. – Жрец протянул тварюшке палец, и та с достоинством на него взобралась. Длинный хвост изящно свесился вниз, перед остренькой мордочкой часто мелькал раздвоенный язычок. – Не бойся, она совершенно безобидная. Лет сто назад их было видимо-невидимо, да и в мое время еще иногда встречались. А вы ее впервые видите?
Обережник изумленно кивнул.
– Мне пару раз попадались похожие рисунки на скалах, – припомнил ЭрТар. – Но я думал, что это ребенок пытался изобразить ящерка.
– Ящерицы любили греться на камнях, – задумчиво сообщил жрец. – Увековечить их там было вполне логично.
Джай, набравшись смелости, потрогал узорную спинку твари, одновременно гладкую и шершавую.
– Ты ее создал?!
– Только тело. – Брент медленно повернул кисть, любуясь переползающей на ладонь ящеркой. – Душа пришла сама.
– От Темного удрала, или Светлый отпустил? – не понял обережник.
– Просто пришла. В Летописи Предвечной нет ни слова о божественных чертогах и темницах. Возможно, где-то рядом засох цветок или съеденная нами щука решила пожить на суше. – Брент опустил руку к земле, и ящерица кинулась наутек, забавно извиваясь всем телом. – Я не знаю, чья именно душа заполнила эту оболочку. Я даже не могу предсказать, что у меня получится, если я воззову еще раз, – птица, рыба, зверь? Бабочка или росток дуба? Привратница сама решает, кому дать шанс на возвращение. Потому-то целенаправленное воскрешение и невозможно.
– А как же это удается Архайну? – ЭрТар с надеждой пошевелил травяной пук, в котором скрылась тварюшка, но та как сквозь землю провалилась.
– Он убил меня. – Брент подбросил семена на ладони, и горец, наконец, увидел, куда жрец их прячет: камалейки просто всосались в кожу, растворились под ней. – И привязал отлетающую душу к кристаллу, поделке дхэров. Когда я умираю, то снова возвращаюсь в него, и только от йеровой прихоти зависит, оставить меня в небытии на год или тут же возродить снова.
– И ты ничего не можешь сделать?
– Нет. Я принадлежу Архайну больше, чем раб. Того хотя бы смерть освобождает. – Мужчина сосредоточенно, словно надеясь отвлечься от воспоминаний, сгреб тлеющие угли в кучку и опрокинул над ней флягу.
Слушателям его откровение тоже не доставило удовольствия.
– И что, все жрецы вот так, с семенами, умеют? – дрогнувшим голосом уточнил Джай.
– Все, отмеченные Привратницей. И она сама.
– И Приближенные, да?
– Частично. Йеры не ладят с «тварями», и истинное перерождение камалейника им недоступно. Они могут создавать лишь подобия тел, которые существуют несколько дней, от силы полтора семерика, а затем рассыпаются прахом.
Когда парни осознали, что он имеет в виду, им стало совсем нехорошо.
– Но сейчас… ты в порядке, э? – осторожно поинтересовался горец.
Брент неопределенно пожал плечами:
– Трудно сказать. Я помню все, что происходило со мной до первой смерти – и между последующими, чувствую голод, боль и усталость. Вроде бы ничем не отличаюсь от обыкновенного человека.
– И сколько тебе… еще…
– Дня три. Поэтому не стоит тратить время на пустую болтовню.
Жрец встал, и кабан послушно похлюпал к нему по мелководью. Зловредная скотина успела вываляться в тине по самые уши, но ЭрТар этого даже не заметил.
Точнее, не сразу заметил. А уж тогда его заковыристые ругательства изрядно разрядили обстановку.
Яшерки беспокоились, посвистывали и топтались в оглоблях, не желая опускаться на передние лапы, хотя раньше вовсю пользовались остановками, чтобы пощипать дикоцветной травки.
– Ну чего ты, серый? – Хруск гладил бегуна по крутой шее, безуспешно пытаясь успокоить. – Что тебе не нравится?
– Моруны. – Йер брезгливо пнул землю носком сапога. – Двое… нет, трое.
У Архайна не было сомнений, откуда взялся этот «клад». Чуть подальше он нашел валяющуюся в траве стрелку, а там, где сейчас стоял йер, смятую траву покрывала бурая кровяная корка. Обережники у иггроселецких ворот, при виде Приближенного затрясшиеся наподобие осиновой рощи (слухи разбежались по городишку бойчее крыс), живо припомнили двух парней, горца и белобрысого, прошедших мимо них примерно в середине леволуния. От страха мужики даже проговорились о трех местных головорезах, сунувших обережи мзду за молчание и погнавшихся за теми двумя. В город никто из них не вернулся…
– Раскопаем? – воодушевился обережник. Найти моруний схрон до вылупления – небывалая удача, а тут сразу три! Заразы на них еще нет, только белая плесень по коже, которой лучше не касаться: жжется крапивой. Работы же всего ничего: они обычно под самым дерном лежат, фьетами сковырнуть можно. Отволочь в город, стребовать с храмовников положенную мзду…
– Вот еще, – отрезал Архайн. – Пусть иггроселецкие йеры сами своих морунов ловят, а то совсем от безделья одурели, хрен знает чем занимаются.
– Как скажете, господин Приближенный, – покорно согласился старшой. Остальные обережники почтили йеровы слова насупленным молчанием по сгинувшим бусинам. Вот скотина, не дал добрым людям чуток подзаработать!
«Вот скоты», – подумал Архайн, усмиряя своего ящерка грубым тычком под челюсть. «Им лишь бы набить брюхо сегодня, а что завтра по их вине может не быть, их не волнует».
Вернулся отправленный к лесу разведчик.
– Хороших троп нет, даже к опушке не подъехать, – доложил он. – А на ближней полянке кострище, свежее, утреннее, и следы в чащобу ведут.
– Разобрать кладь, – без колебаний распорядился йер. – Старшой, отряди пару человек – пусть отгонят ящерков в Иггросельц и поставят в храмовые стойла. Дальше мы пойдем пешком.
– Но, господин, стоит ли ослаблять отряд… – заикнулся было Хруск.
– Главное их догнать. – Архайн первым начал отбирать необходимые для похода вещи. Не то чтобы он
