пропитает всю почву, а не жалкая чашка, вылитая под корень. Да, на месяц-другой это поможет, но когда земля до самой руды превратится в растрескавшуюся корку, носить воду станет бесполезно… Безвременье слишком затянулось, заводь заилилась и обмелела. Вы родились уже при дхэрах и не догадываетесь, что наш мир умирает. С каждым годом трава на лугах редеет, в ней распускается все меньше цветов, жужжит и стрекочет меньше насекомых. В лесу по весне можно услышать хорошо если двух-трех птиц разом, в то время как еще двадцать лет назад ты не смог бы выделить отдельную трель из сотрясающего воздух хора. Вы вон даже ящериц никогда не видели…
– Тоже мне, горе! – упрямо хорохорился Джай, хотя внутренний голос давно уже предательски поддакивал жрецу. – Да какой от них прок?
– А от тебя? Ты уверен, что у тебя будут внуки? Или хотя бы сыновья? И что они не умрут от голода, когда на их полях, несмотря на все ирны, ничего не взойдет?! – распалился Брент, нарушив свой зарок никому ничего не навязывать.
Положенный на обе лопатки обережник тщетно подыскивал еще какое-нибудь возражение, когда ЭрТар подался вперед и радостно воскликнул:
– Хэй, там что-то светится!
После чего свалился-таки с кабана, и тот, воспользовавшись замешательством Брента, поскорее дал деру.
Глава 19
Высоко-высоко в горах жил очень бедный горец, у которого была всего одна коза и такой ветхий шалаш, что даже усатая одноногая вдова не хотела идти за него замуж.
И вот однажды он не выдержал и отправился за советом к знаменитому мудрецу, который жил еще выше.
– Скажи, великий человек, – вопросил он у мудреца, почтительно склонив голову, – знаешь ли ты, как мне стать богатым и уважаемым?
– Отдай мне свою лучшую козу, и я отвечу тебе, – пообещал тот.
Горец отдал мудрецу свою лучшую козу (благо долго выбирать не пришлось), и тот, погладив длинную седую бороду, изрек:
– Понятия не имею!
И горец, просветленный, удалился на верхушку соседней горы.
И вскоре у него было много-много коз, красавица жена и новый большой дом.
– Думаешь, это она? – шепотом поинтересовался Джай. За раздвинутыми кустами открылась прогалина, заполненная тьмой до макушек деревьев. Не то луг, не то большая поляна, Иггр поймешь. Выходить туда, как завороженным факельным светом мотылькам, было боязно, тьфу, неразумно.
Жрец не ответил. Он не видел смысла гадать, а узнать наверняка можно было, только подкравшись поближе.
Огненный мазок двигался. Очень неспешно и, похоже, по кругу, как будто держащий его человек что-то потерял и теперь пытается отыскать, склонившись над густой травой.
– Ну что там у вас, э? – Горец не пожелал отлеживаться, присоединившись к компании верхом на кошаке.
– Ты зачем поклажу бросил?! – напустился на охотника Джай. Человеку-то хоть «Ау!» можно покричать.
– Тишш найдет, – нетерпеливо отмахнулся ЭрТар. – А вы чего тут мнетесь, э?
– Мы не мнемся, – обиделся обережник, – а изучаем обстановку. – И язвительно добавил: – У вас в горах о таком, поди, и не слыхали?
Охотник пригляделся к блуждающему светляку и от души расхохотался. Неизбалованные городскими огнями горцы видели в темноте едва ли не лучше кошаков.
– А у вас – вот об этом! – И, хлопнув Тишша по загривку, открыто поехал вперед.
Джай и Брент с оглядкой последовали за ним, но предосторожности действительно оказались излишними: на поляне пасся баран салойской, исключительно злонравной породы, легко отличаемой по черным ногам и хвосту. К курчавому загривку животного был привязан светильник, полощущий маленьким, но очень ярким язычком пламени.
Баран тоже заметил незваных гостей, наклонил башку с толстыми витыми рогами и с нарочитым топотом понесся на горца.
– Ннэ, шайе! – строго прикрикнул на него ЭрТар, поднимая руку с воображаемой пастушьей рогулиной. Баран резко сбавил ход, а там и вовсе остановился, исподлобья поглядывая на горца. Горец наклонился и снисходительно почесал его между рогами. – Не ищи приключений на свой шашлык, бяша!
– Ловите его, люди добрые! – донеслось из кустов на противоположном краю поляны, и из них с треском, делающим честь сказочному зверю медведу[41], вывалился человек, отчаянно вопиющий на бегу: – Именем Иггра Двуединого и всеблагого, хватайте это порождение его минутной слабости!
Баран фыркнул и навострился драпать, но горец успел сцапать его за ухо, одним поворотом кисти превратив свирепого зверя в жалобно блеющего агнца.
– Ох! – Добежавший человек так и рухнул на барана, обхватив его поперек спины. Пока чужак пытался отдышаться, вперемешку стеная, ругаясь и вознося хвалу, путники успели хорошенько его рассмотреть. Мужчина средних лет, полноватый, вооруженный легким копьецом на ремне через плечо, но, кажется, вполне безобидный. На нем, как и на Бренте, была мантия, только без капюшона и из простой некрашеной холстины. На лысеющей, коротко остриженной голове выделялась тщательно выбритая полоса от лба к затылку.
Монах, понял Джай. Еще одна дурацкая и бесполезная, но одобренная йерами секта. В нее, как правило, уходили Внимающие, не прошедшие церемонию Приобщения, однако смирившие гордыню и удалившиеся от мира в поисках самосовершенствования. Монастыри исправно платили храмам налоги, за что йеры милостиво признавали монахов своими наместниками, позволяя взимать с селищан деньги за молитвы и проповеди во славу Иггрову. Только проку с них! Вот ирна – это да, сила.
Монах очухался, отвязал светильник и, подняв его, в свою очередь оглядел странную компанию.
– Господин йер! – охнул он, чуть не выпустив барана. – Что вы тут делаете?! Ой, простите, я хотел смиренно поинтересоваться…
– Мы ищем Тварь, брат мой, – устало перебил его Брент, ловя себя на мысли, что не ощущает ни малейшей вины за кощунственное слово. Оно было куда емче, к тому же короче «Привратницы» в два раза.
– О! – Польщенный монах просиял. Обычно йеры относились к неудавшимся коллегам куда высокомернее, не снисходя до братания. – Да пребудет с вами Двуединый в этом священном походе! Но время уже позднее, вы, должно быть, устали и проголодались. Не будет ли назойливостью с моей стороны предложить вам ужин и ночлег в нашей обители?
Парни с надеждой уставились на жреца.
– А где она? – нехотя спросил тот.
– Да вон, за деревьями. – Монах обвязал баранью шею веревкой и наконец смог выпрямиться. – Видите, Иггров знак[42] над макушками виднеется?
Судьба, обреченно подумал Брент. Через пару минут они уткнулись бы в монастырь и так.
– Спасибо, брат, твое гостеприимство пришлось весьма кстати. Мы с удовольствием им воспользуемся.
Монах напыжился еще больше.
– Я – брат Марахан, – представился он. – Старший по монастырскому хозяйству.
Брент назвал себя и повеселевшую «обережь».
– А барана как зовут? – машинально поинтересовался ЭрТар: в горах вожака стада было принято представлять наравне с его хозяином.
– Поганая Скотина! – с чувством сообщил монах, дергая за веревку. – Давай, пошел! Иггр свидетель, когда Тваребог раздавал тварям коварство, предок этого мерзавца подходил дважды! Сегодня он отбился от стада, и без него нам еле удалось собрать овец и загнать их в хлев. Хорошо, что я успел поджечь вечернюю
